Трагедия одиночества. "Нечего больше беречь"

30 ноября покончил с собой еще один несчастный – поэт Сергей Морозов (1946 – 1985). Его судьба показательна как правильность сентенции Хемингуэя: «Все равно человек один не может ни черта».

Одиночество настигло Морозова как-то сразу. Формально принадлежа к «Поколению победителей» (детям, рожденным сразу после войны), отца Морозов не знал, поскольку обиженная мама воздвигла меж родными людьми стену. 

По юности, когда Морозов еще не замкнулся в себе, он вдоволь помотался по литературным тусовкам, оставляя летучий след стихами.

Школьником посещал литературный кружок Московского Дворца пионеров. В 1962 его стихи увидели свет в альманахе «Час поэзии». Его запомнили в литературных объединениях «Зеленый огонек», «Магистраль», он заглядывал (долго не задерживаясь и там) на семинары Арсения Тарковского и Давида Самойлова.

Уже тогда современники отмечали патологическое спокойствие (за которым сквозило равнодушие) Морозова, его стеклянный взгляд, отрешенность.

Определенный пропуск в историю Морозов вытащил, примкнув к литературной группе СМОГ, идеологами которой были Леонид Губанов и Юрий Кублановский. Молодо-наглые люди пытались противопоставить себя советской поэзии, отказываясь печататься в государственных издательствах, сбрасывая с корабля современности не только Прокофьева и Суркова, но и Евтушенко с Вознесенским. У них была изначальная установка на самиздат, сопровождающаяся недвусмысленной демонстрацией, ибо СМОГисты выпускали декларации, устраивали вечера и требовали внимания.

Возвращаясь к Морозову, стоит заметить следующую странность, - он уничтожил стихи, написанные до 1966 года (это как раз период СМОГа). Судя же по сохранившимся отрывкам, писал тогда Морозов менее засушено, нежели в дальнейшем. Да, это поиски, во многом формальные, видно влияние Леонида Губанова, но ведет поэта музыка, здесь можно не сомневаться.

Вот отпляшет, отпляшет пол-лета

безголовый кровавый гусак.

Осень жалует мне эполеты.

Я гуляка теперь и гусар...

Или:

...Без мошны — мошенник. Я тот самый туз.

Я о чьи-то шеи сапогами трусь.

Среди всех регалий — самый белый знак.

Ни за что ругали площади зевак...

В любом случае, никогда больше не будет у Морозова сносной литературной среды, которую он обрел на год с лишним среди СМОГистов.

СМОГ распался в 1966 и каждый из юных гениев пошел своей дорогой. Наиболее крутая и примечательная тропа выпала Губанову, но о нем в другой раз.

Сейчас о Морозове.

Что он вынес из СМОГа, так это презрение к официальной литературной жизни. Меж тем поэтику-то Морозов сменил. Из него ушла молодая энергия и рисовка, появилась элегичность, унаследованная от Боратынского и Тютчева.

Родина! Я умираю.
Нечего больше беречь.
Слышишь? Последнее знаю –
твёрдую русскую речь.
Душу твою непростую
ни от кого не берёг–
и потому не ревную,
переступив за порог.
И потому без укора
перед тобою молчу.
И обернусь не для спора –
глянуть в лицо захочу.

Морозов укладывался в прокрустово ложе «тихой лирики», и вполне мог печататься, проходя по разряду эпигонов Владимира Соколова и Давида Самойлова. Тем не менее, в загашнике прижизненных публикаций в 1970-ые у Морозова числится лишь стихотворение, тиснутое в журнале «Студенческий меридиан».

То есть, случилась следующая вещь: поэт вполне нормальных качеств, изживший грехи модерновой юности, уходит в подполье. Но подполье для его стихов категорически не походит, Морозов не диссидент, не транслятор обратных общих мест, не стиховой экспериментатор. Стратегия подполья относит его в разряд дилетантов.

Другой вопрос, - сам ли он ее выбрал?

Если вглядеться в судьбу Морозова пристальней, выяснится, что нелады шли у него по всем бытовым фронтам. И лишь в творчестве он обретал шаткое равновесие (стихи, по крайней мере, писались).

Смотрим…

Семья?

В 1970 – ом Морозов женился. В 1972 родился ребенок. Из семьи Сергей уходит обратно к маме. Сам рос без отца и ребенка без отца оставил… Дабы обратить внимание на трагическую ноту Морозова, формирующую всех людей с ним связанных, упомянем, что уже после кончины поэта его жена и сын приняли монашеский постриг.

Работа?

В 1970-ом Морозов закончил Московский педагогический. Трудился экспедитором «Союзпечати», экскурсоводом в музее Льва Толстого, сопровождал на концерты беспомощных членов ветеранов сцены. Долго нигде не задерживался.

Досуг?

Знающие Морозова люди отмечают как зело удивительный факт, что он не пил, следовательно, и релакса лишался. Отвращение к водке возводило лишнюю стену между ним и богемой, а здоровья не прибавляло.

Здоровье?

Закончил поэт психушками, как ни крути. Предпринял несколько суицидальных попыток, последняя из которых удалась. Морозов выбросился с балкона квартиры, где жил вместе с матерью.

Надеюсь, понятно, почему в издательствах Морозова не ждали.

В последние годы, когда творческое наследие Губанова уже сравнительно обработано (о нем будем обязательно говорить), взор исследователей обратился на его товарища юности Морозова. Вышел с десяток публикаций и даже книга.

Что ж... 

Как все поэты Морозов заслуживает право быть услышанным.

Щёлкни клаузулой, запирая
подсыхающую строку.
И, пока от края до края
коренится в ней блажь сырая,
сам себе её растолкуй.
Вспомни всё от начала: кто с ней
слыл в приятельстве, жил в родстве,
с кем равняли её, несносней
чей совет был, в надежде поздней
кто смотрел сквозь неё на свет.
Вот тогда и заметишь: пухом
синим звёзды тебе на грудь
тихо падают; ты, по слухам,
прах давно и единым духом
жив – начало перечеркнуть.