О детских годах, проведенных в Спасском районе, делится писатель Герман Балуев

 

Николай МАРЯНИН,

краевед.

 

Бегство на Волгу

Родился Герман Валерианович Балуев 18 октября 1934 года в городе Иваново. Подробности его детской жизни неизвестны, и некоторые страницы биографии пришлось восстанавливать по роману «Хроникёр». Получается, что перед войной семья жила в Кронштадте, где отец служил на эсминце Балтийского флота. В июне 1941-го все вместе поехали отдохнуть на Чёрное море, и в Одессе их застало известие о нападении Германии на Советский Союз. Глава семейства посадил жену с детьми на поезд, следующий в Поволжье, а сам вернулся в Кронштадт к месту службы. Но уже через несколько часов эшелон разбомбили немецкие самолёты, младшая сестрёнка погибла, мать потерялась. Семилетнего мальчишку пожалела и взяла с собой татарка из того же поезда, которая со своими детьми ехала в Казань. После долгих скитаний они добрались до Астрахани, а потом на пароходе поплыли в Татарию.  

 

В районном Куйбышеве у Германа Балуева жили две родных тётки, сёстры матери. К ним-то он и попал осенью 1941 года. В романе «Хроникёр» автор называет городок Куйбышев — Воскресенском, а Куйбышевский Затон — Воскресенским затоном. Главному герою книги, от которого ведётся повествование, Герман Балуев дал другое имя — Алексей Бочуга. Остальные местные географические названия в романе сохранены — впадающая в затон река Бездна, остров Тёплый, протока Камочка, деревня Мордова... «К концу 1941 года, - пишет автор, - в Воскресенском затоне - кондовом мазутном рабочем посёлочке на берегу Волги - к трём-четырём тысячам местных жителей прибавилось несколько сот эвакуированных». 

 

Переезд в Затон

Сам герой книги весной 1942-го сбежал от тёток из райцентра в этот посёлок у волжского затона, где нашёл себе друзей из местной шпаны — Федьку Красильщикова и Ваську Курулина, которые поведали гостю, что «у нас тут завод, суда делаем, флот зимует». А вот его первые апрельские впечатления от этой местности: «Под яром лежала вздувшаяся и поднявшая голый, проеденный лёд река Бездна и холодом дышала на них. За Бездной шла заливная низина с чёрными массивами тальников, лугами, оврагами, купами отдельно стоящих деревьев. Живая синяя вода топила низину, уже блистала и рябила до самой Волги, которая, ещё не освобождённая ото льда, виднелась длинной снежной полосой. За Волгой невнятно чернел лес, а над ним поднимались миражно далёкие голубые горы».

 

Беглеца здесь накормили и отправили по просёлочной дороге назад в райцентр, до которого было 12 километров. На середине пути мальчишку застигла ночь, и он, дрожа от холода, заснул под мостом через овраг, а на рассвете увидел шествие одетых в чёрное старух, которые «с узелками на палках, вытянувшись длинной вереницей, шли на богомолье в город. Он уже был различим с моста — густая куща деревьев, над которыми возвышался купол собора и крест, горящий золотом в холодном свете поднимающегося обновлённого солнца». Вскоре в районный городок приехала потерявшаяся мать, и они с сыном перебрались в посёлок судостроителей в устье Бездны на постоянное место жительства.       

 

Посёлок и окрестности

Балуев в своём романе в подробностях описывает этот посёлок - «длинный, бесконечно тянущийся вдоль реки, то заныривающий за перелески, то выскакивающий снова из-за чёрно-зелёного бора». Посёлок представлял из себя, прежде всего, «прямую, широкую, мощно устремляющуюся к забитой судами реке улицу — Заводскую, обставленную с обеих сторон чёрными, громоздкими, как барки, домами». За каждым из этих домов «лепилось скопище частных сарайчиков». По оси улицы росли берёзы, а сквозь их листву «были видны венчающие улицу механический цех и покрашенная в голубое контора». В центре располагалась базарная площадь, «если можно назвать площадью скатывающийся к озеру глинистый истоптанный бугор, на котором был построен склад с коновязью, а под прямым углом к нему — корявый прилавок базара и рядом столб с пожарным колоколом». И в довершение картины: «Аптека, клуб, магазин, почта, как бы отпрыгнув, чтобы взглянуть на происходящее из отдаления, окружали базар».  

 

Описывая затон, Балуев отмечает «причаленные по четыре борт к борту суда», где «рубки пассажирских пароходов поднялись выше шлаковой подсыпки набережной». На другой стороне затона тянулся длинный полуостров, который в книге назван Стрелкой. Вот какой увидел её автор во время половодья: «Острие Стрелки уже совсем затонуло, вздымающийся на этом острие дуб раскидисто и дико торчал посреди разлива, а там, где Стрелка расширялась в луга, её уже перелило, обратило в остров... И справа, и слева от Стрелки журчало, всплескивало, шелестело. С тихим стеклянным звоном осыпались сами в себе проплывающие с обеих сторон затапливаемой косы льдины».  

 

Достопримечательностью посёлка была Берёзовая грива, разросшаяся на два километра вдоль затона. «Начинавшаяся от устья Бездны и тянувшаяся затем вдоль Волги эта грива создавала ощущение надвигающегося светлого праздника для всех, кто кораблями входил в затон, - пишет Балуев. - Ветер и действительно взмётывал её, как гриву. А перед ней до Волги стелилась и бежала под ветром весёлая молодая трава».

 

День Победы

Запечатлелись в памяти Германа Балуева и несколько ярких событий, которые он наблюдал в посёлке судостроителей и внёс в сюжет своего романа. К примеру, о том, как однажды весной на Волге в районе затона образовался ледовый залом, гигантское нагромождение льда, и отражённая от этой плотины волна восьмиметровой высоты «вошла в раскрытую разливом Бездну и вскинула пароходы». Красочно описал он и пожар на одном из складов судостроительного завода. А особенно пронзительно изображён в книге День Победы — 9 мая 1945 года. 

 

В этот день «улица Заводская стала черна от народа». Вдоль фасада механического цеха вывесили огромный кумачовый транспарант «Да здравствует народ-победитель!». На бортах судов шеренгами выстроились моряки. А потом взвыл заводской гудок. И вслед за ним «крикнул дальний пароход от Берёзовой гривы, снял молчание, - пишет Балуев. - И полторы сотни судов закричали. Серо-чёрная масса ватников, шинелей, бушлатов, прорезиненных плащей, форменок, кителей — оцепенела. Кто с папиросой в руках, кто со стаканом — каждый, отрезанный от других многослойным воплем, стал сам по себе перед голосом кричащих пароходов, перед этим всё сотрясшим и заполнившим всё надрывом, как бы возвестившим живым и мёртвым, что их жертвы были не напрасны и возмездие свершилось». 

 

А следом «по всей Заводской и Набережной, по всем дворам и из окон завопили, завизжали «ура», - продолжает Балуев. - В скверик рысью тащили из столовой столы; нетерпеливо взвизгивала гармошка; по трансляции грянули «Валенки», и теперь они оказались кстати; поскидав бушлаты, моряки закатывали в скверик бочки с пивом, помогали плотникам, спешно, хватко сооружающим на воле буфет».

 

Судьба писателя

Герман Балуев жил в Куйбышевском Затоне до 1952 года, окончил здесь школу. Затем уехал в Киргизию, работал там в местных газетах. После переезда в Подмосковье публиковался в издаваемой в Можайске газете «Новая жизнь». В 1967 году окончил факультет журналистики Ленинградского государственного университета, и с тех пор до конца жизни трудился в северной столице. Был корреспондентом газеты «Строительный рабочий», сотрудником и главным редактором молодёжной газеты «Смена», заведовал отделом публицистики всесоюзного журнала «Костёр», публиковался в журналах «Вокруг света», «Смена» и «Знамя». Известный писатель Сергей Довлатов, работавший с Германом Балуевым в журнале «Костёр», оставил о нём такую характеристику: «Отличный журналист, из тех, что «продаются лишь однажды». Тонкий и порядочный в обыденных делах, он был слеп во всём, что лежало за горизонтом его разумения». 

В годы перестройки Балуев стал главным редактором газеты «Литератор» Петербургского союза писателей, а в 1990-х годах - заместителем председателя комитета по печати мэрии Санкт-Петербурга, издавал газеты «Russland und die Deutschland» и «Славянский базар». Был членом Союза журналистов СССР и секретарём Союза писателей Санкт-Петербурга. Приобрёл он известность и как талантливый прозаик: в 1978 году издал книгу «Откровенные километры», в 1979-ом - «Командир Иванов», в 1983-м - роман «Срок давности». Написал сценарий к художественному фильму «Десант на Орингу», театральную пьесу «Пророк в своём отечестве», несколько радиоспектаклей. А в романе «Хроникёр», изданном в 1988 году, Балуев описал жизнь посёлка судостроителей на волжском затоне в устье реки Бездны, во многом использовав свои детские и юношеские воспоминания о жизни в Куйбышевском Затоне. В первой части трилогии «Земля ожиданий» он рассказал о судьбах и характерах затонцев в годы войны, а в главах «Мираж» и «Забег на праздничную милю» - о жизни судостроителей в конце 1970-х и середине 1980-х годов, когда посёлок был уже перенесён на правый берег Волги. 

 

А ещё в черновиках писателя остался роман «Олигарх», о котором высоко отзывались прочитавшие его коллеги. За эти последние три романа - «Срок давности», «Хроникёр» и «Олигарх» - Балуева называли лучшим петербургским писателем постсоветской эпохи. Скончался Генрих Балуев в 2000 году, похоронили его на Комаровском кладбище Санкт-Петербурга. Сын писателя Сергей Балуев, которого я разыскал в Петербурге, тоже стал журналистом, работал главным редактором питерской газеты «Смена». Но каких-то подробностей об одиннадцати годах жизни Германа Балуева в Куйбышевском Затоне у него не сохранилось.

 

Фото с сайта: http://projects.spbsj.ru

 

Фото Павла Маркина.