Парфёнов — «вешатель» лапши
Зачем популярный телеведущий принялся оскорблять премьера Российской империи Столыпина?
Леонид Парфёнов снова на волне после того, как YouTube удалил его ролик «Намедни-1946», усмотрев какие-то нарушения во включённой в него рекламе. Ведущий пообещал в ближайшее время исправить ошибку, и можно предположить, что этот инцидент и волна сочувствия в соцсетях лишь подогреют внимание к его продукту. Однако то, что у Парфёнова в итоге получилось, понравилось отнюдь не всем. Особенно возмущены были многочисленные почитатели знаменитого премьера Российской империи П.А. Столыпина.
Леонид Парфёнов — талантливый, порой приближающийся к гениальности певец одной темы. Его передачи «Намедни. Наша эра» составили когда-то эпоху в истории нашего телевидения. После закрытия программы Парфёнов ещё не раз попытался продать тот же продукт. В 2010-2011 годах выходила программа «Какие наши годы», неудачно подогнанная под говорильно-цирковой формат Первого канала. А с 2011-го начали выходить книги, посвящённые периодам, не освещённым в изначальном проекте, — 2000-2010, 1946-1960 годы. А сейчас повествование добралось уже до 1931 года.
Вполне закономерно, что, выйдя на YouTube, телеведущий решил визуализировать материал своих книг, и начал с 1946 года. Ничего нового он в коротких тридцатипятиминутных выпусках не говорит, весь тот же материал можно прочесть в книге «Намедни. 1946-1960», зато сопровождает свой рассказ пугающе правдоподобными восковыми куклами, интересными видеоврезками и эффектными театральными жестами, особенно когда перебирает на столе малопостные блюда грузинской кухни.
Леонид Парфёнов. Фото: www.globallookpress.com
Однако немалое число зрителей на YouTube до этих гастрономических откровений не досидело, знакомство с новым проектом Леонида Парфёнова «Намедни-1946» закончилось для них ровно на отметке 2 минуты 45 секунд. Рассказывая о переименовании советских наркоматов в министерства, ведущий залихватским голосом сообщает, что Сталин теперь — председатель Совета министров, «в точности как вельможа Витте и вешатель Столыпин».
Хамское оскорбление в адрес одного из величайших государственных деятелей истории России, ставшего своеобразным символом национальной политики, консервативной в защите государства и прогрессивной в экономическом развитии страны, невозможно списать ни на какую иронию. Кавычки, которыми обставлен в парфёновской книге эпитет, оскорбительный для всех, кто любит и ценит историческую Россию, мало что меняют. А в устной речи они и вовсе не слышны.
В 1905—1907 годах оплаченный деньгами полковника Акаси, американского банкирского дома Шиффов и других спонсоров войны с русским самодержавием террор захлестнул страну — эсеры, анархисты, большевики, национал-сепаратисты совершали тысячи терактов.
К концу 1907 года жертвами террористов стали свыше четырёх тысяч государственных чиновников — от министров до обычных городовых. «738 чиновников и 645 частных лиц были убиты в 1906-м, а 948 чиновников и 777 частных лиц ранены. В 1907-м не менее 1231 чиновника и 1768 частных лиц были убиты и 1284 и 1734 — ранены». Всего от рук террористов пострадали свыше 9000 человек, из которых половина была убита.
Пётр Столыпин. Фото: www.globallookpress.com
Именно с этой проблемой и призван был справиться Пётр Аркадьевич Столыпин, ставший в апреле 1906 года министром внутренних дел, а в июле — председателем Совета министров. Столыпин бросил в лицо террористам легендарное «Не запугаете!» и начал беспощадное наведение порядка. Каковы же были те «потоки крови», которыми якобы «затопил страну» Столыпин, по версии коммуно-либеральной пропаганды? За 1905-1907 годы казнили 1293 осуждённых за терроризм.
Даже если расширить статистику на всё столыпинское время, то, по самым масштабным подсчётам, с 1905-го по 1910 год было вынесено 5735 смертных приговоров по политическим преступлениям, считая приговоры военно-полевых судов, из которых приведён в исполнение 3741 приговор. Процент реально не исполненных смертных приговоров был очень высок, в некоторые годы достигая 60%.
Разумеется, столыпинские меры горячо обсуждались в печати и Государственной думе и встречали активное неприятие со стороны революционных и либеральных партий. Болтливый и ухитрявшийся выступать даже с трибуны пьяным кадет Родичев выразился на одном из заседаний про «столыпинский галстук», сопроводив слова характерным жестом рукой. Счёл себя оскорблённым не только лично премьер, вызвавший негодяя на поединок, но и весь депутатский корпус. «Долго в Думе царило враждебное ко мне отношение… Долго в Думе легко возникало возбуждение против меня», — жаловался обмишулившийся кадет.
Слова о «столыпинском галстуке» были такой феерической гнусностью, что их стеснялась использовать даже революционная пропаганда до захвата большевиками власти. И только с началом советской эры в каждом учебнике появились выражения «столыпинский галстук» и «столыпинский вагон» (в эпоху премьерства Петра Аркадьевича эти вагоны были сконструированы для удобной перевозки крестьян-переселенцев в Сибирь, но революционная власть приспособила наследие царского режима для зеков).
Сейчас же «вешатель Столыпин» является стандартной кричалкой неокоммунистической пропаганды, нуждающейся в том, чтобы любой ценой оправдать Ленина, Дзержинского, Свердлова, Троцкого и прочих палачей, заливших Россию русской кровью.
И вот, как бы походя, Парфёнов употребляет этот большевистский клеветнический ярлык в отношении великого государственника и пытается закрепить его в массовом сознании. Возмущение зрителей вполне законно, но, если вдуматься, ничего неожиданного в данном выпаде нет. По сути, Парфёнов всегда оставался противником исторической России и апологетом советской системы, которую воспевает, при всех отдельных недостатках.
Лев Троцкий. Фото: www.globallookpress.com
Разумеется, неосоветчики тоже Парфёнова не очень любят и часто обвиняют «Намедни» в клевете на советскую действительность. Скажем, популярный YouTube-канал «Вестник бури» сделал подробный разбор парфёновского рассказа про 1946 год, выявив в нём ряд передержек и неточностей, например при рассказе о судьбе фильма Эйзенштейна «Иван Грозный».
Но, по сути, жаловаться внучатам Ильича нечего. Парфёнов не столько разоблачает Совок, сколько его воспевает. И его фирменный приём — представлять нечто бывшее в царской России, потом уничтоженное революцией, а затем воскрешённое после войны как нечто совершенно новое.
Скажем, в сюжете о появлении автомобиля «Москвич» нам крупно дают цитату Сталина: «У нас не было автомобильной промышленности, у нас она есть теперь». Вождь народов, конечно, беспардонно лгал. В Российской империи она была и успешно развивалась. К 1912 году в России существовало два автозавода, на которых выпускались сотни автомобилей, а в 1916 году военные потребности привели к разворачиванию государственной программы автомобилизации. Были заложены шесть автомобильных заводов: в Москве, Филях, Мытищах, Рыбинске, Ярославле, Нахичевани — для выпуска автомобилей разных типов — сперва из импортных, а затем и из родных комплектующих. На основе этих заводов был создан советской властью знаменитый ЗИЛ (никогда не смущал вопрос, почему у пионера сталинской индустриализации дата основания — 1916 год?), а другие были переданы в автопром и другие подразделения оборонки.
Вводит зрителей в заблуждение Парфёнов, говоря, что в СССР «впервые начат выпуск автомобилей для продажи населению». Можно, конечно, сказать, что СССР — это не Российская империя, но всё-таки слушатель воспринимает слова «впервые» как «впервые в истории страны», а не как «впервые в истории политического режима». В дореволюционной России, разумеется, автомобили производились именно «для продажи населению». Разумеется, население это было чрезвычайно обеспеченное, но автомобиль в ту эпоху был предметом роскоши всюду, кроме США. Но мир не стоял на месте, и есть все основания полагать, что, не будь Россия сотрясена революцией, к 1946 году автомобилизация населения в ней вряд ли была бы ниже, чем в странах Европы.
Парфёнов, таким образом, «покусывая» советскую систему в частностях, играет за неё в целом. Россия в его изображении — это отсталая лапотная страна, в которую цивилизацию принесла лишь советская власть. Да, она несла её в кровавых жестоких формах, отягощённую многочисленными издержками. Да, сущностью советской системы было приспособление иностранного импорта к русской отсталости и безумию коммунистической идеологии. Но какова альтернатива? В воображаемом мире «Намедни» никакой исторической России не было и быть не могло, она сведена там только к гаденьким анекдотам парфёновской же «Российской империи».
Фото: twinlynx / Shutterstock.com
Отчасти это диктуется самим законом жанра. Предмет ностальгии в «Намедни» — это послевоенная эпоха, «золотое тридцатилетие». По всей видимости, самое благополучное в материальном смысле время, которое когда-либо переживало человечество. Мир, достаток, материальное изобилие, стремительный научно-технический прогресс — всё это в рамках сравнительно вежливой холодной войны. Вполне вероятно, что больше такой эпохи не будет уже никогда. Естественно, что огромная часть человечества тоскует по тому почти животному счастью, которое было тогда уделом жителей развитых стран. В эту чудесную страну слишком многим хочется вернуться, даже не задумываясь, какие причины породили эту эпоху.
Так случилось, что «золотое тридцатилетие» у нас пришлось полностью на советский период, который существенно изменил ход вещей по сравнению с тем, который был характерен для западных стран. Но тем не менее основные блага советскому человеку тоже достались — автомобили и телевизоры, дискотеки и голливудские фильмы, мини-юбки, бикини, каблуки-шпильки. У нас был свой, хотя и «обкорнанный» вариант золотого века. И именно ностальгию по этому золотому веку продаёт Парфёнов в своих программах, напоминающих порой позднесоветскую комиссионку.
А значит, ему волей-неволей приходится поддерживать престиж советской власти как главной подательницы послевоенных благ. Потому как если не поддерживать, если вспомнить, что Россия до большевиков была не лапотной отсталой страной, а одним из локомотивов мирового развития, то у зрителя может возникнуть подозрение: а быть может, тогда в эти счастливые годы у нас было бы что-то получше, чем кавказская кухня, имитирующая средиземноморскую, и «Опель», переделанный в «Москвич»? Может, мы как-то обошлись бы без полиэтиленовых пакетиков, сушащихся на верёвочке?
Вот чтобы не задавали таких неудобных вопросов Парфёнову, приходится гвоздить бранным словом Столыпина. Хотя на деле Столыпин нам нужен сегодня как никогда. «Золотое тридцатилетие» давно закончилось. Мир корёжат великие потрясения. Для того чтобы выжить среди них, и нужна Великая Россия.