ОболдИнская осень-2018: гостевой пост от Ягелька Пунушкового
Популярность народного героя НАО, Ягелька Пунушкового, растёт не по дням, а по часам.
Давно ли он вышел в люди из тундры, а вот уже представляет её на российском фестивале национальных литератур и водит дружбу с самим Пушкиным!
Давно ли он вышел в люди из тундры, а вот уже представляет её на российском фестивале национальных литератур и водит дружбу с самим Пушкиным!
* * *
ОболдИнская осень-2018
«Ехать или не ехать – вот в чём вопрос…», – думал я, будучи запихиваем в маленькую, уже набитую книгами сумку. Сумка везлась на фестиваль национальных литератур народов России в Нижний Новгород.
Маленький, неуклюжий, провинциальный – мог ли я надеяться на взаимопонимание в огромном книжном царстве?
Проведя умопомрачительную полётную ночь в крайне тесном соседстве с книгами, я был готов к встрече с писательским миром.
…И вот я уже не я, а некто значимый, едущий в автобусе, наполненном литературным светом Ямала, Дагестана, Бурятии, Чувашии, Кабардино-Балкарии…
Карельская песня зазвучала с первыми метрами пути. Автобусное смешение народов привело меня в полную потерянность себя.
Карельская песня зазвучала с первыми метрами пути. Автобусное смешение народов привело меня в полную потерянность себя.
Полились рассказы. Мои уши настроились на всесторонний приём, в гуле голосов выделяя отдельные, подключаясь то к одному, то к другому каналу вещания. Мне было интересно всё: мысли, интонации, особенности поведения, точно я был заброшен на другую планету для изучения особенностей жизнедеятельности незнакомого мне вида – «литераторы».
Всё нижегородское за автобусными окнами цепко схватывалось многочисленными писательскими взглядами и мгновенно превращалось в творческий продукт, который сначала беседно звучал, а потом начал увековечиваться в блокнотах, тетрадях, записных книжках.
Через полчаса серонебный полеубранный пейзаж сморил уважаемых литераторов. А я любовался дальше шкурами заоконных полей: то в соломенную штриховку, то в свежезелёную полоску, то в озимовспаханную буклированность.
Вдоль дороги появлялись деревеньки, усыпанные толстым слоем золотых листьев, которые черпались лопатами и отправлялись в радостно вспыхивающие с каждым сбросом костры.
Вдоль дороги появлялись деревеньки, усыпанные толстым слоем золотых листьев, которые черпались лопатами и отправлялись в радостно вспыхивающие с каждым сбросом костры.
Большое Болдино выплыло на пятый час пути. Все чувствовали себя героями, стоически пережившими пока всего лишь путь вперёд, с целью приобщения к великости самого Александра Сергеевича!
Чисто выметенная усадьба Пушкиных терпеливо встречала скучкованных посетителей, напитывала эмоциями в комнатах особняка, ласково вела по дорожкам старинного парка, доводила до ларёчка с писательскими перьями и отправляла, благословесь, восвояси.
К тому времени стемнело, схолоднуло, и программный костёр дружбы стал как нельзя кстати. В сговоре с ветром, костёр жарко горел, плясал невиданным зверьём, трещал поленьями, рассыпался искрами, освещая старое лётное поле и кучу замёрзших литераторов! Будто плясала жар-птица, сверкая глазищами, размахивая хвостом и крыльями.
Но не тут-то было. Мы, литераторы, все как один стеной встали и ну стихи на языках всех наших народов декламировать. Мой ненецкий, по максимуму причёсанный перед отъездом Лукерией Александровной Валей, озвучил зимний привет из Нарьян-Мара под хрупкое «Браво!».
Нерукотворный памятник Пушкина становился всё больше, а костёр всё меньше, пока литературный круг не замкнулся в хоровод под шаманий бубен.
Нерукотворный памятник Пушкина становился всё больше, а костёр всё меньше, пока литературный круг не замкнулся в хоровод под шаманий бубен.
На удивление, следующие четыре автобусных часа обратного пути пролетели незаметно под всеобщее пение на едином русском. Ночные огни Нижнего Новгорода приветливо встречали, напоминая искры рассыпавшегося костра.
На следующий день после боевого крещения огнём я смело и полноправно рассекал просторы нижегородской ярмарки, на которой проходили основные мероприятия фестиваля национальных литератур: давал интервью, давался в руки всем жаждущим приобщиться к чуду, позировал для бесконечных камер и рассказывал о нашем любимом журнале «Пунушка», давшем мне фамилию, созвучную с самой литературно великой!