Деревенские улочки и древние курганы: выставка Валерия Полотнова «Сокровенное»

В Галерее Союза художников России — выставка, запечатлевшая красоту уходящей натуры.

Персональная выставка Валерия Полотнова, проходящая в Галерее Союза художников России, не случайно получила название «Сокровенное». Ничего громкого, напоказ, никаких внешних эффектов — лишь древние церкви, старые деревянные дома, размытые дождем дороги, бескрайние рыжие степи. Виды, которые не менялись столетиями, но теперь исчезают буквально на глазах. Так, например, случилось с живописной деревенской улочкой, запечатленной на картине «Погожий день» (2013): вместо непролазной грязи появилось шоссе, однако доступ к благам цивилизации сыграл злую шутку с этим очаровательным уголком. «Местные говорят, что лучше бы осталась грязь, по которой можно было проехать только на тракторе. Теперь, когда появилась хорошая дорога, все заполонили охотники, рыбаки, и жить стало невозможно», — рассказал «Культуре» Валерий Полотнов.

Эта тихая незаметная красота, которую мы часто воспринимаем как должное или даже отмахиваемся как от чего-то надоевшего, и составляет главный интерес художника. Он честно признается: в юности ходил в Пушкинский, копировал Сезанна и Гогена, но понял, что во Франции совершенно другой и свет, и краски, и если писать, как сезанисты, придется смотреть на мир через чужую оптику. А нужно искать свою. И постепенно, благодаря родным пейзажам, сумел найти свой взгляд и свою интонацию — природную, естественную.

Выставка получилась ретроспективной — охватывающей период от 1980-х до наших дней. Особенность ее в том, что можно увидеть совсем небольшие работы, которые обычно не покидают пределы мастерской. Между тем это не просто этюды: художник признается, что для него они нередко важнее больших вещей. Ведь в именно них, по сути, заложена «программа», которая затем переносится на холст. Мастер режиссирует даже самую небольшую работу — чтобы, когда придет время писать картину, получить с этюда всю необходимую информацию.

Есть здесь и другие необычные вещи: горизонтальные, вытянутые в длину. Полотнов, уроженец Нижегородской области, признается, что хотел показать охват, ширь, необъятность земли, поскольку сам вырос в полустепной зоне с ее огромным небом. Пейзажи Хакасии на холсте подобного формата выглядят особенно органично. Приехав однажды в этот край, художник почувствовал себя как дома: степи, камни, тысячелетние курганы… Впрочем, на его полотнах можно увидеть и Русский Север — например, Териберку, и соседские страны — Абхазию, Грузию, Армению… «В Армении меня поразила архитектура. Ереван показался имперским городом — я почти не видел там трущоб. Запомнился материал, из которого сделаны дома, — базальт, розовый туф… Потом мы на сутки заезжали в Тифлис, и он оказался совершенно другим: там сохранился полуразрушенный древний город. И невероятные контрасты: великолепные отели — и рядом лачуги», — рассказал Валерий Полотнов «Культуре».

Но еще больше художника поразили природные краски — речь, прежде всего, об Армении. Многим — и Валерий Павлович не исключение — ее природа всегда представлялась яркой и сочной. Виной тому — картины Мартироса Сарьяна, испытавшего влияние фовизма. Как известно, он писал невероятные пейзажи: горы у него получались оранжевыми, сине-зелеными, желтыми, розовыми… «Я удивился, когда не увидел в армянской природе Сарьяна. А потом понял, что он, видимо, шел от сочных натюрмортов — и распространял этот восточный колорит на природу. А на самом деле осенью в Армении палевые виды, с бесконечной тональной градацией и тончайшими оттенками цвета. Что интересно, подобные оттенки я увидел в осенью в Хакасии», — признался «Культуре» художник.

Эти тончайшие переливы, словно подернутые дымкой, характерны и для картин самого Валерия Полотнова. Однако цвет у него не исчезает, не превращается в «белое на белом», как у Вейсберга (хотя и тот не доходил до абсолюта, полного растворения изображения в белой пелене). Напротив, здесь много цвета, просто он подан удивительно деликатно. И в этом тоже выражаются особые черты Валерия Павловича, тонкого живописца и скромного человека, — нигде не указавшего, что нынешняя выставка приурочена к его юбилею.

Мастер признается, что спокойно относится к лету с его яркими красками и очень трепетно — к весне, зиме и осени. Причем не к пышной осени с ее буйством цвета, как в бунинском «Листопаде», а другой, более сдержанной, когда начинает опадать листва, и в ней появляются просветы, на поля ложится туман, а в сердце ощущается какая-то щемящая ностальгия. Именно из этой ностальгии родился интерес к деревянным домикам, затерянным деревушкам, гордым церквям. «Мы выросли в подобных домах, — отмечает художник. — И все же, несмотря на суровую жизнь, деревенские избы были под стать человеку. Крестьяне жили трудно, но у них было чувство собственного достоинства, и они все делали по достатку. Кроме того, поколения, построившие эти избы, были связаны с народной культурой. Моя мать была неграмотной крестьянкой, окончившей один или два класса приходской школы, но при этом у нее был вкус. Сегодня многие хотят жить лучше, обшивают бревна сайдингом. Но, к сожалению, часто не хватает вкуса, и наши города оказываются искалеченными, похожими друг на друга. Возможно, молодое поколение, которое придет нам на смену, захочет запечатлеть эти новые дома. Но я продолжу писать уходящую натуру».