В предыдущих частях автор старался по сути систематизировать ад, правда, я так и не смог абстрагироваться от эмоций, как это делают юристы. В миллиарды раз более сложную работу проделали генерал-майор Ион Никитченко и полковник Александр Волчков, представлявшие обвинение от СССР на Нюрнбергском трибунале. И я говорю не об объёмах свидетельств и показаний (просто несопоставимых), а о том, что юстиция чаще всего не приемлет эмоций – только сухостой выстроенных фактов, необходимых, чтобы негодяя, которого в глубине души хочешь просто удавить гитарной струной, наказали по справедливости.

Очень часто за необходимость выстроить этот самый сухостой фактов, систематизировать их, чтобы попытаться представить общественности грани ада, требующего осуждения, упускаешь его содержание. То есть ежедневное состояние преисподней, которая изуродовала людей, скрывшись за, казалось бы, частными случаями военной реальности. Иногда это случаи такого рода, что и серьёзному наказанию-то не подлежат. Ну кто, скажите мне, после большой кровавой бани будет карать за украденную курицу, хоть она и была последней? Или, к примеру, за избиение женщины до бессознательного состояния? Даже свои порой бросят наотмашь – легко отделались. Кто будет отвечать за испытанный ужас бытия в «новом европейском порядке», когда выходишь на улицу и каждый день видишь виселицы с разлагающимися трупами?

Горящий Новороссийск с высоты птичьего полёта

Уж и говорить не стоит о единичных убийствах, которые спишут на действительность войны. Или расстрелы партизан (а порой и якобы партизан, так как в аду нет логики выживания) и красноармейцев с краснофлотцами сильно озаботят кого-нибудь, кроме тех, кто это видел? Сомнительно. Ведь время течёт. И нам, кто лениво слоняется по торговым центрам с кофейком в стаканчике и веером дисконтных карт в кармане, разве так легко понять ту действительность (если вообще возможно)? А вот попробуем представить будни оккупированного города, что не укладываются в систематику преступлений.

Отдельно для тех, кто задастся логичным вопросом, почему население не бежало – поясню. Во-первых, в городе остались в основном женщины, престарелые мужчины, совсем старики и старухи, а также дети. Преодолеть скалистую горную сильно пересечённую местность этим категориям граждан как минимум очень тяжело.

Во-вторых, несмотря на жгучее желание гитлеровцев очистить город от населения, это отнюдь не значит, что они были готовы закрыть глаза на уход людей из города. Под словом «очищение» нацисты понимали либо физическое уничтожение, либо насильственное выселение с угоном в рейх в качестве рабов.

В-третьих, любой гражданин, будь то мужчина, женщина, старик или ребёнок, пойманный в горной лесистой пригородной местности, рассматривался как партизан. Его или расстреливали на месте без вопросов, что ещё, как бы это цинично не звучало, не самый дурной исход, или же подвергали пыткам и выясняли личность. В случае, если пойманного новороссийца удалось опознать, то расстрел или виселица ждала не только его, но и всех его родственников поголовно. Таких случаев в архивных документах отражено немало.

Одним из обязательных атрибутов новороссийского пейзажа во время нацистской оккупации стали виселицы. Несчастных повешенных оккупанты под страхом расстрела снимать запретили. День за днём женщинам, детям и старикам приходилось проходить мимо них, взирая на то, что в скором будущем может ожидать и их, ведь ни гендерных, ни возрастных различий немцы и их пособники не делали.

Разрушенные декоративные башенки, некогда украшавшие вход в парк, во время войны немцы "украсили" его иначе

Жительницы Новороссийска Ефросинья Фёдоровна Бабичева (ул. Губернского, 9) и Анна Сергеевна Ткаченко (ул. Парижской коммуны, 1) свидетельствовали, что на различных улицах города напоказ были сооружены виселицы, которые не успевали пустовать. Особенно женщинам врезалась в память целая галерея повешенных, которую нацисты устроили в саду имени Ленина.

Виселицами немцы «украсили» не только сам город, но и его предместья. Свидетельствует Татьяна Викторовна Калинина, учительница школы совхоза Мысхако:

«… немцы собрали население совхоза в сад посёлка и тут же на глазах собравшихся построили виселицы, затем окружили население автоматчиками. Немецкий офицер, фамилия которого мне неизвестна, вышел в круг собравшихся и стал читать списки согнанных людей, добиваясь указать, кто из названных является коммунистом. Не добившись ничего, офицер закончил допрос. Сразу же три румынских солдата, толкая прикладами, пригнали двух русских моряков. Обоих повесили. Трупы в течение 10 дней было запрещено снимать под страхом расстрела. За считанные дни до десанта немцы часто привозили жителей расстреливали и вешали их».

Уютный и безмятежный берег Мысхако стал смертельным во время войны

Отсутствие какой-либо морали, хуже, даже отсутствие цели с которой применяют бесчеловечную жестокость и насилие, какой бы ужасной эта цель ни была, способны свести с ума. Жизнь превращается не просто в ожидание смерти, а в мучение в ожидании не менее мучительной смерти. Вот они - будни немецкой оккупации.

Свидетельствует гражданка Ткаченко (инициалы неразборчиво, возможно однофамилица уже знакомой читателю свидетельницы или же она сама):

«… в июле месяце в квартиру ко мне пришёл один немец и казак, и начали спрашивать у меня о партизанах. Я им ничего не говорила. Они разрезали мне в четырёх местах губы, связали руки и бросили, от боли я потеряла сознание. А когда очнулась, их возле меня уже не было…»

Свидетельствует новороссийский гражданин Петрыкин Я.И.:

«Я был по неизвестной мне причине арестован полицией и меня держали всего одни сутки. 1 сентября 1943 года меня завели в подвал, и я понял, что меня ведут на расстрел. Водили на расстрел полицаи: Кривенко, Емцев и Морин. Как только я вошёл в подвал, Кривенко произвёл в меня выстрел, пуля попала мне в ухо, я сейчас же упал. Емцев сказал Кривенко, что я ещё живой, тогда Кривенко выстрелил ещё раз и попал мне в шею. Сознание я не потерял и решил притвориться мёртвым. Меня обыскали и метра на полтора оттянули подальше. Решили, что я мёртв. Они завели одну женщину и мужчину, фамилии которых я не знаю, и тут же расстреляли. Их свалили на меня и нас троих накрыли жестяными листами. Из подвала, так как его не охраняли, я ночью бежал».

Очевидцы Лидия Васильевна Гетман и Антонина Васильевна Воскобойникова, обе жительницы Новороссийска, рассказывали:

«В феврале 1943 года по улице Грибоедова немцами было расстреляно десять новороссийцев. Поводом к расстрелу послужил провокационный выстрел немецкого солдата в бродившую по улице курицу. Среди расстрелянных были Зилецкий Степан Антонович 60 лет, Гордеев около 70 лет, Соловьёвы – отец и его 15-летний сын…»

Прасковья Даниловна Городецкая 53 лет стала очевидцем по-моему показательного свидетельства полного презрения солдатами «новой Европы» каких-либо истинно человеческих чувств. Мимо дома Прасковьи вели нескольких людей, угоняемых в рейх. Одна из женщин от горя постоянно плакала и хватала с земли камни, чтобы поцеловать их на прощание с любимым городом и Родиной. Заметив это столь человечное проявление чувства любви, офицер застрелил её на месте.

Интереснейшей архитектуры здание театра до войны и после

Интересно, эти факты были знакомы нашему гламурному десантнику Бондарчуку (младшему, естественно), когда он снимал свою халтуру, прячущуюся за славным именем «Сталинград»? Или же эпизод нежной любви гитлеровца к советской гражданке с лицом современной топ-модели в начальной стадии анорексии это просто «творческое» видение режиссёра? А может вообще стоит подтереть реальные факты, чтобы какой-нибудь обыватель не возопил, что собственной памятью мы что-то разжигаем или предлагаем кого-нибудь разбомбить? Вопросы это риторические, но задавать их надо. А помнить прошлое просто необходимо.

Последним штрихом к портрету будничной «жизни» оккупированного Новороссийска будет история ещё одного расстрела. Расстрела, который напрямую говорит, что в аду нацизма надежда на выживание глупа, так как в этом месте способна жить только одна надежда - сохранить собственное достоинство. Так, Феона Ивановна Гавозда (ул. Московская, 9) стала очевидцем, как в один из оккупационных дней во время очередной облавы в соседнюю с ней квартиру ворвались немцы. Там проживал запуганный, а потому абсолютно лояльный новому порядку Николай Олейник (беспартийный, что особо отмечено в архивных данных), старый слабый человек во всём угождавший оккупантам. Несмотря на все эти факты, бесспорно известные немецкой комендатуре, нацисты сначала до полусмерти избили кричащего старика, а позже застрелили его. Выводы делайте сами.

Продолжение следует…