Космический путь: академик Роальд Сагдеев
На заседании президиума РАН встретились с Ренатом Сагдеевым. Посудачили о ситуации в Сибирском отделении после выборов, а затем вспомнили о Роальде.
- Брат приехал в Баку, там читал лекции, - сказал Ренат.
- О космонавтике? - поинтересовался я.
- Скорее о космологии, именно с нее начинаются современные космические исследования.
- Но они, насколько мне известно, не очень популярны в Азербайджане? - осторожно заметил я.
- Это не так, - возразил Ренат. - Если брат куда-то приезжает, значит там интересуются космическими исследования серьезно. Деталей не знаю пока, но убежден, что после лекций брата появятся энтузиасты космонавтики - я это твердо знаю. Дело в том, что Роальд умеет хорошо прогнозировать будущее... Впрочем, вы об этом хорошо знаете: насколько я помню вы были чуть ли не первым, кто брал интервью, когда Роальд стал директором Института космических исследований. Он ведь точно предсказал пути развития отрасли... Разве не так?
Я согласился с академиком Сагдеевым, хотя, честно говоря, запамятовал о том интервью - ведь прошло более сорока лет. А потому перевел разговор на другую тему:
- С внучкой Эйзенхауэра Роальд разошелся?
- Да, но они остались друзьями...
Началось заседание президиума. Один из вопросов повестки дня: создание приборов, которые могли бы работать на Международной космической станции. Их явно недостаточно.
Я вспомнил, в нашей беседе с директором ИКИ академиком Роальдом Сагдеевым, что случилась сорок лет назад, как раз и об этом шла речь.
Ох, все-таки стремительно летит время!
http://www.youtube.com/watch?v=D_mAY0NC-MQ
Итак, возвращение в прошлое. Глянем на него с позиций сегодняшнего дня.
1975 год. Триумф полета кораблей "Союз" и "Аполлон". В резиденции посла США в Москве прием в честь астронавтов и космонавтов, принимавших участие в программе. Приглашен и я, так как не только вел бортовую пресс-конференцию от СССР с экипажем, но и успел побывать в Америке, где встречался с президентом США Дж. Фордом.
Стоим в сторонке с Борисом Егоровым и его очаровательной женой Наташей, сотрудниками посольства, понемногу потягиваем превосходный виски (дефицит в то время в СССР!), вспоминаем самые волнующие моменты полета двух кораблей. В зале появляется довольно шумная группа людей во главе с президентом Академии наук Келдышем. Все немного навеселе - ясно, что они уже начали отмечать советско-американскую победу в космосе. Мстислав Всеволодович вдруг решительно направляется к нам. Это несколько неожиданно. Он здоровается со всеми, представляет своих попутчиков.
- Это академики Петров, Виноградов, ну и совсем молодые Великов и Сагдеев, - Келдыш улыбается, - я оставляю их в вашем распоряжении, а красавицу краду. Разрешите вас пригласить на танец?! - нам становится понятно, что Келдыш не на нас обратил внимание, а на Наташу.
Картина незабываемая: седовласый красавец-мужчина и стройная элегантная актриса кружатся в танце легко и изящно, настолько прекрасно, что все расступаются, любуясь ими.
- Пожалуй, это лучшее завершение программы, - шутит Роальд Сагдеев. Он стоит рядом.
Я соглашаюсь с ним, говорю, что сегодня и у Мстислава Всеволодовича прекрасный день, видно, что он счастлив.
- То, что этот полет состоялся столь успешно, безусловно, заслуга в первую очередь Келдыша, - говорит Сагдеев.
- Но он всегда был в тени...
- Да, это так. Но повторяю, Мстислав Всеволодович был первым, кто не только предложил этот проект, но все делал, чтобы он стал успешным. Я это знаю досконально, потому что именно он настоял, чтобы я стал директором института...
В тот вечер мы договорились с Роальдом Сагдеевым встретиться в спокойной обстановке и подробно поговорить о работах института.
- Только через некоторое время, - уточнил Сагдеев, - мне еще предстоит вжиться в тематику, вникнуть в детали, иначе разговор получится поверхностным...
Несколько раз я звонил в ИКИ, просил об интервью.
Сагдеев не соглашался: мол, еще рано.
Но в канун десятилетнего юбилея "Интеркосмоса" он уже не согласиться не мог, так как Институт космических исследований Академии наук занимал ключевые позиции в этой программе.
"Интеркосмос". Первые 10 лет. Только факты.
"В 1966 году для координации действий различных министерств и ведомств по разработке и выполнению международных программ решением Советского правительства был создан Совет по международному сотрудничеству в области исследования и использования космического пространства при Академии наук СССР, сокращенно именуемый "Интеркосмос".
Наиболее крупные программы Советский Союз осуществлял со странами социалистического содружества, а также с Францией, США и Индией. Научная аппаратура была установлена на 12 спутниках серии "Интеркосмос". Более 10 французских и советско-французских научных экспериментов было выполнено на советских космических аппаратах типа "Луноход", "Марс", "Прогноз" и "Ореол".
Важное место в международных связях отводилось созданию совместных средств сближения и стыковки советских и американских космических кораблей и станций и испытанию этих средств в условиях реального космического полета по проекту "Союз - Аполлон"..."
Академик разглядывал балалайку.
- Подарок, - сказал он, - нашим коллегам в Тулузе. Через несколько дней там открывается семинар по эксперименту "Аракс". Женя Мишин, наш молодой сотрудник, примет в нем участие, - академик кивнул в сторону молодого человека, который скромно стоял у двери. - Хороший сувенир - балалайка?
- Французы, бесспорно, поддержат, - подтвердил я.
-Только трудно было достать, - посетовал Мишин.
- Счастливого пути, - попрощался академик с коллегой. - Вопросы есть? Нет? Ну и хорошо...
Мишин скрылся за дверью.
- Толковый парень, - сказал Сагдеев, - и перспективный ученый. Ну а молодость не помеха - чем раньше человек приобщается к науке, тем больше от него следует ждать...
В кабинет директора Института космических исследований меня привел приближавшийся юбилей "Интеркосмоса", организации, созданной в 1966 году при Академии наук СССР для координации всех международных программ страны. Многие из них осуществляются учеными ИКИ.
Еще годом ранее, после одного из посещений института, мне хотелось поговорить с его руководителем. Но тогда Роальд Зиннурович Сагдеев сказал всего несколько слов: "Прошу вас, чуть позже, когда работы, нами запланированные, будут осуществлены". Действительно, весна и лето 1975-го были горячими для института: готовился полет "Союз - Аполлон", разрабатывались научные программы спутников "Интеркосмос", обсуждались советско-французские проекты, стартовал индийский спутник "Ариабата". В одной лаборатории института находились американские специалисты, в другой - ученые социалистических стран, в третьей - индийцы...
Нельзя было сказать, что сейчас в ИКИ наступило "затишье" - по-прежнему в его коридорах звучала иностранная речь, но многое из того, о чем еще в прошлом году директор и сотрудники говорили как о "будущем", ушло в прошлое.
Разговор с Сагдеевым я начал так:
- Юбилей - прекрасная возможность еще раз взглянуть на сделанное, оценить минувшую работу, выделить главное. Для вас "Интеркосмос" тоже начался десять лет назад?
- Я пришел к космосу позже, - ответил он. - Как раз десять лет назад в это время я был в Италии в международном центре, где собрались специалисты из нескольких стран. В течение полугода мы обсуждали самые интересные и нерешенные задачи по теории плазмы. Рождались совместные проекты, планы, в том числе и в космосе. У меня был интерес к физике космоса как у теоретика, которому не суть важно, где идут плазменные процессы - в лаборатории или естественных условиях.
- Интерес к плазме и привел вас в Институт космических исследований?
- Конечно. Появилась возможность экспериментировать не в лаборатории, а в космическом пространстве. Причем в минувшее десятилетие международное сотрудничество в этой области стало бурно развиваться. Можно проиллюстрировать это развитием программы "Интеркосмос".
Первые работы ученых социалистических стран связаны с использованием сравнительно простых приборов. Однако результаты были получены очень интересные, и это вызвало качественный скачок в космическом приборостроении.
Родилось новое поколение ученых с социалистических странах - специалистов по космической физике. Некоторые из них получили международное признание. В частности, среди руководителей такой авторитетной организации, как КОСПАР, сейчас представители Болгарии, ГДР, Чехословакии, Польши.
- Очевидно, рост авторитета отдельных ученых с бурным развитием космических наук в этих странах? Но я вспоминаю начало сотрудничества: тогда немало было скептиков, которые считали, что небольшие страны не смогут на равных работать с "великими космическими державами"...
- Жизнь опровергла это мнение. Ученые любой страны способны участвовать как равноправные творческие партнеры в крупных международных космических программах. И промышленность этих стран внесла достойный вклад в исследование космоса. Причем при решении таких сложных проблем она поднялась на высший уровень научно-технического прогресса.
- Сотрудничество в космосе отражает смягчение международной обстановки, стремление народов к взаимовыгодным контактам, развитию кооперации как в общепланетарном масштабе, так и на Европейском континенте?
- Вершиной этого процесса стал полет кораблей "Союз" и "Аполлон" - уникальная демонстрация не только совместимости различных космических систем, но и глубокий политический и социальный эксперимент. Он показал, что две великие державы могут и должны вместе работать во имя человечества...
- Плюс сотрудничество с другими, не столь могучими странами? Теми, что вошли в программу "Интеркосмос"?
- Конечно. Особое место в деятельности Совета "Интеркосмос" принадлежало кооперации ученых социалистических стран.
Сначала эксперименты носили камерный характер - проектировались небольшие спутники. Постепенно мы перешли к крупным проектам, в частности, по ракетному зондированию верхних слоев атмосферы. Эти ракеты были битком набиты научной аппаратурой. Использовалось огромное количество интегральных схем, электронных приборов. С их разработкой рос уровень научного приборостроения.
Ученые социалистических стран стали не "пассажирами" на спутниках и ракетах, они превратились в их полновластных "хозяев". Создавались технические средства эксплуатации космических аппаратов, позволяющие получать научную информацию на приемные станции, расположенные в этих странах.
- В орбиты "Интеркосмоса" входили и Индия, Швеция, Франция... Я знаю, что вы особенно пристрастны к советско-французскому сотрудничеству. И балалайка, уезжающая в Тулузу, - еще одно свидетельство этому...
- Директор института не должен быть пристрастным. Личные же мои интересы как ученого связаны с проектом "Аракс". Для меня он начался задолго до переезда в Москву. И.А. Жулин, заместитель директора ИЗМИРАНа, однажды приехал в Новосибирск, чтобы рассказать мне о необычном эксперименте. Вместе с французами началось обсуждение проекта, и нужен был человек, имеющий большой опыт работы с лабораторной плазмой. В 1970 году проект получил поддержку Совета "Интеркосмос". Вскоре в Ереване наши ученые и французы встретились, чтобы обсудить эту совместную работу. Название "Аракс" означает "искусственное полярное сияние", и в то же время это дань уважения городу Еревану, где нас так радушно встречали.
- Вы довольны результатом?
- Практически все задачи, которые мы ставили, выполнены. Мы тоже не ожидали такого стопроцентного отклика на каждый залп электронной пушки... Впрочем, надо рассказать по порядку, что я имею в виду.
На ракете в районе острова Кергелен была поднята в космос электронная пушка. Пучок частиц, следуя вдоль магнитных силовых линий, сначала удалялся от Земли на 25 тыс. км, а затем возвращался. Его наблюдали в районе Архангельска. Около 80 тыс. км - такова протяженность искусственного северного сияния. Пучок шел не по вакууму, а сквозь космическую плазму, и поэтому сильно деформировался. Он стал своеобразным скальпелем, вскрывающим неизвестные процессы околоземной плазмы. Эксперимент необычный, он потребовал таланта многих людей.
- А сколько это было человек - десять, сто или тысяча?
- Очень трудно подсчитать всех ученых, инженеров, рабочих, которые внесли свою лепту в "Аракс". Полностью в течение пяти лет у нас - несколько десятков, столь же во Франции. Но эпизодически число участников становилось в несколько раз больше. Особенно когда требовалось решать сложные научные и технические проблемы.
К примеру, в Киеве рождалась электронная пушка. Работал Институт имени Патона. Вокруг ракеты нужно было создать "плазменный зонтик" - ведь мы не могли заземлить установку обычным способом. Устройство для создания плазменного облака (роль Земли выполняла ионосфера) было разработано в Институте имени Курчатова. Таким образом, можно смело сказать, что в международном сотрудничестве принимало участие в той или иной форме очень многие научные учреждения страны.
- Предположим, что мы встретились через пятьдесят лет. Какими проблемами "Интеркосмос" или подобная организация будет заниматься?
- Будет очень много работ с повседневным практическим использованием космической техники для нужд Земли. А наука уйдет в дальний космос...
Потом мы много раз встречались с Роальдом Сагдеевым. Поводы были разные, чаще всего "политические". В годы перестройки Сагдеев был среди тех людей, на которых опирался М.С. Горбачев. Он не возражал, когда Р.З. Сагдеев решил жениться на внучке Эйзенхауэра - любовь: разве ей можно возражать?!
Перед отъездом в Америку мы встретились с Роальдом. Я посетовал, мол, жаль, что он оставляет Институт космических исследований, замену ему найти нелегко.
В ответ он рассмеялся:
- У нас немало талантливых людей, которые смогут занять эту должность и работать хорошо, - а потом вдруг добавил уже вполне серьезно: "Знаешь, у меня есть много идей, на реализацию которых здесь мне потребуется лет пятнадцать, а там я смогу это сделать за пять лет..."
Я запомнил эти слова, и часто вспоминаю их. Хочу спросить Роальда: удалось ли это ему осуществить задуманное? И хотя наши судьбы пересекаются довольно часто - здесь, в Москве, и иногда там, в США, - ответ этот вопрос получить не удается. Так складываются обстоятельства, что посидеть вечерок, поговорить, просто поднять чарку не случается. Может быть, это произойдет в Баку - городе, который так притягивает нас обоих своей самобытностью, неповторимостью и теплотой...