Евгений Лукьянчук: Заборы – это бездонный колодец

Евгений Лукьянчук: Заборы – это бездонный колодец

Евгений Лукьянчук, депутат по Белозерскому округу, концертмейстер группы кларнетов Томского симфонического оркестра, преподаватель музыкального колледжа имени Денисова. Прошел в гордуму как независимый кандидат. Почему музыкант заинтересовался городскими проблемами, как решить проблему городских свалок в центре города и можно ли за один рейд отловить полсотни бездомных собак – об этом и не только мы поговорили в прямом эфире Инстаграма ТВ2 с Евгением Лукьянчуком.

— Евгений, вы родом из Новосибирска, закончили там консерваторию. Можете вспомнить, что вам понравилось, когда вы переехали в наш город, а что, наоборот, неприятно удивило? — Я 21 год прожил в Новосибирске и считал, что этот город самый лучший на земле. Потому что по большому счету я не видел других городов. В 21 год я переехал в Иркутск, прожил там два года и после этого переехал в Томск. Для меня Томск из всех этих городов показался наиболее комфортным. В Томске я понял, насколько некомфортный город Новосибирск, хотя я там прожил две трети жизни. Томск мне понравился деревянным зодчеством, университетской атмосферой, природой. Природа Томска богаче, чем Новосибирска. Но, возможно, беднее, чем природа Иркутска – там Саяны, Байкал. — ​С чего началось ваше увлечение политикой и почему вы решили стать городским депутатом? — В какой-то мере можно сказать, что у нас все увлекаются политикой – сидят на кухне и обсуждают новости. Меня политика всегда интересовала, я был в курсе событий, читал аналитику. Но в политику муниципального масштаба меня занесло из-за мусорной проблемы, из-за экологии. Я постоянно убирал мусор и в Новосибирске, и в Иркутске, и в Томске. В Иркутске была похожая на Томск ситуация, прямо на набережной была откровенная свалка, мусор падал прямо в воду. Пришлось там наводить порядок. Когда я переехал в Томск, то я жил на улице Шишкова и до места работы – Большого концертного зала – было всего 600 метров. Пока я шел эти 600 метров, то я обнаружил три свалки! И это центр города! Реакции на какие-то мои обращения практически не было. Были отписки – выехали, ничего не обнаружили, все хорошо. Тогда я решил убрать эти свалки сам. После я убрал еще несколько свалок на другом берегу реки. А потом мне стало грустно убирать мусор одному, я в соцсетях распространил информацию, ко мне подключились люди, и образовалось некое экологическое движение. И я очень рад, что есть неравнодушные люди, и это вдохновило меня двигаться дальше.

— ​Как отнеслись к этому вашему решению в оркестре и не отговаривала ли вас от участия в выборах директор филармонии Наталья Чабовская? — ​Конечно, это было довольно неожиданно для коллектива. Но в целом и Наталья Игоревна, и коллектив меня поддержали и рады за меня. Сейчас коллеги обращаются ко мне, если нужно решить какие-то житейские проблемы. — ​​То есть просьб, пожалуйста, ничего не говорите об этом, к вам не было? —​ Можно сказать, что нет. Депутатская работа, в основном, это переадресация обращений граждан к городским службам и контроль за тем, чтобы эти службы работали как следует. Довольно часто жители нашего города просто даже не знают, к кому им обратиться, если течет крыша или не закапывают яму рядом с домом. — ​​Вы стали известны в городе как экоактивист. У вас есть идеи, как можно приучить людей убирать за собой мусор? В лес уже иной раз невозможно зайти, по берегу реки тоже не прогуляешься. —​ Во-первых, просветительская работа. Я считаю, что социальная реклама работает. Другое дело, что ей не уделяется должного внимания. Затем вторичная переработка. Должно быть выгодно не выбрасывать мусор, а сдавать его. —​ Но у нас нет сейчас такой практики, чтобы за сдачу стекла или пластика давали деньги. — ​А в Европе есть. И я помню, что в детстве мы сдавали стеклотару. Ходили, собирали бутылки, сдавали их, и это были наши карманные деньги. Такая практика возможна. Но в первую очередь надо думать, как молодым людям, детям объяснить, что мусорить – это плохо. Я банальные вещи скажу, но это должно обсуждаться, например, на природоведении. — ​Может быть, штрафы? —​ Да, это еще один способ повлиять на умы наших людей. Здесь все меры хороши. Нужно наказывать людей, если они не соблюдают установленные правила. К сожалению, правоприменительная практика у нас такова, что у нас либо не штрафуют за мусор вовсе, либо очень избирательно. У меня есть тому пример. На Киевской, 1 рядом с долгостроем я наткнулся на большую свалку автосервисов. Они стоят чуть дальше от этого места, но понятно, что это их мусор – аккумуляторы, покрышки, другие автодетали. —​ Т.е. легко вычислить, чья свалка? — ​Да. Как дважды два. Но этого не произошло. Пришлось провести несколько субботников, чтобы ликвидировать эту кучу автомусора. Спасибо моим ученикам, студентам музыкального колледжа, что помогли разгрести этот мусор. Потом к нам подключились еще волонтеры из движения Артема Рутмана «Общий дом», и они еще два месяца работали там, чтобы навести порядок на берегу Ушайки. Они вычистили это место досконально и сделали там небольшое общественное пространство. 

— Раз мы уже вспомнили о набережной Ушайки, то нравится ли она вам и насколько удобна для концертов гранитная сцена? — Тут надо разделять набережную и концертную сцену. — Вроде это единое гранитное целое. — Да, но надо признать, что летняя сцена нам была необходима. Как она реализована – это другой вопрос.   — На ступеньках БКЗ вам было неудобно играть? — Конечно, это была вынужденная мера. Мне кажется, что это здорово, что теперь есть летняя сцена рядом с БКЗ. — Когда ее строили, то были версии, что грохот трамваев может помешать восприятию музыки. — Знаете, но в Новосибирске в концертном зале филармонии иногда слышно метро. Ну и что? Центр города, рядом с мэрией, и слышен шум подземки. Я не считаю, что это что-то страшное. Что же касается гранитной набережной. Инвестор – компания «Газпром». Цель строительства этой набережной, я полагаю, повысить свою репутацию в регионе, в городе, а в итоге получилось, что они вложили много денег и получили негативную репутацию. Зачем? На мой взгляд, главная проблема – это отсутствие широких общественных слушаний с привлечением экспертов. Пусть это было бы не тотальное голосование за проект населением города, а даже просто обсуждение со специалистами. Поэтому неудивительно, что набережная вызвала негативную реакцию. Закопали миллиард, а может быть, и больше, и это только первая очередь. А сколько их еще должно быть? Еще минимум три.

— У Газпрома сейчас не очень хорошо с деньгами, и в этом году работы на набережной не возобновились. Возможно, не будет больше денег на остальные очереди. ​ — Может быть, это и к лучшему. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Другое дело, что на тот миллиард можно было бы всю Ушайку полностью облагородить, все четыре очереди сделать. Не в граните, не монументально, а ближе к природе, более тепло и уютно. И, конечно, более дешево. Есть хорошие примеры и в российских городах, и за границей, нужно было посмотреть по сторонам и выбрать какой-то приемлемый для нас вариант. 

—​ Перейдем к музыке. Как сейчас живет Томский симфонический оркестр? Мне кажется, артисты больше всех пострадали от карантина. — С начала марта и до августа график наш был очень неравномерный, в основном, это были индивидуальные занятия, иногда по видеоконференциям связывались, что-то играли, что-то записывали, но это было больше для поддержания формы, нежели для развития. Живых концертов у нас не было. И тут надо отдать должное нашему руководству, что за все время эпидемии материальное снабжение филармонии осталось на прежнем уровне. И до сих, слава Богу, нам платят стабильную зарплату. —​Т.е. в деньгах вы ничего не потеряли из-за отсутствия концертов? – Нет. Сейчас наконец-то у нас выстроился какой-то режим работы, шахматная рассадка, мы используем защитные экраны и маски, и мы можем работать. Когда тотально все закрывается, то это тотально сказывается и на слушателях и на музыкантах. — ​Вы играли и в Иркутске и знаете ситуацию в Новосибирске. Могли бы вы оценить уровень нашего симфонического оркестра? По сравнению с соседями, как мы выглядим? — Я считаю, что наш оркестр имеет достаточно хороший исполнительский уровень, и, надо отдать должное, с приходом Михаила Григорьевича Грановского, нового главного дирижера, дело пошло на лад. — Мне кажется, что у вас и музыкантов прибавилось в оркестре? ​ – Дело не в количестве, а в качестве репетиционного процесса. Концерт – это уже конечный продукт. Если репетиции проходят качественно, подход профессиональный, то будет и результат. И он у нас есть. 

— ​Мне интересна ваша точка зрения по поводу привоза звезд в Томск. На приезд оркестра Гергиева и проведение музыкального фестиваля Дениса Мацуева тратятся десятки миллионов рублей. При этом я знаю, что не хватает денег на обновление музыкальных инструментов. Это правильная политика, здорово, что каждый год к нам приезжают Гергиев и Мацуев, или лучше сэкономить немного, обеспечив внутренние потребности оркестра? ​ — Знаете, я сначала думал, что лучше эти деньги направлять на текущие нужды. Но потом, поразмыслив, я понял, что это не так. Правда, надо разделить приезды Дениса Мацуева и Валерия Гергиева. Начнем с Мацуева. Каждый его приезд в наш город – это такой всплеск творческой активности, целый веер звезд. У нас выступают звезды 21 века, есть специальные абонементы на них. Помимо этого, проводятся мастер-классы для детей. Я преподаю в музыкальном колледже, и моя ученица Эвелина Рубер становилась стипендиатом Фонда «Новые имена», ездила в летнюю школу в Суздаль. До этого она ездила в Сербию, может быть, это было по другой линии, но не за счет родителей, а за счет подобных фондов. Конкурс «Дети играют с оркестром» – это инициатива Сергея Анатольевича Жвачкина. Не в каждом городе подобный конкурс существует. Возвращаясь к «Новым именам», скажу, что это такой всплеск эмоций, который Томску необходим. Проблема в том, что у нас нет музыкального вуза. У нас есть факультет искусств ТГУ, но это совсем другой масштаб. В Новосибирске есть консерватория, в Красноярске есть академия, в Томске ничего подобного нет. И если этот водоем время от времени не перемешивать, то он со временем становится болотцем. И для оркестра нашего звезды – это эталон, к которому нужно стремиться. Что касается оркестра Гергиева, я могу согласиться с вами, что приезжают одни и те же. Возможно, это неоправданно. Но еще раз отмечу, что фонд заработной платы нашего оркестра от этих приездов не страдает. Это другие деньги. 

— На последней Думе шутили, что депутаты образовали слишком много рабочих групп. Тем не менее вчера в телеграм-канале «Томскполит» прочитала предложение создать еще одну группу по заборам. Оградками испорчена улица Ленина, несколько дней назад навтыкали заборов на улице Усова. Уродливые заборы возникают то тут, то там постоянно. Мэрия объясняет это предписаниями ГИБДД, что так обеспечивается безопасность пешеходов. Как вы считаете, обеспечивают ли они безопасность и украшают ли город?

— На мой взгляд, у каждого поставленного забора должна быть веская причина для установки. Есть масса способов снижать аварийность без установки заборов. А при этом заборы – это колоссальная статья расходов. Их сперва установить надо, потом обслуживать, красить постоянно. Это бездонный колодец. Есть казусы, когда ставят забор на забор. Это общее в стране безобразие. Но не по всей стране при этом.

— Да. Есть положительные примеры. В Калининграде, исходя из соображений здравого смысла, даже сносят. Как вы считаете, кто виноват в происходящем? Мэрия, что бездумно исполняет распоряжения ГИБДД, мы, горожане, что не ставим этот вопрос? В других же городах начали решать проблему. — Нужно понять актуальность проблемы. Она должна назреть. Когда стали в заборы укатывать проспект Ленина, для меня это стало неожиданностью. Я преподаю в Томском музыкальном колледже. И там в окно малого зала влетел фрагмент забора после ДТП. Это как шрапнель действует. Для водителей создает иллюзию, что пешеходы защищены. Значит, можно повысить скорость. Для пешеходов тоже создает иллюзию, что они защищены. А по факту это никак не защищает. Если автомобиль врезается в забор, тот разлетается. Это как обычно у нас. Когда-то кто-то принял какой-то ГОСТ. Потом его отменяют. А ГИБДД продолжает руководствоваться старым. И мэрия на это не обращает внимания. И тоже выполняет предписание. — Тут вот пишут нам, что забор – это отмыв денег. Зимой его ломает техника. Летом восстанавливают. Действительно, есть какие-то подрядчики и это работает на автомате. ​ — Разумеется, это уже заведенный механизм. Инерция. И ее нужно гасить. И вот мне странно. Есть два ГОСТа. Старый и новый. 14-го с заборами и 17-го – без заборов. Мы живем по старому ГОСТу. Вопрос: кто за это отвечает? Ведь получается, что установка заборов неправомерна. — В общем, мы на депутатов надеемся, что поднимете этот вопрос. Они уродуют город. Другая проблема то, как у нас происходит обрезка деревьев. Складывается ощущение, что на этом кто-то просто зарабатывает деньги и не думает об эстетике города.

— То же с посадкой прутиков, которые должны когда-то, возможно, вырасти. Но люди живут сейчас. И деревья им нужны сейчас. То же и с этой обрезкой под пень. — То есть можем надеяться, что будете поднимать этот вопрос. Теперь к бюджету. Вы тут выясняли, я  знаю, про расходы на отлов собак. У нас  в Томске, оказывается, какое-то огромное количество собак отлавливают. «На маленькую Москву, – вы пишете в телеграм-канале, – в год отлавливается 3036 собак и кошек, а в огромном Томске в год только 3100 собак отлавливается». Вот вы это выяснили и что регулярно выигрывает конкурс ИП Алены Николаевны Можейко. Что дальше? — Как нам объяснила Алена Николаевна, мы встречались, было разбирательство, моя статистика недостоверна. И, скорее всего, это данные по какому-то району Москвы. Но мне все равно эти цифры кажутся странными. По 8-9 собак ежедневно без праздников и выходных.  — То есть до конца вы с этим вопросом пока не разобрались? — Пока нет. Я хотел бы съездить к ним в приют. Посмотреть, как дела обстоят. По словам самой Алены Николаевны, даже строительство нового приюта на тысячу собак ситуацию существенно не улучшит. Потому что мы купируем последствия, но не устраняем причину. А причина – недобросовестное обращение с животными. Да, конечно, животные спариваются на улицах и рождаются. Но большая часть собак выкинута владельцами. Нужен закон о должном обращении с животными.  К сожалению, по моей информации, областная Дума не поддержала принятие такого закона. — Тут спрашивают, какова судьба отловленных собак. И еще: рядом с Первой детской больницей стая, и никому нет дела . — Можно много локаций назвать. Я спрашивал, как часто выезжают на рейды. Раз в неделю выезжают. Я пока не могу понять, все ли в порядке с цифрами здесь. Я никого не хочу уличить. Просто хочу разобраться. Если все, как должно быть, замечательно. Если нет – надо задавать вопросы и получать ответы. Нам говорят, специалисты работают по звонку, плюс рейд раз в неделю. И тогда за рейд сколько надо собак поймать? Шестьдесят? А работают там два или четыре человека всего. — А удалось ли с тех пор, как вы стали депутатом, решить какие-то  конкретные проблемы? ​ — Ну, например, улица Белая, 14. Там раскопали бесхозные теплосети в августе. А закопали в середине октября. Больше двух месяцев их не могли закопать. А когда туда поехал  экскаватор закапывать, он проехал через детскую площадку, которую люди сами соорудили. И привел ее  в негодность. При этом до сих пор закопали все не полностью. Вот уже 8 декабря. Занимаюсь этим.

ПОДДЕРЖИ ТВ2! Мы рассказываем о том, что происходит, а не о том, что прикажут говорить.