1. Геннадий Горин. В городе Орел родились Иван Тургенев, Михаил Бахтин и Геннадий Горин — последний пока чуть менее известен, чем первые двое, но зато нам выпала честь быть его современниками. Как и Тургенев, Горин ценит родную природу, знает толк в кулинарии и много времени посвящает творчеству; с Бахтиным его роднит независимый взгляд на окружающий мир и внимание к народной смеховой культуре. Случайны ли эти совпадения? Время покажет, а пока сотни тысяч человек внимательно следят за видеоблогом Горина, в котором регулярно появляются новые ролики, повествующие о его жизни и взглядах. Разумеется, далеко не все зрители в состоянии оценить истинный масштаб личности популярного орловчанина, а кто-то наверняка просто гнусно посмеивается, глядя на то, как Горин музицирует, завтракает или устраивает с друзьями пикник на берегу одной из речек, протекающих неподалеку от города. Бог им судья. Те же, кто хоть что-то в чем-то смыслит, понимают, что благодаря Горину мы можем взглянуть на мир словно в первый раз и увидеть его без всей той шелухи и накипи, которые скопились за тысячи лет человеческой истории. Это мир, в котором каждая мелочь становится открытием или приключением. Мир, который каждый день нужно открывать заново. Мир, вещам которого еще только предстоит дать имена. Рано или поздно 11 декабря, день рождения Геннадия Горина, станет федеральным праздником, а в центре города Орел поставят статую, изображающую мужчину средних лет в легкой ветровке и панаме, с острым носом и беспечной улыбкой, который снимает на камеру самого себя. 2. Петр Мамонов. Кто-то считает нынешнее аскетическое отшельничество Петра Мамонова с чтением святых отцов, рубкой дров и прослушиванием джазовых пластинок расплатой за бурную юность, но такой вульгарный подход едва ли заслуживает хоть какого-то внимания. Очевидно, что к нынешнему своему состоянию и образу жизни Петр Николаевич готовился десятилетиями и в конце концов стал тем, кем стал: теперь его слушают затаив дыхание независимо от того, пересказывает ли он поучения Григория Паламы, сообщает ли новости из быта жителей своей деревушки или зачитывает под краут-рок «Приключения Незнайки и его друзей» — первую книгу из знаменитой трилогии Николая Носова. Любое слово Мамонова эхом отзывается в душе и лечит ее, помогая нам отличать разумное, доброе и вечное от дебильного, злобного и сиюминутного. Здоровья вам, Петр Николаевич, и долгих лет. 3. Александр Проханов. Ранняя слава Проханова (первая книга Александра Андреевича называлась «Иду в путь мой» и вышла в далеком 1971 году с предисловием Юрия Трифонова) ничуть не ослабила его таланта, как это нередко случается с молодыми авторами, падкими на ничтожные бонусы и поощрения. Напротив, он шел в путь свой, никуда не сворачивая, его дарование росло, сердце переполняла любовь к родине и миллионы других чувств, взгляд становился все более зорким, а ум — все более острым. Проханов давно уже не писатель и не общественный деятель, он колосс, причем отнюдь не на глиняных ногах, который высится над Россией и видит ее всю: от мельчайшей былинки в поле до сидящего в Кремле президента, от киевских истоков (если не от динозавров) до отдаленного будущего. Его мудрости чужда надменность, его статности чуждо самолюбование. Если покойный Юрий Мамлеев был певцом подспудной, тайной Руси (или наоборот — небесной, райской), то Проханов всегда изображает свою страну такой, как она есть, и всегда готов согреть ее своими теплом и заботой. Что, впрочем, не мешает ему время от времени разговаривать с ангелами. 4. Сергей «Паук» Троицкий. Безграничная широта русского духа — предмет яростной зависти и для холодных западных рационалистов, и для созерцательных восточных мечтателей. Особенно редко кому-то из них удается соединить в своей натуре безудержное веселье, полет фантазии и тяжелую, как железный марш, поступь: зато всем этим может похвастаться и хвастается бессменный лидер легендарной «Коррозии металла», равно как импозантностью, находчивостью, мастерством оратора и внесезонной уместностью, что большая редкость даже для нашей культуры, время от времени включающейся в гонку за так называемыми трендами, ненужными, словно бутылка из-под лимонада «Буратино» с отбитым горлышком. Чтобы русский человек вспомнил современную телезвезду, нужно пускаться в долгие объяснения («ну тот, рыжий, с бородавкой на подбородке, снимался в рекламе освежителя воздуха» и т. д.), чтобы вспомнил Пушкина — хватит одной стихотворной строчки, чтобы вспомнил Паука — достаточно одного слова: «тащемта», например. 5. Пророк Санбой. Наименее признанный, но равновеликий по таланту другим героям этого материала, самопровозглашенный Пророк Санбой, он же Геннадий Чернецов, еще в ранней юности предрек себе судьбу творческим псевдонимом: кого несть в отечестве своем, все знают. Конечно, не бедность и забвение сулил ему карьерный взлет начала девяностых, когда он исколесил на велосипеде полмира, не сходил со страниц газет и с экранов телевизоров, а западные музыкальные звезды разной величины и всех мастей спешили завести с ним дружбу или хотя бы знакомство. Но остаться в Европе на всем готовом юный миннезингер из Ярцево не мог: его тянуло туда, куда тянет всех русских — на родину, чем бы это в конечном счете ни обернулось, поскольку даже мать не всегда ласкова к своим сыновьям (и это хорошо понимали Куприн, Вертинский и многие, многие другие). В результате тот, кто должен был стать вторым Высоцким и хриплым голосом из каждого окна ежедневно напоминать нам о самом главном, стал проклятым поэтом, влачащим свой век под Смоленском в крайне стесненных условиях, да еще и под несмолкающее улюлюканье толпы, в любую эпоху готовой освистать то, до чего она не доросла и не дорастет. Любого другого это могло бы сломать, но для Пророка Санбоя стало творческим трамплином и бесконечным источником тем и образов, доказательство чему несложно найти в ютубе или во «ВКонтакте». Сосчитать его песни сложнее, чем пчел на июльском лугу, пытаться подражать ему бесполезно, но ценить этого непоколебимого артиста, бросившего веку-волкодаву вызов и сражающегося с ним один на один, должен каждый. 6. Сергей «Пахом» Пахомов. Для многих Пахом остается человеком-мемом благодаря популярной кинокартине, упоминать название которой всуе нет нужды. К счастью, дело этим не ограничилось: птица такого полета не могла не пустить корни во все возможные сферы культурной жизни — не для того, чтобы высасывать из них минеральные вещества, но чтобы приносить людям все новые и новые плоды. Актер, художник, музыкант, поэт, сценарист, общественный деятель, экстрасенс и т. д., и т. п.: к чему все эти перечисления, когда мы говорим о человеке ренессансного типа, которому подвластен весь мир? Речь Пахома, подчас кажущаяся сбивчивым бормотанием, на деле обладает магической силой. С ее помощью можно разбирать на части закосневший мир и собирать его заново, внося в расшатанный порядок вещей необходимые коррективы. Пахом — Гамлет, для которого не стоит вопрос, что делать со временем, слетевшим с петель: нужно повесить его обратно, чтобы у тех, кто считает тебя эксцентричным чудаком, все было в порядке. 7. Александр Дугин. Дугина порицают за многое: за иррационализм, за манипуляторство, за милитаризм, за прагматизм, за радикализм, и нельзя сказать, что летящая в его адрес критика всегда огульна и лишена оснований. Да, все здание философии Дугина зиждется на зыбком фундаменте, ведь убедительно доказать существование той Традиции, ценить которую он учит нас не первый десяток лет, едва ли возможно. Да, его бесконечные политические комментарии вызывают смех у одних и ужас у других (или и то, и другое одновременно). Да, совокупный объем опубликованных им трудов вызывает оторопь. Да, весь свой интеллект и всю свою страсть Дугин направляет не на познание истины, а на ее производство — словно правоверный марксист, он стремится не объяснить мир, а изменить его согласно своим представлениям (не очень эгалитарным). Со всем этим легко согласиться, но встает вопрос: почему мы все равно любим Дугина? Если не брать в расчет приятную внешность, бархатистый голос и умение выступать на публике как никто другой, можно сказать следующее: дело, по-видимому, в том, что Александр Гельевич все же ухватил своими цепкими пальцами Русский логос, только подобрался к нему не со стороны философии. Вспомните мириады поражающих воображение дугинских образов, всех этих крылатых спрутов сознания и тамплиеров пролетариата: не обязательно записываться в традиционалисты, чтобы счесть наше время эпохой прозаических банальностей и всеобщего обмельчания — а самым верным лекарством от этого всегда была поэзия. Поэзия помогает примириться с бесконечным несовершенством окружающей нас реальности, ежесекундно грозящей развалиться на части и рухнуть в тартарары, а лучшие ее образцы оказывают на мир непосредственное воздействие: облагораживают его и делают более осмысленным, и особенно преуспели в этом русские поэты, к числу которых по справедливости стоило бы отнести всех героев нашего небольшого списка.
