Полжизни под землёй. Кого и за что сегодня награждают званием «Герой Труда»
Главным шахтёром СССР был Алексей Стаханов из Донбасса. И хотя золотую медаль Героя соцтруда получили десятки его коллег, сам он был удостоен звания лишь в 64 года, когда был во всех смыслах далёк от забоя.Сегодня профессия не так престижна, как раньше, но уже дважды за пять лет президент Путин вручал высшую награду шахтёрам. Недавно её получил Александр Куличенко — самый молодой Герой труда в новейшей истории России. Ему 49, и 30 из них он провёл под землёй.
В ХХ веке благодаря новатору угольной промышленности возникло стахановское движение — люди трудились день и ночь, стараясь перевыполнить план. Страны Советов и пятилеток давно нет, а шахтёры и сейчас бьют рекорды. Но как становятся героями в наше время? За ответом спецкор «АиФ» отправилась к бригадиру проходчиков шахты «Талдинская-Западная 2» Александру Куличенко.
Чтобы хоть чуть-чуть понять, что такое шахтёрский мир, пришлось экипироваться. Резиновых сапог 36-го размера не нашлось — и двое носков не спасли. Липучки на штанах не помогали, каска норовила съехать на глаза. Тем не менее лампу на неё прикрепили, самоспасатель на плечо повесили. Дальше — измерить давление, дыхнуть в трубку. Минут 10 на дизелевозе, в который ещё попробуй запрыгни, — и у капитальной горной выработки меня встречает Герой Труда. Скромный, малоразговорчивый мужчина среднего роста, которому проще смену отработать, чем интервью дать. Хотя рассказать есть что — у него в роду шахтёров целая династия.
— Первым был дед Илья, — объясняет Александр. — Его сюда после фабрично-заводского обучения из Орла прислали, и он всю жизнь на шахте проработал. 42 года отпахал и мой отец. Семья жила рядом с шахтой, там я играл, бегал в буфет за газировкой. А потом попросил отца показать шахту, и мы спустились в клети. «Не будешь учиться — останешься на лопате» — запомнил на всю жизнь. Но, когда после первой практики в техникуме сказал отцу: «Буду проходчиком», он занервничал: «Это ж билет в один конец!»
— И что вас так привлекло? Романтика-то сомнительная.
— Шахтёры — сильнейшее мужское братство, это парней во все времена притягивало. И коллектив — как семья, домами дружим. Всюду на шахтах страшная текучка, а у нас за последние 7 лет лишь один рассчитался, и то потому, что семья поменяла место жительства. Помню, какой-то год — такие классные забои были! Получали хорошо. Возвращаюсь, а у дома народ. Узнавали мой адрес, умоляли: «Возьми на работу!» Да, раньше не было горнопроходческих комбайнов, работали «на сверло». У отца всё ломаное — позвоночник, ключицы, руки, ноги, пальцев недостаёт. Но я верил, что со мной ничего не случится, — единственную травму получил в молодости, когда дом строил. Видимо, у меня особый ангел.
— Раньше шахтёры, спускаясь под землю, сильно рисковали жизнью. Сегодня хоть и реже, всё равно гибнут.
— Но не у нас на шахте! Видели же, какое оснащение! Труд сильно изменился: кнопку нажал — и уголь пошёл на-гора. Хотя всё равно 8 часов в подземелье, и выходим мокрые — объёмы-то уже другие. Раньше шахта давала 500 тыс. тонн угля в год, сейчас — 5 млн тонн. Но какая бы безопасная техника ни была, управляют ею люди. Кайло, лопата не исчезли, забой делается руками. Зато гордость — идём туда, куда не ступала нога человека.
— Сын ваш, слышала, тоже пошёл в проходчики?
— На моём участке работают и двоюродный брат с сыном. А родного брата уже вывели из шахты по профзаболеванию. Сыну Лёшке тяжелее других — с него спрос больше. Мне отец наказывал: «Прислушивайся, начинает сыпаться — уходи с этого места, рухнет вмиг!» И я все навыки передал сыну. Сам проходил 18 метров в смену, он сейчас — 30.
— Вот кому, оказывается, надо было Героя давать.
— Я правда горжусь им. Он звеньевой в моей бригаде, сам отец. И трёхлетний Пашка уже заявляет: «Пойду с дедом на шахту денежки зарабатывать, а мама с бабой будут тратить». Да что там — дочь Татьяна, и та устраивается к нам на практику.
— Жена-то как ко всему этому относится?
— Ольга на два года моложе, учились в одной школе. В её родне тоже полно шахтёров. Я из армии вернулся на шахту, а она в магазине рядом работала. Вот уже 27 лет вместе. Начинали жить в землянке, потом сами дом выстроили, скотину держали. Жаль, дом тот пришлось продать — у жены началась аллергия, астму ставили. Пока дети росли, Оля их воспитывала, я работал один. Сын Алексей как-то пошутил: «Мне было 16 лет, когда папа впервые увидел меня».
— Ну сегодня же вы можете рассчитывать на поблажки.
— Рассчитывать, наверное, могу. Но иду и делаю, что должен. В бригаде 48 человек. Люди доверяют мне. И вместо графика 3 рабочих — 3 выходных я часто выбираю 5 рабочих — 1 выходной. Отпуск 66 дней, можно бесплатно поехать в санаторий, даже в Белокуриху. Но как оставить бригаду? Рекорды просто так не даются, это тяжёлый совместный труд. Хотя поблажки, конечно, есть, иначе как бы мы с вами встретились. Утром встаю в пять — возвращаюсь в девять вечера. Дорога — три часа. Смена — восемь. А бывает и две смены подряд. При этом я не завтракаю и не хожу на обед.
— И ради чего здоровье гробите? Стоят ли того рекорды?
— Привычка! Желающим выдают в забой горячее питание. Но вы сами прочувствовали, каково это — ходить в нашем обмундировании. Взять термос с едой — считай ещё один самоспасатель на спину повесить. А у нас к тому же обязательно минеральная вода во фляжке. В общем, обычно жёны заворачивают ребятам пайку — сальцЕ, хлебцЕ, колбаску, главное — чтобы вошла в карман. Хотя я сейчас даже её не беру.
— Питаетесь неправильно, отдыхать не любите.
— Да почему не люблю? Для нас с Олей отдых — это палатка и котелок на костре. Вот и ездим дня на три на Алтай, на солёное озеро. Я 10 лет в шахте отработал — вообще не заметил. Потом смотрю — уже 20. Из отдела кадров звонят: «Отнесите трудовую в собес».
— Так вы пенсионер?
— Пять лет уже. Но это «пацанячья» пенсия — 11 тыс. рублей. Когда-то мечтал: 50 лет исполнится — и прощай, шахта! К наградам не стремился — просто работал. А сейчас думаю: было бы здоровье... Курить бросил — детям помочь хочется. Здесь же не курорт, в штреке (горизонтальная горная выработка, не имеющая непосредственного выхода на земную поверхность. — Ред.) подчас ни почвы, ни кровли, всё падает, вода льётся. А какая экология, если живём на угле?! Онкология — не редкость, а в городе даже пульмонолога нет. Но... куда бежать? Здесь все близкие, да и я на своём месте. Сын — и то не уехал. Многим нравится в нашем Киселёвске, но хочется, чтобы родной город был чистым, чтобы по дорогам было неопасно ездить. Ведь у нас ни спорткомплекса, ни хорошей поликлиники, старого бассейна не хватает, приличный кинотеатр один. Когда-то здесь работали хлебозавод, пивзавод, кондитерская, колбасная, а остался, считай, один уголь. Хорошо, шахтёры не привыкли ныть, холодная капля за шиворот — а мы смеёмся.
— Над чем, интересно?
— Ну, наши шутки не озвучишь... Обычно в новостях сообщают: добыто столько-то тонн угля. А ведь первыми идём мы — проходчики, которые и веселиться умеют, и песни петь. «Сына именем отца шахтёр назвал», — звучит у нас на праздниках. Но коронная — «Только мы с конём по полю идём». Хотя в наших условиях комбайн надёжнее коня.
— О новых рекордах думаете?
— Больше 1 км в месяц мы уже проходили. Теперь надо взять отметку 2 км. Цель и желание есть. Осталось найти забой.