Западно-Сибирское восстание 1921 г. Кто развернул кровавый террор?

Выступление крестьян против большевиков охватило громадные территории Сибири. Но «народные армии» были малочисленными — повстанцы начали массовый террор, сопровождаемый самыми дикими зверствами, что оттолкнуло от них людей.

100 лет назад, 31 января 1921 года, в селе Челноковское, что на севере Ишимского уезда Тобольской губернии, произошёл конфликт между крестьянами и представителями советской власти. Продовольственный отряд, направленный в село для изъятия зерна, встретил сопротивление. Красноармейцы, сопровождавшие отряд, открыли огонь — двое сопротивлявшихся были убиты и ещё двое ранены. В ответ крестьяне навалились массой. С помощью вил, дреколья и немногочисленных охотничьих ружей им удалось изгнать из села представителей продотряда.

Этот момент принято считать началом Западно-Сибирского восстания 1921-1922 гг. На самом деле крестьянские выступления против продразвёрстки наблюдались ещё осенью 1920 года. Но они носили более или менее мирный характер. Хотя и не без увечий и трупов. Так, в том самом селе Челноковское первую кровь пролили всё же крестьяне — в сентябре 1920 г. был убит член Челноковской волостной ячейки РКП (б) Иван Щербаков. А вот с января началась масштабная война.

По большому счёту, такой поворот событий был неприятной неожиданностью для обеих сторон. В самом грубом приближении позиции каждой из них можно выразить примерно так.

Советская власть: «Почему сибирские крестьяне, ещё вчера вместе с нами гнавшие и рубившие колчаковцев, всецело поддерживающие новую власть, вдруг обратили оружие против нас?»

Крестьяне: «Почему новая власть, которая вроде как должна быть за простых людей, измывается над нами ещё похуже, чем прежняя? Как раньше кормили городских, так и сейчас кормим, да вот сейчас городские норовят задарма последнее отнять!»

На первый взгляд, правда за крестьянами. Действительно, продразвёрстка грозила деревне голодом — изымалось до 70% зерна, причём иной раз руку запускали и в семенной фонд.

С другой стороны, города уже сидели на голодном пайке, а деревня расставаться со своими ресурсами не спешила. Уже впоследствии, во время НЭПа, когда было запущено движение «За смычку города с деревней», рабочие реагировали на призывы власти скептически. Сводки ОГПУ фиксировали такие настроения: «О смычке с крестьянством часть рабочих говорит, что помогать чем-либо крестьянину не надо, потому что крестьянство в голодное время за кусок хлеба рвало с рабочего последнюю рубашку».

Под «голодным временем» понимается как раз-таки период 1921-1922 годов, когда полыхало Западно-Сибирское восстание. Впрочем, что значит «полыхало»? Да, этим восстанием была охвачена огромная территория — от Омска до Челябинска и от Кокчетава до Салехарда. Многим кажется, что все крестьяне, доведённые «злыми коммунистами» до последней черты, поголовно встали под знамя восставших.

В реальности восстание носило очаговый характер. Дело даже не в том, что некоторые были уверены в твёрдости Советской власти, которая скоро оклемается и страшно отомстит всем восставшим. Ишимский историк Игорь Курышев отмечает: «Организаторам повстанческого движения пришлось прибегать к насильственным мобилизациям мужского населения в возрасте от 18 до 45 лет, в случае надобности не останавливаясь перед репрессиями... В частности, по показаниям жителя села Пеганово Д.А. Евсеева, его односельчанин М. Сазонов проводил мобилизацию крестьян на восстание, заявляя, что тех, кто не пойдет на восстание, будут убивать».

Иными словами, протестуя против продразвёрстки и насильственной мобилизации крестьян на разного рода работы, например, лесозаготовительные и дорожные, восставшие начали свою насильственную мобилизацию, заставляя освежить в памяти народную мудрость насчёт хрена, который ничуть не слаще редьки.

Кроме того, повстанцы развернули натуральный террор, который если и отличался от более-менее сдерживаемого террора Советской власти, то лишь в худшую сторону: «Подчас повстанческий террор приобретал крайне уродливые, гипертрофированные формы, сопровождаясь выплеском архаичных, тёмных, животных пластов психики».

Документально зафиксированы, например, такие случаи: «Председатель Алексеевского сельсовета Аромашевского района Зелинский Моисей был бандитами захвачен на постели и в одном белье выведен на снег. Зелинского до бессознания избили и выбросили за деревню. Бандиты этим не ограничились: они принесли соли, посыпали ею изуродованное тело Зелинского и снова стали бить палками. Не удовлетворившись этим, бандиты придумали новую пытку: они вырезали у зараженного сифилисом кусок зараженного места и затерли его под кожу Зелинского». Или вот такие: «Главарь повстанцев Д. Новиков, проживавший в селе Пеганово, настоял убить коммунара С. Власова, которого нагим клал на бревно и бил колом по животу, а также выкалывал пикой глаза».

Красный комбриг Рахманов, один из тех, кто «жестоко подавил восстание, утопив беззащитных крестьян в крови», докладывал по инстанции: «В Омутинском районе повстанцы подвешивали женщин и детей, у беременных женщин разрезали животы, и всё это затем, чтобы в корне истребить семя коммуны...»

Судя по отдельным сведениям, ситуация с дисциплиной в рядах повстанцев была ещё похлеще, чем во времена Емельяна Пугачёва: «Толпа совершенно не признавала своих командиров, была полнейшая неразбериха. Арестовывали без их ведома, били, никого не спрашиваясь, и заступаться было невозможно».

Один из руководителей восстания, Владимир Родин, сполна испытал на себе справедливость выражения: «За что боролись, на то и напоролись». Поначалу всё было прекрасно: «Он принял на себя этот великий пост Начальника Народной Сибирской Армии по просьбе нашего местного населения, которому подчинились все командующие Народными Армиями от Ялуторовска, Тюмени и Омска». Но спустя буквально месяц, в конце февраля 1921 года, восставшие восстали уже и против своего заступника — его заподозрили в измене, арестовали, долго пытали и убили.

Надо сказать, что за сравнительно недолгое время своей «борьбы с коммунистами» восставшие успели серьёзно насолить местному населению. Советская власть была даже вынуждена строго предупреждать, что самосуд над повстанцами недопустим.