«Собственник земли может делать что угодно, главный архитектор — по бороде»

Главный архитектор Иркутска Антон Жуков рассказал о своей беспомощности, новом мосте через Ангару и том, как работа взяла его в заложники.

В 2020 году после своего избрания мэр Иркутска Руслан Болотов начал менять команду, которая работала в городской администрации. В числе первых ушёл с поста главный архитектор — это место в августе занял Антон Жуков, который к декабрю конкурс на эту должность. В интервью «ИрСити» чиновник рассказал о том, на что главный архитектор может повлиять (кажется, что список очень короткий), о трёх главных задачах на 5 лет (например, новом мосте через Ангару) и о том, почему он не гордится теми проектами, которые сделал, работая в компаниях, связанных с «Новым городом».

Антону Жукову 38 лет. Он родился и вырос в Иркутске в семье, связанной с архитектурой и проектированием: мама — инженер-конструктор, отчим — архитектор, бабушка и дедушка работали в «Промстройпроекте». Он учился в нескольких школах Иркутска и в конце концов — «по счастливому стечению обстоятельств» — попал в экспериментальный архитектурный класс в 11-й школе. Кураторами класса были известные в Иркутске архитекторы (Жуков называет их великими) — Марк Меерович, Борис Литвинов, Константин Лидин, Владимир Нечитайло. Потом — иркутский политех, хотя хотелось — в Московский архитектурный институт.

«Но я звёзд с неба никогда не хватал. Обычно считается, что архитектор — непревзойдённый художник, рисовальщик, в первую очередь, график, а потом уже чертёжник. У меня — наоборот. Я неплохо чертил, но совершенно никак рисовал, поэтому, когда пришло время поступать, трезво оценив свои способности, решил, что в МАРХИ даже пробовать не буду», — рассказывает он.

После института — работа в «Новом городе», куда, по словам Жукова, его привёл «за ручку» Марк Меерович. «Тогда я точно сплавился с мыслью, что жилищное проектирование — это моё. Мы даже диплом защищали вдвоём вместе с моим другом Ваней Литвиновым на тему «Жилой комплекс в исторической части города Иркутска», — говорит он. В «Новом городе» и связанных с ним проектных компаниях Жуков проработал 13 лет — с 2005-го по 2018-й, в конце — в должности директора.

По данным системы «Контур.Фокус», Антон Жуков был связан с тремя компаниями – «Проектная палата «Цивилизация», «Студия – Проект» и «Новые проекты». Последняя, в которой Жуков был директором с 2016 по 2019 годы, была ликвидирована в сентябре 2020 года. Через учредителя она была связана с «Байкальской инжиниринговой компанией», 100% которой владеет вице-мэр Иркутска Дмитрий Ружников (его доля сейчас находится в доверительном управлении). Учредителями компании «Студия – Проект», в которой Жуков был директором с 2013 по 2018 годы, являются Галина Кузняная и Александр Ткачёв, связанные с ФСК «Новый город».

«В 2018 году я понял, что мне интересна административная стезя, и ушёл из компании с мыслью, что я уже достаточно созрел, чтобы делать своё дело, — продолжает он. — Это были очень тяжёлые 2 года. Я собрал небольшой коллектив, но, прямо скажем, реальная жизнь — не в тепличных условиях, а в реальном бизнесе, — конечно, непростая».

В 2020-м — предложение от Болотова занять пост главного архитектора Иркутска.

— Я, честно говоря, отказывался, потому что главный архитектор города — это сегодня больше номинальная должность, полномочий практически никаких нет. Расхожее заблуждение, что главный архитектор всемогущ. Сегодня законодательство построено таким образом, что полномочия главного архитектора на законодательном уровне — во всех городах эта проблема — полностью купированы.

Я могу только проверять проекты на соответствие действующим регламентам, правилам землепользования и застройки — то есть назначению участка, регламентам этажности и высоты, плюс процент озеленения, количество парковочных мест и так далее. На своём земельном участке собственник в соответствии с градрегламентами может делать всё что угодно, главный архитектор — по бороде. Вот в чём проблема. И это важно понимать.

Я не хотел быть просто свадебным генералом, и тогда мы договорились, что будет реконструкция в целом структуры комитета по градполитике и полномочия главного архитектора расширятся. Сегодня это реализовано, подо мной создан департамент, который занимается вопросами градостроительства, выдачей градостроительных планов, вопросами архитектуры, проектов планировок.

— Какие проекты вы сделали? Где в Иркутске посмотреть дома, которые вы спроектировали? Какими проектами гордитесь?

— Надо понимать, что именно в жилищном строительстве у архитекторов для выражения собственного «я» и воплощения каких-то своих задумок и идей всё меньше и меньше возможностей. Поэтому выдающихся объектов, про которые я бы мог сказать, что ими горжусь, к сожалению, нет.

Мне нравится проект, который мы реализовывали когда-то в самом начале моей работы с заслуженными архитектором России Александром Николаевичем Юшковым. Это небольшой жилой микрорайончик в районе фабрики «Узоры» на улице Красногвардейская. Он двухцветный — нижняя часть из жёлтого кирпича, верхняя из коричневого. Наверное, это один из последних объектов, в котором удалось как-то интерпретировать свои задумки. В остальном архитектурной суперидеи, к сожалению, нет.

Есть одна история, которая мне греет душу, — это пять башен на Дальневосточной. Там я главный архитектор. Изначально, правда, я рисовал четыре башни и предлагал заказчику назвать жилой комплекс «Четыре сезона», отыграть времена года во внешнем виде, в цветовых решениях, в интерьерах. Но заказчик посчитал на калькуляторе экономику и сказал, что надо пять башен - и их стало пять. «Четыре сезона» не получились, но этот проект я люблю. Честно говоря, он получился лучше, чем я ожидал.

Тогда у нас были серьёзные баталии по нему с Александром Георгиевичем Красильниковым, который был главным архитектором города. Мы рубились не на жизнь, а на смерть, потому что тогда ещё главный архитектор города имел влияние. Сейчас я такого не могу себе позволить, потому что этого не предусмотрено, к сожалению, законодательством. По факту я узнаю о том, какой будет объект, на этапе выдачи разрешения на строительство — вот в чём проблема.

— Вы уже второй раз говорите, что главный архитектор мало на что влияет, но зачем вы тогда согласились занимать этот пост? Не могу понять вашу мотивацию.

— Главный архитектор имеет возможность влиять на градостроительный подход в целом, на градостроительное зонирование, на размещение, количество и объём пространств для территорий общего пользования. На такие вещи.

Я не могу сказать, что не задаю себе вопрос, зачем я здесь, зачем мне это надо. В реальном проектировании я рисую линию — и завтра уже строители выкладывают кирпичную кладку, льют бетон, и это даёт мотивацию, наполняет. Здесь я как небольшой элемент в общей системе, где я кручу-кручу свои педали, а вся эта махина едет очень медленно. Очень медленно. И это, конечно, не в кайф.

Но при этом я чувствую себя членом команды, и это важно. Я пришёл работать в команде. Здесь есть такая должность, которую должен занимать проверенный человек. Не Вася, не Петя, а именно я. Так карта легла. Я стараюсь достойно эту ношу нести.

Основной расчёт на то, что за 5 лет мы как минимум создадим базу для того, чтобы город дальше развивался по какому-то вектору, который устроит большинство, что мы создадим базу для того, чтобы появились условия для возникновения качественной среды, нормальных дорог.

Градостроительное регулирование во многом сидит в очень неповоротливых, достаточно жёстких и «медленных» градостроительных документах. В генплан вносились изменения в 2018 году, и сегодня мы пожинаем плоды этих очень революционных изменений в том, что правила землепользования и застройки (ПЗЗ — ред.) начинают подменять генеральный план.

Вы задаёте вопрос, какая моя роль. В некотором смысле это роль стража: я противостою вносимым изменениям. Она не в том, что я придумаю, как будет выглядеть малоэтажный Иркутск, нету такой опции у главного архитектора, я не рисую дома, я пытаюсь регулировать эту деятельность имеющимся инструментарием.

Когда придёт условный Лёша-архитектор, представит проект и весь необходимый набор документов, то каким бы ужасным этот дом ни был, если я не найду причин отказать с технической точки зрения - нарушения градостроительных регламентов, пожарных проездов или ещё чего-то, — он получит разрешение на строительство. В итоге в городе появится этот дом по результатам работы Антона Жукова или нет? Мне бы очень хотелось делить эту ответственность с теми архитекторами, которые проектируют здания.

У нас есть целый союз архитекторов, в этом союзе состоят очень грамотные и часто именитые архитекторы, и они рисуют эти дома — не я и не мои предшественники. Это зона ответственности перед городом застройщика, собственника будущего объекта или архитектора. Сдерживать полёт фантазии и навязывать какие-то вкусовые вопросы — незаконно. Поэтому мы будем говорить про базовые вещи.

— Каким вы видите результат вашей работы через 5 лет, к концу полномочий этой городской администрации?

— Мы договорились, что по итогам нашей работы сможем предъявить несколько больших проектов.

Первый — это предместья Рабочее и Знаменское. С этим проектом Руслан Николаевич удивительно последовательный. Мы с ним были знакомы до моего назначения, и он будучи ещё министром строительства Иркутской области говорил, что Рабочее незаслуженно забыто богом, с ним надо что-то делать, привести туда тепловую сеть, выключить 12 угольных котельных, сделать транспортные связи — и тогда там всё заживёт. По сути речь идёт об интеграции этого района и центральной части города, которая может состояться при возникновении транспортных и пешеходных связей.

Сегодня у нас есть шанс изменить ситуацию в Рабочем, и Руслан Николаевич нас к этому максимально стимулирует. По сути это целый комплекс мероприятий и работ, который выразится сначала в отработке общей философии подходов к развитию этой территории, а потом его внедрении в градостроительную документацию, определении тех мероприятий, которые там необходимы для развития транспортной сети и общественных пространств, расселения ветхого и аварийного жилья.

Второй проект — мост от Маратовской развязки на полуостров Кирова. Мы его сделаем на конкурсной основе, то есть хотим пригласить градостроителей, которые помогут нам его правильно протрассировать и дальше предложить области для включения в схему территориального планирования. Я думаю, что до середины лета мы должны уже подвести итоги этого конкурса. Сейчас мы прорисовали дорожную карту, как это вообще может получиться. Но пока мост не включён в схему территориального планирования Иркутской области, пока не будет поддержки в Москве в этом вопросе — всё, привет.

Третий проект — это микрорайон Затон. Сейчас это промышленная территория с железнодорожными тупиками, базами, аварийным жильём, там плохие дороги и инженерная инфраструктура. Она железно требовала внимания ещё 20 лет назад, сегодня это острейший вопрос.

Наши предшественники в лице прежней администрации отыграли аукцион на развитие там застроенной территорий (РЗТ — ред.) на небольшом участке, но этого недостаточно. Нужно посмотреть всю картинку концептуально, чтобы понять, как эта территория будет развиваться, потому что РЗТ мало — там сейчас точечно появятся несколько блок-секций, но среда от этого не обновится.

Сейчас нужно правильно спланировать территорию и понять, какая нужна инженерная подготовка, куда потекут ливневые стоки, как завести коммуникации, как туда будут попадать люди, как будет решаться транспортная составляющая. У нас есть идея строительства там пешеходного моста в створ улицы Чудотворской. Так как ещё один велопешеходный мост рисуется с территории политеховского кампуса на остров Юность, есть идея закольцовки маршрута, потому что ездить на велосипеде по новому мосту — это удовольствие ниже среднего. Если бы можно бы щелкнуть пальцами, и оно бы заиграло, то было бы здорово. К сожалению, так не работает.

Сегодня мы с командой единомышленников прорисовываем эту историю. Почему мне это интересно? Потому что если не управлять и не возглавить этот процесс, то мы можем получить очень неожиданные результаты. Почему это нежелательно?

Цесовская набережная никуда не делась, она состоится. В этом году мы нашли средства для финансирования проектных работ, в следующем году будет берегоукрепление. Сейчас о Цесовскую набережную ломают копья, потому что визуально её никто не видит, ощущение такое, что энергетики и чаеразвесочная фабрика вплотную подошли к воде, но на самом деле там будет уширение береговой зоны и возникнет площадь набережной.

Когда мы её построим, будет печально, если с неё мы будем лицезреть ржавые корабли и трубы коптящих котельных в Затоне.

Конечно же, есть тема большого Чертугея, хотя я в неё поверю только, когда появится ещё один мост, по которому туда должны зайти коммуникации — отопление, вода, канализование, электричество и так далее. Альтернативные варианты заведения туда сетей сосредотачиваются около Байкальского тракта, который и так, мягко говоря, перенасыщен. Так мы не улучшим транспортную ситуацию. Поэтому в моей картине мира последовательным было бы сосредоточиться на мосту, и после этого уже развивать Чертугеевский. Не знаю, при нашей жизни это может произойти или нет.

Единая набережная — классная история. Сложная. Роль архитектора тут в том, чтобы соединить всю картинку. В материалах, которые мне передали предшественники, я обнаружил, что не хватает одного очень важного участка — от «Весны» до дома №107 на Верхней Набережной. И вопросов больше, чем ответов.

Что включать в объём набережной, не очень понятно. Прохождение под мостом — большой вопрос. Там же тоже есть очистные. Это целый комплекс мероприятий, и мы сейчас только-только начинаем консультации с «ГипродорНИИ» о том, как эту тему развернуть. Тут в меньшей степени архитектурная составляющая, в большей — ответственность за конструктивно-планировочные и природоориентированные решения.

— Служба по охране объектов культурного наследия подготовила проект новых зон охраны (ПЗО) памятников, в которых есть зоны регулирования застройки в исторической части города. Можете объяснить, что это значит для центра, как он изменится в результате принятия нового проекта? Что поменяется в категориях было/стало?

— Я не смогу объяснить в категориях было/стало. Тут вопрос в нюансах по большому счёту. Я не эксперт в области сохранения культурного наследия, есть специальная служба, которая этим занимается. У меня нет оснований не доверять выводам разработчиков проекта зон охраны, потому что это делают аттестованные Минкультом эксперты.

— Бывший главный архитектор Москвы Александр Кузьмин в интервью «Коммерсанту» говорил, что историческую застройку, памятники нужно защищать «как на войне, стоять до конца». Вы разделяете такую точку зрения?

— Конечно, однозначно. Но защита бывает разная. Можно законсервировать и наблюдать — эта концепция действовала до сегодняшнего дня. В результате за 20 лет центр реально ухудшился в смысле состояния этих объектов: они проваливаются по подоконники в землю, горят, в них ночуют маргинальные личности. Такой вид защиты мне не импонирует.

Я за то, чтобы за памятником закреплялся кто-то — физическое или юридическое лицо, — у которого возникают обязательства по его восстановлению, эксплуатации и сохранению, но при этом взамен человек получает полезные какие-то функции, которые там могут быть.

Для меня важно, чтобы оставалась средовая застройка. Я бы хотел, чтобы аура исторического центра сохранилась. Меня угнетает состояние деревянных домов, сердце кровью обливается. Конечно, было бы здорово, если бы они были восстановлены в первозданном виде.

Сейчас отрабатывается другая версия, в которой мы допускаем возможность возникновения новых объектов, а как следствие — оживление среды, появление там денег, ресурсов, коммунальных сетей.

Я думаю, что принятие нового документа скажется позитивно. Но риск того, что появится недобросовестный застройщик, который и зданием, построенным по требованиям ПЗО, испортит облик города — есть. Надо понимать, что городские регламенты на исторические территории не распространяются, то, что прописано в ПЗО — первично.

— Хочу вас спросить не как чиновника мэрии Иркутска, как архитектора. Насколько оправдан снос казарм ИВВАИУ под типового здания школы? Насколько это здание ценно с архитектурной точки зрения?

— Однозначного ответа нет. Сама по себе история важна, но давайте будем реалистами. Эти здания много лет простояли незащищёнными, незаконсервированными, все конструкции проморожены, проедены грибком. Всё, что могло сгнить, — сгнило, всё, что можно было украсть, — украли.

Я прикасался к концепции развития всей этой территории, у меня есть своё авторское видение этого процесса. Я допускал мысль, что можно было бы здание казарм при наличии определённой воли и средств попробовать воссоздать и приспособить под другое назначение, в том числе и под школу.

Но реалии таковы, что без средств воли недостаточно. Сегодня спланировать средства государства на строительство школы путём реконструкции такого объекта не представляется возможным.

«Всё, что не запрещено, - можно»

— В Иркутске очень острая централизация. Заметьте, любой шелеховчанин, который работает в Иркутске, едет на маршрутке до самого центра, хотя, может быть, зачастую ему это не надо. Жители Ленинского района, Солнечного, Баррикад и в выходной день ездят в центр для того, чтобы удовлетворить свои потребности в отдыхе, шоппинге, услугах и так далее. Идея децентрализации заключается в том, что в таких районах должны появится какие-то объекты, которые должны «намагничивать» людей, чтобы исключить необходимость перемещения внутри города в центр постоянно.

— Какие у вас задачи в этом направлении есть сейчас? Мы увидим какие-то результаты в ближайшие пять лет?

— Это процесс очень небыстрый. Речь не идёт о том, чтобы просто так решить вопрос о сносе жилого района и строительстве торгового центра. Мы говорим о поддержке инициативы о создании каких-то точек притяжения. И это не значит прекратить жилую застройку. Мы не уйдём от темы жилищных районов, у нас так город спланирован. Но наряду со строительством жилья мы будем стимулировать застройщиков и предпринимателей на создание общественных пространств, которые будут к себе притягивать людей. И, конечно, минимизировать количество торговых комплексов в центральной части.

— То есть никаких специальных мероприятий нет, но эта тема так или иначе фигурирует при планировании?

— Да, мы держим её в фокусе внимания и при принятии решения опираемся на идею о том, что приведёт к децентрализации лучше или быстрее.

— Пару месяцев назад были о создании парка аттракционов на острове Конный. Если мы говорим про децентрализацию города, как в эту идею вписывается такой объект в самом его центре?

- В мэрии есть инвестиционный совет, на котором инициаторы разного рода процессов, предприниматели представляют свои идеи. Сейчас появился предприниматель, который предложил создать парк аттракционов на Конном и готов привести туда деньги. Однозначного согласия мэрия пока не давала.

В контексте вопросов децентрализации вы спрашиваете совершенно справедливо. У нас есть масса отдалённых участков, где это можно сделать. Я лично убеждён в том, что если я захочу пойти с семьёй в парк аттракционов, то я именно в парк аттракционов и поеду, и мне не надо за этим в центр. Более того, я понимаю, что в этом месте он создаст ещё большие сложности именно с транспортом.

Но я выносил эту тему на архсовет, и, к моему удивлению, архитекторы выступили с мнением, что вообще-то такая идея имеет право быть. Был тезис о том, что хотелось бы, гуляя по набережной, вдруг увидев интересный аттракцион, зайти и прокатиться.

Поэтому где здесь правильный ответ? Сказать «нет» предпринимателю? Мы сказали пока робкое, но нет, потому что надо подумать, покрутить. Моя первая реакция была — давайте что-то делать с парковками. При этом вокруг меня, вокруг администрации есть достаточно активных молодых людей, которые говорят: заужайте дороги, прекратите давать приоритет автомобильному транспорту. Если есть возможность сделать какие-то активности в центре — делайте, но дайте туда доступ для велосипедистов, для мам с колясками.

— Летом 2020 года Руслан Николаевич о необходимости создания идеологии иркутской агломерации. В вашей работе как-то эта тема фигурирует, если да — то как, если нет — то почему?

— Тема агломерации мне близка, хотя бы потому что сама агломерация уже существует. Да, географическая агломерация не состоялась, но демографическая и экономическая есть. Иркутск сегодня - это точка приложения труда, стало быть, центр притяжения и для жителей города, и для жителей Ангарска, Шелехова, Усолья-Сибирского. Надо признать, что эта агломерация есть.

Делаем ли мы что-то как архитекторы в этом отношении? Практически нет, потому что в градостроительной документации, к сожалению, — и это результат не моего труда, а просто констатация факта - тема скоростных связей, транспортных связей утеряна. Поэтому говорить о том, что в градостроительном плане мы начнём границы друг с другом сближать и как-то пытаться объединяться в один мегагород, нельзя, к этому предпосылок нет.

— Что вам нестерпимо хочется поправить в Иркутске?

— Вы задали правильный вопрос про то, какими объектами я горжусь. Да, таких объектов нет, потому что я был заложником своей работы. При этом я знаю, что это, в том числе, попустительство той градостроительной документации, которая у нас сегодня есть. Всё, что не запрещено, — можно.

Поскольку у нас самая большая активность по строительству в жилье, то мне не нравится, что, когда мы говорим, что территориальная зона ЖЗ-104 предполагает возможность строительства домов высотой до 60 метров, то в этой зоне мы получаем только 60-метровые дома. И тогда я задаю себе вопрос: какие я могу создать инструменты для того, чтобы внести разнообразие?

Ладно, пусть все дома будут плоские, одноцветные, я на это повлиять не могу, но я хочу создать условия, в которых появится силуэт города.

Самый печальный результат, который я увидел по применению ПЗЗ, — все дома одинаковые, как будто подстрижены под бобрик. Сейчас я выхожу с инициативой о создании условий для разноэтажной застройки. Пока не могу заразить этой идеей депутатский корпус. Но я это сделаю.

— Если бы у вас была возможность в Иркутске что-то поменять в части архитектуры, что требует больших денег, времени, усилий, но без этих денег, времени и усилий, как по мановению волшебной палочки, то вы бы что поменяли?

— Интересный вопрос. Я бы очень хотел, чтобы в нашем городе можно было в выходной день сидеть с кофе на газоне. И я бы очень хотел, чтобы в нашем городе можно было на велосипеде приехать из любой точки города в любую другую точку города, не рискуя своей жизнью. Какие-то такие житейские вещи.