Конец СССР: три вопроса без ответов

В нынешней России очень странное отношение к юбилейным датам. Вот, например, в 2017 году исполнилось 100 лет тому, что сейчас некоторые историки аккуратно называют Великой русской революцией. И действительно, это событие буквально перепахало не только бывшую Российскую империю, но и, без преувеличения, весь мир. Даже сейчас мы отчасти живем в шлейфе тех событий. Однако, насколько я знаю, в 2017 году в новой России ни в одном из выступлений президента и других руководителей страны не было дано оценки этой революции. Дело ограничилось несколькими академическими конференциями, что очень полезно, но не имеет никакого практического смысла. Ведь наше общество (и прежде всего его политическая элита), если оно хочет понять, куда ему двигаться в XXI веке, должно, наконец, дать самому себе ответы на три принципиальных вопроса, связанных с 1917 годом: — Был ли неизбежен крах Российской империи? — Февральские события, положившие конец самодержавию, — это попытка России выйти на дорогу к процветанию или первая в XX веке «цветная революция»? — Приход к власти большевиков: это начало 70-летней диктатуры, которая унесла десятки миллионов человеческих жизней, или все-таки не впустую прожитые страной десятилетия? Я вспомнил уже прошедший юбилей 1917 года, потому что в этом, 2021 году мы должны отрефлексировать очередную годовщину: 30 лет назад развалился Советский Союз. 1991 год был богат событиями. Это и референдум о сохранении СССР, и августовский путч ГКЧП, и, наконец, договоренности в Беловежской Пуще. Все закончилось тем, что 26 декабря Верховным Советом СССР было официально провозглашено о конце Советского Союза. На следующий день, что любопытно, никто не вышел на улицы с требованием его сохранения. Люди пожали плечами и продолжили решать свои проблемы уже в рамках 15 независимых государств. С того момента прошло 30 лет. Но российское общество, включая его политическую элиту, похоже, снова, как и в юбилейном 2017 году, не хочет дать самому себе ответы на три принципиальных вопроса, имеющих прямое отношение к нашему будущему: — Был ли неизбежен развал Советского Союза? — Выбор новой Россией курса на формирование в стране институтов демократии и рыночной экономики был попыткой вывести нашу страну на магистральную дорогу к процветанию или горбачевская перестройка, перешедшая в ельцинские реформы начала 90-х, — это не то, что нужно было делать? — Эволюция российского государства последних 20 лет — это наилучший выбор из возможных вариантов или загогулина, опасное отклонение, которое ставит под сомнение наше успешное будущее? Таким образом, перед теми из нас, кто думает чуть дальше, чем на очередной парламентско-президентский политический цикл, стоит задача дать свои ответы на все эти неотвеченные вопросы. Что имеет прямое отношение и к попыткам правительства сформировать очередную стратегию развития страны, на сей раз до 2030 года. Как, в частности, можно предлагать «новый общественный договор» и «клиентоцентричное государство», если у его авторов нет ясного и однозначного целеполагания, построенного на выученных уроках богатой российской истории? Да, снизить бедность в два раза — это благородная задача. Но ведь понятно, что ее решение не должно сводиться только к ликвидации дефицита семейных доходов. На самом деле, как показывает мировой опыт, бедность снижается до минимальных значений там, где у людей появляются реальные возможности для того, чтобы активно включиться хотя бы в местную жизнь — уже не как пассивных получателей вспомоществования, а в качестве активных граждан, осознающих свое достоинство. А это невозможно без реальных, а не манипулируемых политических и предпринимательских свобод, независимого суда и разнообразных неподконтрольных власти СМИ. Особо следует сказать про малый и микробизнес. Чем больше его будет, тем меньше людей опустится в зону бедности. Это закономерность, на которой строится любая высокоразвитая экономика XXI века. А что у нас? Несмотря на звучащие уже десятилетиями обещания, низовая предпринимательская инициатива не развивается, захватывая все большую часть экономики, а чахнет. Это к вопросу о «клиентоцентричном» государстве и качестве нынешних политических институтов. И, конечно, необходимым условием решения большинства проблем нынешней массовой малообеспеченности и дефицита «клиентоцентричности» государства является эффективная, располагающая значимыми собственными ресурсами местная власть, представителей которых можно встретить на улице, которым можно напрямую позвонить и в конце концов сменить через простые и прозрачные выборные процедуры. Ваш покорный слуга в этой статье не собирается давать свою версию ответов на поставленные выше вопросы, хотя мне есть что сказать. Думаю, что у многих читателей тоже такие ответы есть. Они так или иначе озвучиваются, например, в социальных сетях, публичных дискуссиях, которые проводятся на многочисленных онлайн- и очных мероприятиях. Но дело в том, что ответы на эти вопросы не дает власть, которая обладает исключительным правом на принятие решений в России. А ведь было бы интересным и, возможно, даже судьбоносным, если бы в приближающемся Послании Президента Федеральному собранию Владимир Путин дал старт такому разговору, высказав при этом и свою позицию от имени нынешнего государства. Но, к сожалению, сомневаюсь, что это произойдет: ведь в этом году очередные выборы в Государственную думу, а там не за горами и выборы президента. Политический календарь диктует свои правила, которые не оставляют места для решения фундаментальных вопросов. Все заполонили политтехнологии и технократические проектировки, наподобие готовящейся правительственной стратегии развития страны до 2030 года. Вот и плывем мы без руля и ветрил, надеясь, как это уже было и перед 1917-м, и перед 1991 годом, на «русский авось». Чем это заканчивалось — известно. Но если такая общенациональная дискуссия не начнется «сверху», то она, как отмечалось, все равно стихийно идет «внизу». Как показал опрос, проведенный в предковидном 2019 году Федеральным научно-исследовательским социологическим центром РАН, в обществе наблюдается резкий рост спроса на перемены. Их ожидает большинство — 57%. За два года эта доля, как утверждают социологи, удвоилась. Да, люди в своей массе не могут профессионально сформулировать свое видение назревших реформ. Для этого есть 10–15% наиболее активных граждан, в число которых входят и политики, и эксперты, и, конечно, те, кто принимает решения. Они должны уловить массовые общественные настроения и оформить их в качестве ясных и понятных ответов на вызовы, которые стоят перед современной Россией. И начинать тут надо с позиционирования страны в историческом пространстве — от прошлого к будущему. Именно поэтому юбилеи, о которых говорится в этой статье, не нужно замалчивать. Невыученные уроки 1917-го и тем более 1991 года могут быть основным препятствием для нашего успешного движения к России, в которой люди уверены в завтрашнем дне для себя, своих детей и внуков.