Правда чеченской войны: события на Кавказе глазами Павла Горчакова
Чуть более 20 лет назад, в апреле 2001-го, Павел Горчаков – тогда заместитель начальника областного УВД, полковник - повел в Чечню целый эшелон из Вологды: 250 человек личного состава, вооружение, техника... Шла вторая чеченская кампания, вологжане создавали в Грозном Временный отдел внутренних дел Ленинского района... Сегодня депутат областного Законодательного Собрания, генерал-майор Горчаков рассказывает о войне на Северном Кавказе так, как будто она происходила вчера: он помнит все и в мельчайших деталях. Его рассказы похожи на сюжеты из кинобоевиков, но то, через что прошел он сам и его товарищи по оружию, - вовсе не кино. Это правда жестокой войны.
Отряд вологодских силовиков прибыл в Чечню.
- Павел Александрович, давайте начнем наш разговор с того, почему вы вообще решили пойти работать в правоохранительные органы? Почему выбрали именно эту сферу?
- Здесь, наверное, сыграла свою роль служба в армии – я попал служить в подразделения морской пехоты Северного флота в Североморске. Дослужился до старшины, заместителя командира взвода. Там я получил очень хорошую физическую закалку. И внутри появился такой мужской стержень, чувство веры в свои силы, уверенность в себе, что я многого могу достигнуть в жизни.
После армии думал поступать в мореходку, в торговый флот. Бредил морем, хотел ходить в загранку. Но так получилось, что в Никольске, когда я в военной форме пошел получать паспорт, в коридоре РОВД меня увидел начальник милиции и сходу: "Морячок, иди-ка сюда. Ух, какой парень бравый. А ну-ка давай-ка к нам в уголовный розыск!..» И ведь заманил, уговорил! Романтики такой рассказал про милицейскую работу, что у меня глаза загорелись.
В итоге я поступил в Минскую высшую школу МВД СССР. Кстати, я единственный из нашего выпуска дослужился до генерал-майора.
- Вы прошли путь от старшего оперуполномоченного уголовного розыска до начальника областного УВД, а затем возглавляли и УВД Архангельской области. Много раз выезжали на Северный Кавказ, участвовали в контртеррористических операциях. А самая первая кавказская командировка хорошо запомнилась?
- Конечно. Это был август 1999-го, меня только назначили заместителем начальника областного УВД по МОБ (милиция общественной безопасности). И вдруг меня вызывает начальник областного УВД Николай Головкин: пришла телеграмма из Москвы, быстрый сбор. Вперед! Я забрал вологодский и череповецкий ОМОН, получили автоматы, гранатометы, снайперские винтовки, средства защиты, боеприпасы, продукты, воду - и пошли колонной на автобусах в Пулково. Едем, едем, никто ничего не объясняет – куда нас направляют, зачем? А я еще сам молоденький подполковничек.
Павел Горчаков и Николай Головкин, который в то время возглавлял УМВД России по Вологодской области.
Утром подъезжаем, к аэропорту Пулково, а там уже подразделения ОМОН со всего Северо-Запада. Приходит генерал, нас собирает. «Мужики, сейчас борта подойдут, Ил-76 военно-транспортные». И примерно восемь Ил-76 друг за другом взмывают в небо... Самолеты были забиты личным составом под завязку. В нашем Ил-76 мы сидели, стояли, висели друг на друге, в тесноте. А еще боезапас, продукты, вооружение... Порядка 300 человек забилось в наш самолет сплошняком.
Ночная посадка Ил-76. Фото: pic.rutube.ru
И представляете, попали в грозу! Чуть не случилось трагедии. На подлете к Минеральным водам (а мы даже не знали, что туда летим) в самолет ударила молния, и нос нашего Ил-76 - рампу - загнуло «ромашкой».
Помню, темень такая и молния небо разрывает, самолет трясется, ливень. И один из летчиков нам говорит: "Держитесь, посадка будет жесткая".
Слава Богу, приземлились в Минводах. Но нас с бетонки сбрасывает в поле. В глину. И возит, возит, возит по полю... На нас все падает... К тому же еще молния отбила конец одного крыла. И самолет пилоты сажали вслепую.
Пробороздили эту глину, остановились. И тишина такая... Все сидим, замерли. Со второго этажа по лестнице спускается к люку на первом этаже худощавый командир корабля в кожанке. Люк ему открыл капитан, бортмеханик. Командир молча сел и закурил папиросу. А у самого руки трясутся от пережитого. Мои подчиненные молча наблюдают за этой картиной. На улице ливнем шел дождь с молнией, не прекращаясь. Вдруг командир корабля, не бросая курить и повернувшись к нам, хрипло бросил: «Радуйтесь, мужики, что живы. У вас сегодня второй день рождения».
Как оказалось, нас направили в Карачаево-Черкессию, в Черкесск. Тогда у черкессов с карачаевцами возник конфликт на межнациональной почве. И мы должны были не допустить столкновений. Мы где-то полтора месяца там патрулировали, жили в школах.
А вообще несли службу там, в Карачаево-Черкессии, представители всей российской милиции. Мы были расквартированы по всем населенным пунктам этой республики и не допустили кровопролития. Все было четко. А рядом, за высокими горными перевалами, в воздухе уже пахло порохом. Заполыхало в Дагестане и в самой Чечне. Началась Вторая Чеченская война.
- В 2000 году с марта по май вы возглавляли Мобильный отряд объединенной группировки «Восток» МВД РФ по обеспечению правопорядка в Дагестане и Чечне. У вас в подчинении было семь тысяч человек: больше сотни сводных отрядов милиции, подразделения СОБР, ОМОН. Как я понимаю, для вас это был новый опыт - управлять такой огромной массой людей. А что в тот момент было самым сложным?
Сводный отряд вологжан отправляется в служебную командировку в Чечню.
- Уточню, что сначала в моем подчинении было семь тысяч человек, потом я часть сил передал группировке «Запад», у меня осталось четыре тысячи. Зона ответственности: из 18 районов 11 - мои. Это половина Грозного, Гудермес, где мы базировались, Гудермеский, Надтеречный, Наурский, Шелковской районы, Аргун, Шали кровавые, Ножай-Юрт, Курчалой и другие… 102 сводных отряда – по 25 - 40 человек - и они раскиданы: 13 отрядов в Дагестане на границе, остальные - в Чечне. С некоторыми отрядами, находившимися в горах, даже связи не было. И всю эту людскую массу надо контролировать.
Временный пункт дислокации сводного отряда вологжан в Чечне.
Самым сложным в этой ситуации было сделать перезамену личного состава. Представьте, армада войск прибывает поездами на Моздок или Кизляр, со всей России летят самолеты. Прибывшим надо попадать в Чечню, а они сидят по нескольку дней у Моздока - или погода плохая, вертушкам их не забрать, или накануне было нападение на колонну, поэтому движение колоннами запрещено. А в самой Чечне те, кто уже отслужили несколько месяцев, ждут, когда их сменят. И я должен обеспечить перезамену. Должен обеспечить прикрытие - вертушки, «коробочки» (БТР, танки). Обеспечить, чтобы саперы проверили дороги, чтобы войска проскочили по ним в дневное время, без заминок.
Во время командования Мобильным отрядом объединенной группировки "Восток" одной из задач Павла Горчакова было обеспечение безопасности на дорогах, которые постоянно минировали боевики.
А потери страшные были... В том числе постоянно и при прибытии подразделений к месту дислокации и при выезде домой из пунктов временной дислокации. Боевики не прощали расхлябанности, разгильдяйства, неорганизованности - и пользовались этим умело. Столько наших на этом ловили... Сергиево-Посадский ОМОН погиб именно на замене.
Замены шли более недели со всей страны. И все это время я с тревогой ждал подразделения, прибывающие к границе с Чечней, на мосту Герзель-аул, чтобы не допустить нападения боевиков на беззащитные колонны, гибели личного состава. Из штаба Ханкалы мне постоянно обещали: «Жди к времени «Ч» такого-то числа пару «коробочек» - БТР, БМП или танк. И две вертушки прикрытия сверху». Но результат - нулевой. Обеспечить прикрытие было нечем. Поэтому я жестко не пропускал их в Чечню на явную гибель без прикрытия. И я войска не пропускаю, а командиры на меня чуть ли не с автоматами: да сколько мы тут будем ждать-то?!
А после 18 часов у боевиков начиналась традиционная вечерняя стрельба, которая порой всю ночь продолжалась. В это время – с 18.00 до 6 утра транспорт на дороги не выпускается, строжайший приказ коменданта Грозного. Мы это время называли «Стоп, колеса». И все это приходилось учитывать.
С 18.00 до 6 утра транспорт на дороги не выпускался - в это время у боевиков начиналась традиционная вечерняя стрельба. Одна из машин, попавшая под обстрел.
Кроме того, нам, милиции, сложно было взаимодействовать с войсками. У них у всех свои радиочастоты, свои позывные. И поэтому особой поддержки с их стороны мы не чувствовали.
А тяжелее всего, наверное, было слышать в эфире крики наших погибающих под обстрелом ребят, особенно ночью. Когда они зовут на помощь, а ты ничего не можешь сделать - это боль на всю жизнь.
- Павел Александрович, а сколько в общей сложности вы провели времени в командировках на Северном Кавказе?
- За все время набежало около года. Крайний раз ездил в Чечню в 2012 году, когда уже возглавлял УВД Архангельской области. Там уже было спокойно. Но до сих пор сводные отряды из регионов России стоят в Дагестане и Чечне, в том числе и вологжане.
Причем, на Северном Кавказе воевали и все мои братья. Наверное, вряд ли найдется в области еще такая семья, где все четыре брата воевали на Кавказе и при этом трое – в одно время.
Мой брат Сергей в Чечне две компании прошел пулеметчиком в составе Вологодского ОМОНа, награжден орденом Мужества. Вячеслав в Чечне был снайпером в ОМОНе.
Третий брат Александр, сейчас его уже нет в живых, служил срочную в ВДВ. Их спецнабором в июле 1989-го кинули в Карабах, 10 человек из Вологды. Он попал в Кировабад, прошел Агдам, Шушу, Степанакерт. Служил в разведроте. Во время боестолкновений на разъединении армян с азербайджанцами Александру отсекли верхние фаланги двух пальцев руки. Лежал в госпитале.
Все братья хлебнули войны... Когда я был командиром Мобильного отряда группировки «Восток», Сергей и Вячеслав находились в составе сводного отряда в группировке «Запад». Оба награждены орденами, медалями, у них более 20 командировок в Чечню. Так что братья труса не праздновали. А меня они «Батя» называют, поскольку я из них самый старший. Отец-то умер, когда мне 12 лет было…
- Владимир Рушайло, который был в то время министром внутренних дел, наградил вас за мужество именным пистолетом Макарова. Среди ваших наград – и медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» 2-й степени. Награды так просто не даются. Вам самому приходилось рисковать жизнью в Чечне?
Пленные боевики.
- Когда я был командиром Мобильного отряда, мы попали под огонь боевиков при входе в горный аул. Они у кладбища сделали засаду. Все лихо придумали, но не рассчитали, что наши вертушки быстро появятся… Колонна растянулась, и первой приняла бой боевая дозорная машина армейцев. А мы ехали примерно шестой машиной, и когда начали выходить на плато, по нам ударили из «зеленки». И тут прилетела вертушка - ну и боевикам досталось. Девять бандитов тогда ликвидировали, среди них были и западные украинцы. Именно у них мы нашли личный дневник комбата Марка Евтюхина из знаменитой шестой роты. И нашли карту прохождения нашей колонны – оказывается, нас предавали. На ней был обозначен маршрут движения, время.
К слову, в 2000 году мы целый месяц преследовали бандитов в горах, по Веденскому хребту за Хаттабом шли. Спали в окопах, на земле. В горах встретились с «зомби» - солдатами-срочниками Внутренних Войск. Так их называли офицеры. По их словам, эти ребята с августа 1999 года с боями прошли Дагестан, горные аулы, Чечню, и они настоящие герои. Причем, без замены все это время. Обмундирование у них было - жуть. Сапоги у некоторых прогорели и пятки торчали наружу. Шапки также прогоревшие. Более чем полгода они шли по горам, выбивая боевиков и теряя друзей. Как рассказали офицеры, потери в ротах до нашей встречи с ними составляли до 40%. Замены нет. При этом ребята не роптали и ежедневно выполняли боевую задачу.
Я вместе с этими бойцами шел три недели в горах. В первую же ночь они украли у меня новые командирские берцы и камуфляж. Мне было не жалко - у бойцов сапоги так протерты, что смотреть страшно. У ребят ничего не выражающие лица зомби, словно застывшая маска. Они уже через такое прошли, после чего на все плевать.
Помню, один солдатик кусок шифера тащит. Я его спрашиваю: «Ты, дружочек, зачем его тащишь-то?» «Выживать надо. Зачистка. Есть такая профессия - Родину зачищать, - отвечает. - Сейчас я окопаюсь, шифером укроюсь и под ним спать буду».
- 20 лет назад в Грозном погибли три вологодских милиционера. 2 мая 2001 года подорвался на растяжке подполковник Леонид Пастухов, а 5 мая взрыв фугаса на дороге унес жизни майора Александра Беспалова и старшего лейтенанта Романа Фролова. И приехав на место подрыва Беспалова и Фролова, вы с другими милиционерами по сути попали в засаду…
- Когда прозвучал тот взрыв, я сидел в дежурке. Кто-то крикнул: «Закон подорвали!» А это позывной прокуратуры и наших следователей, которые выехали по подрыву БТРа на фугасе. Я схватил автомат, разгрузку с шестью магазинами и на пожарной машине, так как другого транспорта в тот момент не было, с водителем Александром Медзяновским (бесстрашный боец) мы помчались на помощь нашим - в сторону прогремевшего взрыва и висевшего в небе над Грозным порохового облака.
Приезжаем, там здоровенная воронка – фугас мощный был. Останки майора Беспалова только метрах в 14-ти нашли. А у старшего лейтенанта Романа Фролова было видно входное отверстие от осколка фугаса в каске. Рома лежал в новом камуфляже... Вокруг все горит… А от дороги провода тянутся к частным домам, в бузину. Мы боялись, что по проводу пойдем и на мину нарвемся.
На месте, в горячке трагедии от потери наших ребят, выяснили, что погибли двое и еще трое тяжело ранены. Внимательно все осмотрев, решили уходить с места подрыва. По-моему, командир СОБРа Дмитрий Пушкин со своими ребятами повезли наших погибших и раненых в медсанбат аэродрома «Северный», а мы на двух УАЗах и на пожарной машине начали выдвигаться. Я ехал на пожарной машине.
И только из поворота стали выезжать, как по нам вдруг из пятиэтажек и кустов открыли шквальный огонь. Нас прижали. Мы залегли в канаву, рассредоточились и открыли ответный огонь. Кто-то стрелял из-за УАЗика. Я вел огонь из автомата, лежа в небольшой канаве. Поодаль, рассредоточившись, отстреливались очередями другие мои боевые товарищи из Череповецкого ОМОНа. Я их никогда не забуду!
Сколько шел бой, не могу сказать. Но боевики не давали нам сесть в машины и двигаться дальше – автомобили могли насквозь прошить очередями. Мы отвечали ответным огнем. Но тут внезапно, к нам на помощь подлетела подмога в виде БРДМ военной комендатуры Ленинского района Грозного. Наши соседи. И с ходу, оценив обстановку, наводчик мощным огнем из крупнокалиберного пулемета стал поливать огневые точки боевиков. И мы дружно поддержали огнем бронированную машину.
Так при их огневой поддержке из зоны обстрела мы и уходили. Первый УАЗик уехал, второй... Наши на БРДМ мне говорят: «Командир, мы сейчас сделаем море огня, ты улетай отсюда». И я снова в пожарную машину к окну сел и стреляю из автомата. Благодаря ребятам на БРДМ и выбрались. Иначе все могло сложиться гораздо хуже.
Кстати, недавно один из наших ОМОНовцев, который был со мной в этом бою, Юрий Скородумов, написал мне в соцсети ВКонтакте: "Никогда не забуду, как полковник (на тот момент) Горчаков Павел Александрович, не раздумывая, сам возглавил группу и первый приехал к нам на выручку 5.05.01. Как на обратном пути, попав под обстрел, плечом к плечу отбивал атаку… Вы настоящий русский Офицер!" Такие слова дорогого стоят.
- Павел Александрович, а тот опыт, который вы получили в боевых действиях на Северном Кавказе, как-то помог вам в мирной жизни?
В общей сложности Павел Горчаков провел в служебных командировках на Северном Кавказе около года.
- Война - как лакмусовая бумажка. Именно там проявляются лучшие и худшие качества человека - трусость и подлость и наоборот - мужество, благородство, отвага, скромность. И именно там понимаешь, что такое настоящая дружба, чувство плеча товарища.
Меня война научила именно человечному отношению к людям, которые проявлялись там в самых разных ситуациях. Научила не бросаться словами на ветер - там это не приемлют. Если что-то пообещаешь и не сделаешь - никакого тебе уважения не будет, это не прощается.
"Именно на войне понимаешь, что такое настоящая дружба, чувство плеча товарища", - говорит Павел Горчаков.
Научила обостренному чувству сострадания к людям. Когда мы с генералом Николаем Головкиным приехали в госпиталь к нашим раненым ребятам, там лежали и бойцы, которых никто не навещал. А когда они увидели, что мы приехали, подарки привезли – и милиционерам, и армейским - надо было видеть их глаза. А они лежат – кто без ног, кто без рук. Кто-то уже домой ехать отказался - "не поеду я таким обрубком". И когда все это увидишь, понимаешь, что такое война. Вот это мне многое дало – научило человечности и состраданию. Горе людей я воспринимал как свою личную боль.