"Есть культура насилия – ее трудно взять и выключить". Психолог – о том, возможна ли профилактика шутингов в школах
Девять человек – две учительницы и семь школьников – погибли в результате стрельбы в казанской гимназии 11 мая. Шестнадцать человек ранены, некоторые из них в тяжелом состоянии. Нападение на гимназию устроил бывший ученик Ильназ Галявиев, который на допросе заявил, что осознал себя "богом".
Реакция российских властей типична для такой ситуации: они предложили винить в случившемся компьютерные игры и анонимность в соцсетях, а также недостаточно строгие правила для владения огнестрельным оружием. Но каковы истинные причины, подвигающие молодых людей на шутинги?
В 2018 году в российском "Национальном психологическом журнале" вышла статья о причинах и механизмах массовых убийств в образовательных учреждениях. Авторы изучили все случаи нападений на российские школы и колледжи с 2014 по 2018 год: в зависимости от подхода к оценке и различий в оружии таких инцидентов они насчитали от 15 до 19. Один из авторов статьи, доктор психологических наук Денис Давыдов ответил на вопросы Настоящего Времени.
– В чем российская специфика массовых убийств и нападений на школы?
– Ограниченность доступности огнестрельного оружия и появление случаев с другим видом нападений неогнестрельного характера. Это не абсолютное отличие, это такая деталь. Сами механизмы поступков одинаковые у разных российских происшествий, то же наблюдается и в Европе, и в Америке.
– То есть они по всему миру. А можно ли это предотвращать?
– Мало вещей, про которые мы уверенно можем сказать, что этого никогда не будет. То же с нападениями на школы. Когда это началось в 2014 году в Москве (речь идет об инциденте со стрельбой в московской школе №263, в результате которого погибли учитель и полицейский – НВ), было опасение, что это будет как круги по воде расходиться на волне субкультуры "Колумбайна", подражательства. В принципе чем меньше мы будем это освещать, размусоливать в средствах массовой информации, тем меньше будет этот эффект подражательства. Но снижать вероятность этого тоже можно, есть исследования (к сожалению, только зарубежные – в России таких исследований почти нет) о путях снижения этого.
– А какие пути, если мы говорим о профилактике?
– Из самых работающих вещей, самых близких к действительности, это прежде всего профилактика школьного буллинга, создание очень комфортной школьной среды, это и физическая среда, и социальная среда, спокойные удовлетворенные жизнью педагоги, небольшие классы. Другое направление – это разнообразная включенность молодых людей в социальные группы. Три основные сферы – это школа, семья и внешкольная активность, peer-группы (группы сверстников со схожими интересами – НВ), это могут быть организованные спортивные, творческие группы, группы сверстников во дворе. Любые включения удерживают человека в паутинке таких социальных связей от подобных состояний, от подобных нападений.
– Денис, вы говорите: "Чтобы избежать подражательства, не нужно это размусоливать в СМИ", то есть, по вашему мнению, это не нужно вообще освещать?
– Нет-нет, ни в коей мере, но есть опять же руководства и правила для освещения таких вещей, меньше говорить о личности нападавшего, больше говорить о последствиях, о жертвах, о страданиях людей – то, что мы и видим. Да, к сожалению, есть культура насилия, ее трудно взять и выключить. К сожалению, это одно из условий проявления подобного поведения.
– А есть ли что-то общее у этих молодых людей, которые идут на такие страшные шаги?
– И да, и нет. Построить портрет очень точно не удается. Все очень приблизительно: это будут почти всегда юноши 14-19, может, 20 лет. Это всегда тихони, такие "средненькие" люди, где-то у половины, далеко не у всех есть психологические проблемы вроде депрессии, но это не очень серьезные состояния, их либо не замечают, либо как-то очень мягко купируют. А вот сам характер их поведения, сам профиль действий типовой, вполне поддается предсказанию. Они посылают сигналы, записывают ролики, позируют с оружием, иногда сигналы удается расшифровать, перехватить в соцсетях.
– А кто должен это выявлять?
– Во всем мире, и в России в том числе, важную роль играют полицейские меры. В России сейчас очень эффективно начали работать по пресечению таких акций. Полностью защитить эти меры не могут, но это очень важный момент. Кроме того, необходимы в школах педагоги, которые обучены различать такие сигналы в поведении школьников, ну и какая-то профилактическая работа среди самих школьников, им тоже надо доносить информацию, на какого рода фантазии надо обращать внимание. Своими фантазиями нападавшие часто делятся.
– О нападавшем на казанскую школу сегодня говорили преподаватели: тихий, спокойный, опрятный, неконфликтный. Если вспомнить керченского стрелка, то о нем говорили: веселый, нормальный, книги читал, тихий, спокойный парень. Формулировка "тихий-спокойный" – это разве не свидетельство того, что на самом деле никто не всматривался в этих подростков?
– Без специальной подготовки педагоги ориентируются в основном на бузотеров, на ярких людей, которые дерзят учителям, нарушают дисциплину. А человек сидит спокойно и в общем не тревожит учителя, на четверочки, на троечки учится – и слава богу. Но есть признаки, связанные не столько, может быть, с личностными особенностями, сколько с изменением поведения. Когда были социальные контакты, а потом человек замкнулся. Это один из примеров. Таких примеров много, психологов, педагогов, социальных психологов в школах обучают или должны обучать сигналам, по которым можно выявлять и предупреждать подобное поведение.
– Должен ли кто-то из преподавателей, школьных психологов понести наказание за случившееся?
– Я думаю, что не надо никого наказывать, люди выполняли работу как они умели. Из этого просто надо делать выводы, необходима специальная дополнительная подготовка, повышение квалификации, курсы, а в первую очередь необходимо в России организовать очень серьезную исследовательскую группу под патронажем серьезного министерства, не министерства просвещения даже. В Америке этим занимается Секретная служба, они привлекли самых лучших, самых известных психологов и выпускают регулярные отчеты с исследованиями. У нас как у ученых, в общем-то, нет доступа к фактическим данным, что там происходит.