Он был королем в СССР, а в Америке его закидали тухлыми яйцами. Скандальная история о легендарном Третьяке
Очень неприятно.
При упоминании слова «Суперсерия» у многих болельщиков наверняка в памяти всплывает 1972 год. Тогда состоялась легендарная встреча сборных СССР и Канады, которая чуть не закончилась итоговой победой советских хоккеистов по итогам 8 матчей. Однако Суперсерии проводились и после этого. Например, в 1975 году ЦСКА и «Крылья Советов» отправились в североамериканское турне, в рамках которого они должны были встретиться с сильнейшими командами НХЛ. Этот вояж тоже прозвали Суперсерией. Но мы сосредоточимся только на событиях, которые в той поездке разворачивались с ЦСКА в общем и с великим Владиславом Третьяком в частности.
Трехкратный олимпийский чемпион признавался, что в конце декабря 1975 года чувствовал себя просто идеально. Он был на пике формы. Так что у него не было никаких сомнений в исходе битвы с североамериканскими грандами — ЦСКА должен был переиграть их по всем статьям. Игроки армейцев тоже заметили, что их голкипер поймал кураж — на тренировках ему было почти невозможно забить. Однако по прибытии в Канаду вся эта уверенность быстро улетучилась. Советские хоккеисты сразу почувствовали дискомфорт. Их первой остановкой в длинном пути был Монреаль. Во-первых, там было очень холодно. Даже привыкшим к морозам спортсменам из Советского Союза. Во-вторых, сказывалась разница во времени. Игроков ломало и клонило в сон. Мучительная жажда стала их постоянным спутником. А безвкусная и непривычная еда окончательно надломила их психологическое состояние. В довесок ко всему хоккеистов ЦСКА донимали местные репортеры, которые натурально сходили с ума из-за приезда чемпионов из Советского Союза. Особенно от этого страдал популярный в Канаде после Суперсерии 1972 года Третьяк.
«Фанатичная любовь канадцев к хоккею общеизвестна. Но если раньше кумирами для них были свои и только свои звезды, то теперь все изменилось. Мы чувствовали это на себе. Любой полисмен приветливо улыбался, узнав нас на улицах Монреаля. Даже Гарри Синден, бывший тренер сборной НХЛ, враждебно настроенный к нам после серии 1972 года, теперь сменил тон. Вот что мы прочитали в одной из газет за его подписью: «Русские сильны не только коллективной игрой, тщательно разработанной тактикой и до дюйма выверенным пасом. Оказывается, у них к тому же есть хоккеисты, способные сыграть смело и инициативно, кроме того, они фантастически меткие. У нас кое-кто сранивает Харламова с Риком Мартином, но кроме Харламова у русских немало других индивидуально сильных форвардов. А сколько у нас Мартинов?» Впрочем, к этим похвалам мы относились сдержанно и не принимали их всерьез. Мы знали, что недостатков у нас тоже хватает», — вспоминал Владислав Третьяк в книге «Хоккейная эпопея».
Из Монреаля ЦСКА отправился в Нью-Йорк — там их ждала первая встреча Суперсерии против «Рейнджерс». На новом месте московских армейцев также поджидали еще и новые испытания. Сначала их долго не могли разместить в отеле. Потом заставили ждать ужин. А после стартового свистка количество трудностей увеличилось. В частности, местные болельщики пытались оказать давление на гениального голкипера гостей Владислава Третьяка. Сначала его пытались вывести из равновесия кричалками и ругательствами. А потом перешли к более грубым приемам.
«На лед возле меня упало тухлое яйцо. Игра была остановлена. Я посмотрел на трибуну. Там полицейский держал за шиворот какого-то зрителя с оттопыренными карманами. Потом полисмен принялся лупить своими кулачищами по этим карманам. Оказывается, этот тип принес полные карманы тухлых яиц. Хорошая там у них получилась «яичница»… В конце матча в меня бросили бумажным стаканчиком. Повернувшись в сторону трибуны, я показал рукой на табло: «Лучше посмотри на счет, хулиган». А счет был 7:3 в нашу пользу», — рассказывал Третьяк в своей книге «Хоккейная эпопея».
К счастью, действия канадских болельщиков не возымели никакого эффекта на трехкратного олимпийского чемпиона. Да и тот случай был из ряда вон выходящим — на самом деле за океаном Владислава очень любили и уважали. В этом он убеждался и во времена игровой карьеры, и даже спустя много лет после ухода из большого хоккея.