Пятый экономический удар Ливан может и не пережить
Ливан у нас, по всей видимости, одна из информационно недооцененных стран. Это немного странно, учитывая те потоки новостей с Ближнего Востока, которые идут почти десять лет.
Еще меньше Ливану везет в плане экспертизы, а ведь это своего рода «незаменимая страна». Вечно вокруг Ливана сворачиваются и разворачиваются разные планы и схемы больших игроков и не очень.
Не успела вместе с перемирием в Ливане утихнуть бурная дискуссия между Турцией и Израилем об исторических притязаниях на ливанские земли, как черные сюрпризы преподнесла сирийская политика. Этих сюрпризов ливанская экономика, которая натурально дышит на ладан, рискует не выдержать.
Коллапс ливанской системы неизбежно отразится на положении Ирана, а также союзных ему формирований, и именно поэтому некоторые «большие игроки» могут не избежать откровенного соблазна сыграть в интересную игру — «падающего подтолкни».
Ливан уже давно не ближневосточная «Ривьера». Дважды он приближался к состоянию более-менее устойчивого роста и дважды с этих рельс сходил. По большому счету, в угнетенном состоянии ливанская экономика находится уже четырнадцатый год, в течение которых по ней пришлось несколько ударов: в 2011-м, в 2015-м, серия 2018–2020-х и в 2023-м. Нынешний сирийский «исход» Ливан может банально не выдержать.
Казалось бы, за прошедшие несколько десятилетий Ливан уже должен был привыкнуть к фактору беженцев. Всё-таки Палестина дала в этом плане немалый опыт.
Это действительно так, но стоит учесть тот факт, что за эти годы немало палестинского населения выехало разными путями в Европу, и формально сегодня по палестинцам цифры примерно следующие: 170 тыс. человек в статусе беженца (от всех лет с 1948 г.), 40 тысяч палестинцев переместилось из Сирии в Ливан и еще 155 тыс. палестинцев было за прошлые годы натурализованы в Ливане. Это не столь уж критичные цифры, тем более что БАПОР (ООН) по учету этих людей рассчитывает суммы гуманитарных выплат.
С сирийцами ситуация на порядок хуже. Неофициальные данные по перемещенным лицам из Сирии — 1,56 млн человек, по данным БАПОР учтено 900 тыс. человек. Реальные цифры, скорее, ближе к данным ООН, но для 5,3-миллионного Ливана это не просто много, а невероятно много.
Около половины из бежавших сирийцев взяла на себя ливанская «Хезболла». Они разместились в «ее районах» и, по сути, стали частью ее экономического контура. Остальные «встали на баланс» Бейрута.
Уникальное положение Ливана «в нормальных условиях» (пусть это не покажется странным), но даже эти цифры переселенцев могло позволить переварить. Проблема в том, что как раз уникальное положение Ливана постепенно стало сходить на нет, а скоро рискует вообще кануть в Лету.
Если политика считается продолжением экономики, то в том регионе политика есть продолжение торговли. Торговые цепочки продолжают функционировать даже в самых запущенных ситуациях, просто потому, что все участники конфликтов через них опосредованно связаны. Зачастую это создает весьма странный, даже на первый взгляд просто нелепый для «северного человека» переговорный фон и странные переговорные форматы.
В западной части региона пять стран, на которые приходилось два торговых «хаба» (Мерсин, Турция, Бейрут, Ливан) и пять основных портов: турецкий Мерсин, ливанские Бейрут и Триполи, сирийские Латакия и Тартус, израильские Эйлат и Ашдод, иорданский порт Акаба.
Израильские порты и порт Акаба для ближневосточной торговли своего рода «тупики». Это не значит, что через них не идет сквозной трафик или они выключены из других торговых схем, просто по земле от них грузопоток не влияет на весь регион.
Турецкий Мерсин — это одна из мировых перевалочных баз и огромная брокерская контора, а вот Бейрут и ранее Тартус десятилетиями служили воротами для именно сухопутного товародвижения от Средиземноморья аж до Багдада и порта Фао и обратно.
В силу крайне специфических отношений между Сирией и Турцией, что при старшем Асаде, что при Асаде младшем, попасть внутрь Ирака по суше турецкой торговле, даже с учетом такого мощного узла, как Мерсин, было делом не самым простым — через иракскую провинцию Дахук. Зачастую товары просто предпочитали возить от портов Стамбула и Черного моря.
Бейрут и Тартус, с одной стороны, были торговыми конкурентами, но, с другой стороны, чем сложнее становилось положение Сирии, тем больше на себя перетягивал торгового трафика Бейрут. Если сравнить регион с живым организмом, то путь от Бейрута через Хомс, далее на Алеппо, далее на Кобани, далее на Эрбиль и Дахук и далее на Багдад можно сравнить с кровеносной системой, по которой циркулируют товарные потоки и потоки денег, наличных в том числе и долларов США преимущественно. Своего рода товарный «Багдадский экспресс».
Ливанская экономика — это две финансовых пирамиды: средства семей-миллиардеров, которые запущены в региональную торговлю, но интегрированы с активами на Западе, а также деньги других аналогичных семей, которые разными путями связаны с Ираном. Иран работает в Африке, ежегодно отчитывается о новых проектах, и не в последнюю очередь тут играют роль именно ливанские связи.
Ливанская «финансовая диаспора» — это вообще давняя головная боль США, поскольку давить на нее означает по сути давить на самих себя («Почему финансы Ливана стали объектом пристального внимания США?»).
Ливанский торговый «хаб» в 1990-2000-х в целом без критических проблем переварил палестинских переселенцев разных лет и даже при всех военных трениях с Сирией помог (не по доброй воле, а естественным путем) сделать то же самое и Дамаску. 80% ливанского ВВП и до 50% ВВП сирийского в той или иной степени (от отрасли торговли) являлись производными этой кровеносной артерии с десятками боковых ответвлений и капилляров.
После «революции 2011 г.» ливанская «Хезболла» не просто входит в политику двумя ногами, но и начинает полноценно подбирать под себя часть северной границы с Сирией и регион Бекаа с юга, т. е. плотно «садится на транзит», и плотность увеличивается вместе с интеграцией Сирии и Ирана. Это становится негласным, но одним из основных триггеров политической конфронтации в Ливане.
Надо отдать движению должное, они большое внимание уделяют социальной поддержке, вкладывают средства не только в вооружение, но и в торгово-производственные кредиты, сельское хозяйство, медицину. Финансовый кризис 2008 г. докатился до низовой торговли Ближнего Востока году к 2010-му, но часть международной финансовой помощи уже так или иначе делилась с финансовой системой «Хезболлы».
Начало гражданской войны в Сирии нанесло сильный удар по торговым артериям, но удар этот был не фатальным. Сам маршрут работал, но стал дороже за счет массовости участников процесса регулирования.
Беженцы потекли в Ливан потоком, половину принимала к себе в свою систему «Хезболла», однако для пристально наблюдавших за процессом США и Израиля стало весьма неприятным фактором то, что общее сокращение товарооборота не ослабило «Хезболлу», а наоборот усилило.
Казалось бы, всё должно было быть наоборот: меньше товаров, меньше денег. Всё почти так, и товаров меньше, и денег, а вот концентрация оных в руках движения возросла.
Одновременно Ливан как государственную систему потряхивало. С одной стороны, США не могли отказывать по своим каналам в помощи Ливану, чтобы не обрушить систему, но часть этой же помощи (финансовой, гуманитарной) уходила по разным каналам в Сирию и «Хезболле». Но и не уходить она не могла, потому что закрытие торговли как таковой вообще убило бы Ливан.
При этом все закрывали глаза и на прямую контрабанду, которая работала даже при почти окруженном Дамаске в обе стороны (эти всегда в плюсе). «Хезболла» была в относительном для той ситуации тактическом выигрыше, но Ливан (торговля сокращается все равно) в целом находился в проигрыше.
Самый серьезный удар по Ливану и даже «Хезболле» будет нанесен в то время не самими США, не Израилем, а зажившим своей насыщенной жизнью американским проектом ИГИЛ (запрещено в РФ).
На первый взгляд кажется, что ИГИЛ контролировало пустыню и вообще было направлено на нефтяные скважины. Это так, но помимо нефти надо просто посмотреть на те трассы, которые ИГИЛ перерезало, — это как раз та самая торговая кровеносная система. Захвати ИГИЛ курдский кантон Кобани — они бы вообще перерезали весь торговый трафик с востока на запад, а дожми они езидские территории, так и с севера на юг. Вот и пустыня.
В относительном выигрыше была торговля турецкая, поживилась Турция и добытой нефтью, но вот Ливан тут получал удар куда хуже, чем во время собственно гражданской войны в Сирии. Именно с 2014–2015 Ливан начинает не просто лихорадить и трясти, а из него вымываются деньги. Беженцы прибывают, а торговля сокращается как шагреневая кожа, «Хезболле» в то время если и легче, то ненамного — движение участвует в масштабных боях.
То, что коллапс Сирии как государства удалось отодвинуть, потрепанную ливанскую экономику выручало только отчасти. Сирийский внутренний рынок замер при смерти, но выйти из коматозного состояния не мог, денег стало очень мало, и их стало очень не хватать.
Вот одно время многие удивлялись, а почему после окончания активной фазы войны из Ливана массово не возвращались беженцы? Беженцам в Ливане БАПОР в пересчете на доллары давала 190-210 долларов, а зарплата в Сирии, что на «бармалейском» севере, что в государственном центре и юге — 150-200 долл. Дома надо восстанавливать, а на что жить, тем более, что плюс-минус доход одинаков?
Кто пооборотистей, имел дополнительные доходы, кто-то записывался в организации «Хезболлы», которая выходила из Сирии. На самом деле «Хезболла» давала зачастую условия лучше сирийских.
Даже сейчас Израиль разбомбил Бейрут, Триполи, юг Ливана, бомбил финансовые хранилища и финансовые конторы движения, но и после всего именно «Хезболла» потерявшим жилье в своей зоне ответственности платит компенсацию до 14 тыс. долларов США. Это даже по российским меркам не сказать, что мало, в пересчете на рубль.
Бедными родственниками в Ливане даже после атак Израиля представители движения пока не стали — это как раз результат работы на тех самых торговых воротах, который так бесил все это время США. Раздражала, правда, «Хезболла» и ливанский большой бизнес, поскольку общий товарооборот снижался, а на шлагбауме при Асаде находилось по сути движение. Но и убрать их было нельзя — и сил нет, и социальная сфера больше чем трети Ливана распадется, с половиной беженцев в том числе.
Практически добил Ливан не только политический кризис 2018 г., но и 2020-й год с его Ковид-19 и чудовищным взрывом порта в Бейруте, который многие сравнивали с ударом тактическим ядерным зарядом.
Ковид перевернул с ног на голову логистику и ценообразование, а взрыв снес основные зерновые терминалы Ливана, который лишился больше половины мощностей по перевалке насыпных грузов. Восстанавливайся Сирия хоть понемногу, так и ливанская торговля также восстанавливалась бы год от года.
Но сирийское «понемногу» было уж очень слабо финансово обеспечено. Тут, кстати, интересна роль не столько Москвы или Ирана, сколько Китая, на участие которого в Дамаске, в общем-то, реально рассчитывали, с учетом его проектов торговых коридоров. А что не коридор, как кровеносная система «Багдадского экспресса»? Но средний объем китайских «инвестиций» в год в Сирию составлял около 22 млн долларов, и, скорее всего, это были не вложения, а деньги на содержание посольского корпуса.
Логичный вопрос, если сейчас в Сирии вместо правительства «плохого тирана Асада», которому никто не давал достаточно денег, возникает новое «правильное» правительство из сугубо положительных демократических банд, то денег от США, ЕС, может Японии, кстати, аравийских стран должно быть больше, чем раньше. Больше денег — больше рынка, больше рынка — лучше Ливану. Так с чего бы новым беженцам Ливан добивать?
Зачем Р. Эрдогану нужен был г. Алеппо и курдские кантоны? В г. Ракку он что-то не особо стремится, хотя это прямой путь к черному золоту Заевфратья. Торговая артерия «Багдадского экспресса», только теперь у него появится возможность не везти товары из Мерсина или Стамбула в Дохук-Захо, а через как минимум шесть переходов снабжать всю артерию целиком и от Мерсина на относительно комфортном логистическом плече.
Делать торговому хабу Бейрута там, по сути, будет нечего, а что в таком случае делать экономике Ливана как таковой, вряд ли кто-то сможет ответить внятно.
За двенадцать лет Ливан потерял через описанные удары половину ВВП — вместо 35 млрд. долл. стало 18 млрд. долл. «Хезболла» пока хорохорится, мол, не только сирийские порты и граница есть на свете, на свете много портов и границ. «Хезболла» имеет в виду африканские проекты Ирана, так это еще гипотетические дела, а реальные в том, что позиция таможенника на главной торговой артерии теперь не столь уж и выгодна.
США и Турции, как и Израилю, такое положение «Хезболлы» будет отрадно, а вот для Ливана в целом прискорбно, поскольку «Хезболла» была не только проблемой, но и частью ее решения, неся на себе и социальные функции. США и персонально Д. Трамп их на себя не возьмут, вряд ли ему даже об этом сообщат. «Хезболлу» то они придавят экономически, и то не фатально, но рискуют повалить окончательно сам Ливан.
Многое сейчас будет зависеть от позиции аравийских монархий — тех немногих, у кого есть свободные инвестиции. Вложат часть в новую Сирию, турецкий хаб торговый начнет работать, а если не вложат или вложат не так, как хочет Анкара?
В Турции по ТВ сутками крутили репортажи о том, что беженцы возвращаются в Сирию. За неделю репатриировалось… 8 тысяч человек. Для ТВ-картинки нормально, по отношению к 3,5 млн уехавших в Турцию — ничтожно. А вот в тот же Ливан уехало только за шесть дней 55 тысяч человек, и еще столько же готовы туда бежать при первой возможности.
Только теперь ООН не собирается платить за сирийских беженцев, раз везде в Сирии демократия. ЕС не собирается, США не собираются. И мы еще увидим, как хрустнет экономика Иордании с ее 600 тысячами сирийцев, которые тоже никуда пока перемещаться не хотят. А она хрустнет, и довольно громко, если помощь и выплаты прекратятся.
Круг замкнулся, и мы как бы снова вернулись к ситуации 2014 г., только теперь уже почти год 2025-й.
Так что не зря Франция срочно наводит дополнительные мосты в Ливане и строит их в Сирии. Это не столько фантомные боли по эпохе «мандатов», сколько полноценное и адекватное понимание ситуации. Париж реалистично рассчитывает застолбить место на тот случай, если его соперник Анкара поперхнется большим региональным куском. Однако, пока все большие игроки думают, Ливану стоит приготовиться к очередному и очень тяжелому экономическому удару.
Еще меньше Ливану везет в плане экспертизы, а ведь это своего рода «незаменимая страна». Вечно вокруг Ливана сворачиваются и разворачиваются разные планы и схемы больших игроков и не очень.
Не успела вместе с перемирием в Ливане утихнуть бурная дискуссия между Турцией и Израилем об исторических притязаниях на ливанские земли, как черные сюрпризы преподнесла сирийская политика. Этих сюрпризов ливанская экономика, которая натурально дышит на ладан, рискует не выдержать.
Коллапс ливанской системы неизбежно отразится на положении Ирана, а также союзных ему формирований, и именно поэтому некоторые «большие игроки» могут не избежать откровенного соблазна сыграть в интересную игру — «падающего подтолкни».
Беженцы в цифрах
Ливан уже давно не ближневосточная «Ривьера». Дважды он приближался к состоянию более-менее устойчивого роста и дважды с этих рельс сходил. По большому счету, в угнетенном состоянии ливанская экономика находится уже четырнадцатый год, в течение которых по ней пришлось несколько ударов: в 2011-м, в 2015-м, серия 2018–2020-х и в 2023-м. Нынешний сирийский «исход» Ливан может банально не выдержать.
Казалось бы, за прошедшие несколько десятилетий Ливан уже должен был привыкнуть к фактору беженцев. Всё-таки Палестина дала в этом плане немалый опыт.
Это действительно так, но стоит учесть тот факт, что за эти годы немало палестинского населения выехало разными путями в Европу, и формально сегодня по палестинцам цифры примерно следующие: 170 тыс. человек в статусе беженца (от всех лет с 1948 г.), 40 тысяч палестинцев переместилось из Сирии в Ливан и еще 155 тыс. палестинцев было за прошлые годы натурализованы в Ливане. Это не столь уж критичные цифры, тем более что БАПОР (ООН) по учету этих людей рассчитывает суммы гуманитарных выплат.
С сирийцами ситуация на порядок хуже. Неофициальные данные по перемещенным лицам из Сирии — 1,56 млн человек, по данным БАПОР учтено 900 тыс. человек. Реальные цифры, скорее, ближе к данным ООН, но для 5,3-миллионного Ливана это не просто много, а невероятно много.
Около половины из бежавших сирийцев взяла на себя ливанская «Хезболла». Они разместились в «ее районах» и, по сути, стали частью ее экономического контура. Остальные «встали на баланс» Бейрута.
Уникальное положение Ливана «в нормальных условиях» (пусть это не покажется странным), но даже эти цифры переселенцев могло позволить переварить. Проблема в том, что как раз уникальное положение Ливана постепенно стало сходить на нет, а скоро рискует вообще кануть в Лету.
Торговая артерия и «Багдадский экспрес»
Если политика считается продолжением экономики, то в том регионе политика есть продолжение торговли. Торговые цепочки продолжают функционировать даже в самых запущенных ситуациях, просто потому, что все участники конфликтов через них опосредованно связаны. Зачастую это создает весьма странный, даже на первый взгляд просто нелепый для «северного человека» переговорный фон и странные переговорные форматы.
В западной части региона пять стран, на которые приходилось два торговых «хаба» (Мерсин, Турция, Бейрут, Ливан) и пять основных портов: турецкий Мерсин, ливанские Бейрут и Триполи, сирийские Латакия и Тартус, израильские Эйлат и Ашдод, иорданский порт Акаба.
Израильские порты и порт Акаба для ближневосточной торговли своего рода «тупики». Это не значит, что через них не идет сквозной трафик или они выключены из других торговых схем, просто по земле от них грузопоток не влияет на весь регион.
Турецкий Мерсин — это одна из мировых перевалочных баз и огромная брокерская контора, а вот Бейрут и ранее Тартус десятилетиями служили воротами для именно сухопутного товародвижения от Средиземноморья аж до Багдада и порта Фао и обратно.
В силу крайне специфических отношений между Сирией и Турцией, что при старшем Асаде, что при Асаде младшем, попасть внутрь Ирака по суше турецкой торговле, даже с учетом такого мощного узла, как Мерсин, было делом не самым простым — через иракскую провинцию Дахук. Зачастую товары просто предпочитали возить от портов Стамбула и Черного моря.
Бейрут и Тартус, с одной стороны, были торговыми конкурентами, но, с другой стороны, чем сложнее становилось положение Сирии, тем больше на себя перетягивал торгового трафика Бейрут. Если сравнить регион с живым организмом, то путь от Бейрута через Хомс, далее на Алеппо, далее на Кобани, далее на Эрбиль и Дахук и далее на Багдад можно сравнить с кровеносной системой, по которой циркулируют товарные потоки и потоки денег, наличных в том числе и долларов США преимущественно. Своего рода товарный «Багдадский экспресс».
Ливанская экономика — это две финансовых пирамиды: средства семей-миллиардеров, которые запущены в региональную торговлю, но интегрированы с активами на Западе, а также деньги других аналогичных семей, которые разными путями связаны с Ираном. Иран работает в Африке, ежегодно отчитывается о новых проектах, и не в последнюю очередь тут играют роль именно ливанские связи.
Ливанская «финансовая диаспора» — это вообще давняя головная боль США, поскольку давить на нее означает по сути давить на самих себя («Почему финансы Ливана стали объектом пристального внимания США?»).
Удары по торговым путям как основа ливанского кризиса
Ливанский торговый «хаб» в 1990-2000-х в целом без критических проблем переварил палестинских переселенцев разных лет и даже при всех военных трениях с Сирией помог (не по доброй воле, а естественным путем) сделать то же самое и Дамаску. 80% ливанского ВВП и до 50% ВВП сирийского в той или иной степени (от отрасли торговли) являлись производными этой кровеносной артерии с десятками боковых ответвлений и капилляров.
После «революции 2011 г.» ливанская «Хезболла» не просто входит в политику двумя ногами, но и начинает полноценно подбирать под себя часть северной границы с Сирией и регион Бекаа с юга, т. е. плотно «садится на транзит», и плотность увеличивается вместе с интеграцией Сирии и Ирана. Это становится негласным, но одним из основных триггеров политической конфронтации в Ливане.
Надо отдать движению должное, они большое внимание уделяют социальной поддержке, вкладывают средства не только в вооружение, но и в торгово-производственные кредиты, сельское хозяйство, медицину. Финансовый кризис 2008 г. докатился до низовой торговли Ближнего Востока году к 2010-му, но часть международной финансовой помощи уже так или иначе делилась с финансовой системой «Хезболлы».
Начало гражданской войны в Сирии нанесло сильный удар по торговым артериям, но удар этот был не фатальным. Сам маршрут работал, но стал дороже за счет массовости участников процесса регулирования.
Беженцы потекли в Ливан потоком, половину принимала к себе в свою систему «Хезболла», однако для пристально наблюдавших за процессом США и Израиля стало весьма неприятным фактором то, что общее сокращение товарооборота не ослабило «Хезболлу», а наоборот усилило.
Казалось бы, всё должно было быть наоборот: меньше товаров, меньше денег. Всё почти так, и товаров меньше, и денег, а вот концентрация оных в руках движения возросла.
Одновременно Ливан как государственную систему потряхивало. С одной стороны, США не могли отказывать по своим каналам в помощи Ливану, чтобы не обрушить систему, но часть этой же помощи (финансовой, гуманитарной) уходила по разным каналам в Сирию и «Хезболле». Но и не уходить она не могла, потому что закрытие торговли как таковой вообще убило бы Ливан.
При этом все закрывали глаза и на прямую контрабанду, которая работала даже при почти окруженном Дамаске в обе стороны (эти всегда в плюсе). «Хезболла» была в относительном для той ситуации тактическом выигрыше, но Ливан (торговля сокращается все равно) в целом находился в проигрыше.
Самый серьезный удар по Ливану и даже «Хезболле» будет нанесен в то время не самими США, не Израилем, а зажившим своей насыщенной жизнью американским проектом ИГИЛ (запрещено в РФ).
На первый взгляд кажется, что ИГИЛ контролировало пустыню и вообще было направлено на нефтяные скважины. Это так, но помимо нефти надо просто посмотреть на те трассы, которые ИГИЛ перерезало, — это как раз та самая торговая кровеносная система. Захвати ИГИЛ курдский кантон Кобани — они бы вообще перерезали весь торговый трафик с востока на запад, а дожми они езидские территории, так и с севера на юг. Вот и пустыня.
В относительном выигрыше была торговля турецкая, поживилась Турция и добытой нефтью, но вот Ливан тут получал удар куда хуже, чем во время собственно гражданской войны в Сирии. Именно с 2014–2015 Ливан начинает не просто лихорадить и трясти, а из него вымываются деньги. Беженцы прибывают, а торговля сокращается как шагреневая кожа, «Хезболле» в то время если и легче, то ненамного — движение участвует в масштабных боях.
То, что коллапс Сирии как государства удалось отодвинуть, потрепанную ливанскую экономику выручало только отчасти. Сирийский внутренний рынок замер при смерти, но выйти из коматозного состояния не мог, денег стало очень мало, и их стало очень не хватать.
Вот одно время многие удивлялись, а почему после окончания активной фазы войны из Ливана массово не возвращались беженцы? Беженцам в Ливане БАПОР в пересчете на доллары давала 190-210 долларов, а зарплата в Сирии, что на «бармалейском» севере, что в государственном центре и юге — 150-200 долл. Дома надо восстанавливать, а на что жить, тем более, что плюс-минус доход одинаков?
Кто пооборотистей, имел дополнительные доходы, кто-то записывался в организации «Хезболлы», которая выходила из Сирии. На самом деле «Хезболла» давала зачастую условия лучше сирийских.
Даже сейчас Израиль разбомбил Бейрут, Триполи, юг Ливана, бомбил финансовые хранилища и финансовые конторы движения, но и после всего именно «Хезболла» потерявшим жилье в своей зоне ответственности платит компенсацию до 14 тыс. долларов США. Это даже по российским меркам не сказать, что мало, в пересчете на рубль.
Бедными родственниками в Ливане даже после атак Израиля представители движения пока не стали — это как раз результат работы на тех самых торговых воротах, который так бесил все это время США. Раздражала, правда, «Хезболла» и ливанский большой бизнес, поскольку общий товарооборот снижался, а на шлагбауме при Асаде находилось по сути движение. Но и убрать их было нельзя — и сил нет, и социальная сфера больше чем трети Ливана распадется, с половиной беженцев в том числе.
Практически добил Ливан не только политический кризис 2018 г., но и 2020-й год с его Ковид-19 и чудовищным взрывом порта в Бейруте, который многие сравнивали с ударом тактическим ядерным зарядом.
Ковид перевернул с ног на голову логистику и ценообразование, а взрыв снес основные зерновые терминалы Ливана, который лишился больше половины мощностей по перевалке насыпных грузов. Восстанавливайся Сирия хоть понемногу, так и ливанская торговля также восстанавливалась бы год от года.
Но сирийское «понемногу» было уж очень слабо финансово обеспечено. Тут, кстати, интересна роль не столько Москвы или Ирана, сколько Китая, на участие которого в Дамаске, в общем-то, реально рассчитывали, с учетом его проектов торговых коридоров. А что не коридор, как кровеносная система «Багдадского экспресса»? Но средний объем китайских «инвестиций» в год в Сирию составлял около 22 млн долларов, и, скорее всего, это были не вложения, а деньги на содержание посольского корпуса.
Не просто так возникший интерес Франции
Логичный вопрос, если сейчас в Сирии вместо правительства «плохого тирана Асада», которому никто не давал достаточно денег, возникает новое «правильное» правительство из сугубо положительных демократических банд, то денег от США, ЕС, может Японии, кстати, аравийских стран должно быть больше, чем раньше. Больше денег — больше рынка, больше рынка — лучше Ливану. Так с чего бы новым беженцам Ливан добивать?
Зачем Р. Эрдогану нужен был г. Алеппо и курдские кантоны? В г. Ракку он что-то не особо стремится, хотя это прямой путь к черному золоту Заевфратья. Торговая артерия «Багдадского экспресса», только теперь у него появится возможность не везти товары из Мерсина или Стамбула в Дохук-Захо, а через как минимум шесть переходов снабжать всю артерию целиком и от Мерсина на относительно комфортном логистическом плече.
Делать торговому хабу Бейрута там, по сути, будет нечего, а что в таком случае делать экономике Ливана как таковой, вряд ли кто-то сможет ответить внятно.
За двенадцать лет Ливан потерял через описанные удары половину ВВП — вместо 35 млрд. долл. стало 18 млрд. долл. «Хезболла» пока хорохорится, мол, не только сирийские порты и граница есть на свете, на свете много портов и границ. «Хезболла» имеет в виду африканские проекты Ирана, так это еще гипотетические дела, а реальные в том, что позиция таможенника на главной торговой артерии теперь не столь уж и выгодна.
США и Турции, как и Израилю, такое положение «Хезболлы» будет отрадно, а вот для Ливана в целом прискорбно, поскольку «Хезболла» была не только проблемой, но и частью ее решения, неся на себе и социальные функции. США и персонально Д. Трамп их на себя не возьмут, вряд ли ему даже об этом сообщат. «Хезболлу» то они придавят экономически, и то не фатально, но рискуют повалить окончательно сам Ливан.
Многое сейчас будет зависеть от позиции аравийских монархий — тех немногих, у кого есть свободные инвестиции. Вложат часть в новую Сирию, турецкий хаб торговый начнет работать, а если не вложат или вложат не так, как хочет Анкара?
В Турции по ТВ сутками крутили репортажи о том, что беженцы возвращаются в Сирию. За неделю репатриировалось… 8 тысяч человек. Для ТВ-картинки нормально, по отношению к 3,5 млн уехавших в Турцию — ничтожно. А вот в тот же Ливан уехало только за шесть дней 55 тысяч человек, и еще столько же готовы туда бежать при первой возможности.
Только теперь ООН не собирается платить за сирийских беженцев, раз везде в Сирии демократия. ЕС не собирается, США не собираются. И мы еще увидим, как хрустнет экономика Иордании с ее 600 тысячами сирийцев, которые тоже никуда пока перемещаться не хотят. А она хрустнет, и довольно громко, если помощь и выплаты прекратятся.
Круг замкнулся, и мы как бы снова вернулись к ситуации 2014 г., только теперь уже почти год 2025-й.
Так что не зря Франция срочно наводит дополнительные мосты в Ливане и строит их в Сирии. Это не столько фантомные боли по эпохе «мандатов», сколько полноценное и адекватное понимание ситуации. Париж реалистично рассчитывает застолбить место на тот случай, если его соперник Анкара поперхнется большим региональным куском. Однако, пока все большие игроки думают, Ливану стоит приготовиться к очередному и очень тяжелому экономическому удару.