«Любой разговор подобен джазу»: Стивен Нахманович о том, как научиться импровизировать
В издательстве «Альпина Паблишер» выходит бестселлер американского музыканта и писателя Стивена Нахмановича «В состоянии потока». «Сноб» публикует отрывок.
Вдохновение и течение времени
Размышляя об импровизации, мы склонны в первую очередь думать о музыке, театре или танце; но помимо сопровождающих их удовольствий эти виды искусства — путь к переживаниям, которые составляют повседневную жизнь целиком. Мы все импровизаторы. Самая распространенная форма импровизации — обычная речь. Разговаривая и слушая, мы опираемся на ряд кирпичиков (словарный запас) и правил их сочетания (грамматика). Это следствие нашей образованности. Но предложения, которые мы с их помощью составляем, возможно, не звучали раньше и никогда не прозвучат вновь. Любой разговор подобен джазу. Мгновенная творческая деятельность для нас так же обыденна, как дыхание.
Создаем ли мы высокое искусство или блюдо на ужин, мы импровизируем, когда движемся по течению времени и по волнам своего постоянно меняющегося сознания, а не следуя заранее определенному сценарию или готовому рецепту. Видам искусства, в которых сочиняют или используют сценарий, свойственны два типа времени: момент вдохновения, когда на мастера снисходит непосредственное постижение красоты или истины; затем часто упорная борьба, позволяющая цепляться за него настолько долго, чтобы зафиксировать его на бумаге, холсте, пленке или в камне. Романист может пережить мгновенное озарение (буквально вспышку), во время которого зарождается новая книга, раскрываются ее значение и цель; но на ее написание могут потребоваться годы. Все это время он должен не только сохранять мысль свежей и ясной, но также есть, жить, зарабатывать деньги, страдать, наслаждаться, дружить — заниматься всем тем, что обычно делают люди. Кроме того, сочиненной музыке или театральной пьесе свойственен еще третий тип времени: кроме момента (или моментов) вдохновения и времени на написание партитуры, существует время фактической постановки. Музыка часто исполняется только после смерти композитора.
Импровизации свойственно одно-единственное время: компьютерщики называют его реальным временем. Время вдохновения, время технической организации и воплощения музыки, время ее исполнения и время общения с аудиторией, а также обычное время на часах — одно и то же. Память и намерение (обуславливающие прошлое и будущее) и постижение (обозначающее вечное настоящее) сплавлены воедино. Железо всегда горячо.
Вдохновение, проживаемое как мгновенная вспышка, может вызвать восторг, дать силы и породить дело всей жизни. Создание стихотворной строки заставляет нас испытать невероятный прилив энергии, ощущение последовательности и ясности, упоения и ликования. В этот миг красота осязаема, она живет. Тело кажется сильным и легким. Разум словно свободно плывет по миру. Как сказала Эмили Дикинсон, стихотворение находится за пределами времени. Импровизация по-английски также называется extemporization, означая буквально «вне времени» и «с такого-то времени».
Но одного этого прекрасного чувства недостаточно. Как и многие другие красоты и радости, оно может обмануть нас, появившись в один момент и исчезнув в следующий. Чтобы получилось создать произведение искусства или долго импровизировать, вдохновение должно длиться какое-то время. А заниматься творчеством только ради высокого чувства полноты и сопричастности в момент вдохновения — все равно что заниматься любовью только ради момента оргазма.
Следовательно, труд импровизатора заключается в том, чтобы растягивать и удлинять эти мгновенные вспышки, пока они не станут частью повседневной жизни. Тогда мы начинаем воспринимать творчество и свободную игру как единое целое со своим обычным умом и обычной деятельностью. Идеал, к которому можно приблизиться, но который всегда недостижим, так как мы все время от времени застреваем в тупике, — ежеминутное непрерывное течение. Именно это подразумевают многие духовные традиции, когда советуют «нарубить дров, принести воды», — добавить яркости, глубины, простоты внутри сложности (качества, которые мы связываем с моментами вдохновения) в повседневные действия, кажущиеся скучными. И тогда мы сможем сказать вслед за балийцами: «У нас нет искусства. Все, что мы делаем, — искусство». Мы можем вести активную жизнь в мире, не будучи пойманными в ловушку сценариев или бескомпромиссных ожиданий: делать, не слишком привязываясь к результату, потому что само делание и есть результат.
Вас ждет гораздо более щедрая награда, если вы, прогуливаясь по улицам чужеземного города, последуете за собственной интуицией, а не возьмете классическую организованную экскурсию. Такая прогулка совершенно не похожа на случайное передвижение. Широко раскрыв глаза и уши, вы позволяете своим симпатиям и антипатиям, сознательным и бессознательным желаниям и раздражителям, иррациональным догадкам направлять вас, если нужно выбрать поворот направо или налево. Вы прокладываете дорогу по городу, который принадлежит лишь вам, который сталкивает вас лицом к лицу с сюрпризами, предназначенными лишь для вас. Вы открываете для себя разговоры, завязываете дружеские отношения, встречаетесь с замечательными людьми. Во время такого путешествия вы свободны, никому ничего не должны и не связаны обязательствами. Пожалуй, дата обратного рейса — ваш единственный ограничитель поначалу. По мере того, как разворачивается паттерн, состоящий из людей и мест, поездка, будто импровизированная музыкальная пьеса, обнаруживает собственную внутреннюю структуру и ритм. Вы таким образом подготавливаете фундамент для судьбоносных встреч.
Во многих ситуациях было бы неуместно ожидать от нас плана или сценария будущего. В частности, рассуждения о человеческих взаимоотношениях запутываются и искажаются, когда не исходят прямо из сердца и прямо из разума. Именно поэтому мы инстинктивно чувствуем фальшь в политических выступлениях. Нам неприятно, когда кто-то читает подготовленную речь — даже очень хорошую — вместо того, чтобы разговаривать непосредственно с нами. Если вы выступаете на публике, лучше составьте заранее план речи, чтобы настроиться, но на месте выбросьте заготовку и обращайтесь в реальном времени к людям в зале.
Во многих учебных заведениях предполагается, что преподавание ведется по учебному плану, который объясняет, чему научатся ученики, а также когда и как они это сделают. Но в настоящем классе, будь он в детском саду, высшей школе или школе жизни, сидят живые люди с индивидуальными потребностями и знаниями. Определенный толчок в таком-то направлении изменит точку зрения человека, а после обсуждения вы поймете, что стоит задать такой-то материал, поскольку только так можно естественно перейти к следующему шагу. Такое нельзя запланировать. Вы вынуждены рассматривать каждого человека, каждый класс и каждый миг как особый случай, требующий особого подхода. Составление плана обучения без учета, кто придет на занятия, каковы их сильные и слабые стороны, как они взаимодействуют, препятствует неожиданностям и препятствует обучению. Искусство преподавателя — соединить в реальном времени живые организмы учеников с живым организмом знания.
Есть также много случаев, когда будет уместно вести себя по сценарию. Если я собираюсь дать импровизированный концерт, я доверяюсь сиюминутному настроению, определяя, что и как играть. Но если я назначил концерт на 20:30 в субботу и люди запланировали прийти в это время, я буду на месте во что бы то ни стало, готовый играть. А если концерт должен состояться за границей, у меня нет желания столкнуться с импровизированным расписанием самолетов!
Знакомый врач спросил у меня, какое отношение может иметь спонтанная творческая деятельность, явление быстротечное, к кому-то вроде него, чья работа носит практический и научный характер. Я спросил в ответ: «В чем состоит мастерство в медицине?» Он сказал, что при топорном подходе к медицине ты смотришь на свои действия, как на пример из учебника: ты представляешь пациента универсальным набором симптомов и пытаешься классифицировать его в соответствии с рассказами твоих преподавателей. В настоящей медицине ты видишь человека уникальным — в некотором смысле ты отбрасываешь свои знания. Ты погружаешься в сам случай, позволяя суждению формироваться в конкретных условиях. Безусловно, ты применишь свои знания, будешь обращаться к ним, анализировать их, опираться на них, но ты не позволишь им заслонить реального человека, сидящего напротив. Так вы переходите от компетентности к присутствию. Необходимо oвладеть техникой, чтобы быть мастером своего дела, но творить нужно сквозь нее, а не ее посредством.
Преданность мгновению и текущим обстоятельствам сопряжена с непрерывной капитуляцией. Пожалуй, мы капитулируем перед чем-то восхитительным, но мы все же вынуждены отказаться от ожиданий и определенной степени контроля — отказаться, будучи надежно укорененными в собственном ви́дении. Мы все же занимаемся таким важным делом, как составление плана и графика, не для жесткого закрепления будущего, но для настройки нашего «я». При планировании мы заостряем внимание на сфере, в которую готовимся вступить, затем отбрасываем план и открываем для себя реальное течение времени. Так мы подключаемся к живой синхроничности.
Импровизируя, я упражняюсь не в музыке, я упражняюсь не в творчестве, я упражняюсь в капитуляции. Импровизация — принятие одновременно и мимолетного, и вечного. Мы знаем, что вероятно произойдет в ближайшие сутки или минуту, но мы не можем знать, что случится действительно. Насколько мы уверены в том, что случится, настолько мы закрепляем будущее и ограждаем себя от важнейших неожиданностей. Капитуляция означает взращивание спокойного отношения к незнанию, вскормленного тайной постоянно неожиданных, вечно свежих мгновений.