«Надо просто не врать». Алексей Пиманов — о том, как живёт «Человек и закон»
10 марта 1970 года в эфир Центрального телевидения вышла передача «Человек и закон» — одна из многих «профессиональных» программ на советском ТВ. Она разъясняла телезрителям существующие законодательные нормы, помогала тем, кто обращался за помощью, была востребована и любима. Сейчас «Человек и закон» — одна из немногих передач того времени, история которой не прервалась. В середине 1990-х её возглавил Алексей Пиманов — телеведущий, режиссёр и медиаменеджер, — с ним пришла новая команда, которая создала еженедельную общественно-политическую программу. Накануне 55-летнего юбилея aif.ru поговорил с Пимановым о том, чем отличаются советские и российские зрители, о том, как завоевать доверие аудитории, а также о том, грозит ли телевидению «смерть», которую ему пророчат.
— «Человек и закон» прошёл солидный путь и застал две страны. Кто, на ваш взгляд, был зрителем передачи в советское время и кто ваш зритель сейчас?
— Знаете, времена не выбирают, в них живут и умирают. Думаю, люди всегда одинаковые. Просто раньше люди были более образованные, всё-таки среднее образование было повыше. Но при этом в советское время зритель был более доверчив — у него было меньше источников информации, поэтому он был более предан телевизору. Это сейчас есть интернет, есть конкуренция в информационном поле, есть много других развлечений. А в те времена был один канал, и, когда там что-то показывали, его смотрели во всех домах.
— А что вы делаете, чтобы завоевать доверие зрителя, у которого есть много источников и поводов отвлечься от экрана?
— Надо просто не врать. Если ты завоевал доверие зрителя один раз, самое главное — потом его не потерять. Это очень важный момент, и, даже если ты ошибся, надо уметь признавать свои ошибки. У нас не раз случалось так, что мы делали сюжет, были уверены в своей правоте, а потом вдруг выяснялось, что мы были не правы, потому что информация была или искажена, или мы не докопались до сути. И я не боюсь извиниться, что мы ошиблись, и не стоит упираться, настаивать на своей ошибке. Зрители такие моменты хорошо считывают, они понимают, что с ними говорят искренне, и прощают невольные ошибки.
— Судя по воспоминаниям Юрия Краузе, советские телезрители воспринимали «Человек и закон» как ещё одну инстанцию, причём достаточно высокого уровня, — писали жалобы по конкретным правонарушениям, а редакция действительно принимала какие-то меры. Как сейчас обстоят дела с обратной связью?
— Конечно, нам пишут постоянно, только они приобрели другой вид, всё происходит по телефонам или в электронном виде, на нашем сайте или в телеграм-каналах. Я буквально перед интервью читал пост девушки из Крыма, которая просит нас разобраться в её ситуации. И таких обращений — десятки и сотни ежемесячно.
— В советское время приводили цифру 600 тысяч обращений, которые поступали в «Человек и закон» за год...
— Тогда существовал специальный отдел писем, который обрабатывал всю корреспонденцию, которая поступала в редакцию. Его сотрудники читали всё подряд и отвечали на всё, ведь если на письмо зрителя не было ответа, то наказывали виноватых. Сейчас времена другие, нас всего 30 человек, а мы часто вынуждены заменять всю судебную систему, правоохранительную систему и так далее, потому что люди реально считают, что подключение «Человека и закона» позволит решить их проблемы справедливо. Так что мы до сих пор остаёмся в каком-то смысле последней инстанцией.
— От советского телевидения до нашего времени без особых изменений добралось, пожалуй, только «Спокойной ночи, малыши!». Все остальные — «Здоровье», «КВН», «Время» — тоже сменили формат на более современный. В одном из интервью вы сказали, что в середине 1990-х «Человек и закон» умирал вместе со зрителями. А почему, по вашему мнению, «советский формат телевидения» не смог сопротивляться новым временам?
— Бывают моменты, когда всё резко меняется: подход к картинке, темпоритму, монтажу, подаче ведущих. В советское время было всего два основных канала — первый и второй, причём они находились под единым управлением, никакой конкуренции не существовало. И если на первой кнопке шло что-то хорошее, то на второй кнопке ничего хорошего на это время не ставили. Сейчас не так, сейчас идёт очень жёсткое контрпрограммирование, и поэтому у зрителей всегда есть выбор. И мы понимаем, что если у нас в передаче будет хотя бы пять минут скучного эфира, то зрители просто нажмут другую кнопку на пульте. В наше время с этим ведь проще, это раньше надо было встать с дивана, чтобы переключиться на другой канал. При СССР можно было затягивать эфир, затягивать сюжеты и подавать их более скучно. А сейчас чуть ты зазевался — и зритель ушёл на другой канал.
— Легко было переформатировать «Человек и закон»?
— Самое тяжёлое — это не делать новую программу, а преобразовывать старую. В 1995-м программа была близка к закрытию. Березовский считал, что она устарела, как, например, «В мире животных». На передаче была старая, советская команда, которая и работала по старым лекалам. Они — прекрасные специалисты, но мир вокруг поменялся, и ему нужно было соответствовать. Тогда мне пришлось резко омолаживать команду, искать новых ведущих. Искали, кстати, долго, потом я сел в это кресло сам — временно, если честно, как я тогда думал. Я совершенно не собирался вести эту программу.
— Сейчас уже привыкли, наверное?
— Как тут привыкнешь? У меня ещё есть кино, «Звезда», у меня много всего другого. Но в «Человеке и законе» великая команда, потрясающие люди, которые работают и без моего догляда. Я эту команду подбирал очень долго, и это удивительно для современного телевидения, что у нас за 10 лет уволился только один человек, и то по семейным обстоятельствам. Знаете, я прекрасно помню, что я не первый ведущий в этой программе, хотя многие удивляются. Но для меня самого было удивительно узнать, что легендарный ведущий советского времени Анатолий Безуглов вёл «Человек и закон» всего пять лет. А я — уже 27, дольше всех!
— Уже много лет ходят разговоры о «смерти» телевидения, мол, пришёл интернет, и теперь, как говорил герой фильма «Москва слезам не верит», «больше ничего не будет». А вы как считаете — будет что-то, кроме интернета, или это фантастика?
— Я отношусь к интернету, телевидению, радио, к чему угодно однозначно: это средство доставки контента. А как контент попадает на кухню или в большой зал квартиры — вопрос второстепенный. Приходит он через оптоволокно или через спутник — это абсолютно неважно. Контент всё равно надо производить. И слава богу, что доставка контента в интернете стала окупаться! Например, сейчас онлайн-платформы производят сериалы, но они делают такие же сериалы, какие делают и эфирные каналы, по тем же самым принципам, то есть снимают многосерийное кино. А если кино уже снято, то неважно, как зритель его посмотрит — на компьютере или на телевизоре через приставку смарт-ТВ. И вопрос будущего — это доверие к информации, потому что сейчас эта информация в интернете летает совершенно бесцензурно и сама себя убивает. Информацию можно собирать любую, но выиграют те, кто будет эксклюзивен и у кого будут эксклюзивные источники информации. Поэтому я уверен, что будущее за большими брендами, которые уже существуют сейчас. Конечно, мир не стоит на месте, когда-нибудь появятся новые бренды, но их будет не так много — не десятки тысяч, которые сейчас везде присутствуют. Ведь многие из них просто врут, публикуя ложную информацию, а это долго продолжаться не может. Скорее всего, рано или поздно всё придёт к очень жёсткому структурированию рынка.
— В конце 1990-х вы повернули «Человек и закон» от чистого криминала и сделали её общественно-политической передачей. Но криминал в ней всё же остался до сих пор: в выпусках рассказывают про преступления, совершённые в разных регионах. Это своего рода дань памяти или зрителям действительно интересно, что кто-то кое-где честно жить не хочет?
— Да, это фишка нашей программы, мы занимаем свою нишу. Но другой вопрос, что можно было в полтора раза увеличить рейтинг программы, если бы мы начали показывать жёсткий криминал — к огромному сожалению, есть огромное количество зрителей, которые это смотрят. Я, ещё когда пришёл в «Человек и закон», сказал, что никогда не буду делать чисто криминальную программу, потому что мне это неинтересно. Мне интересно разговаривать с людьми обо всём: о футболе, о политике, о криминале, защищать людей. Рассказывать, откуда вылупился Зеленский, что такое DeepState, кто такой Байден с его камарильей. Поэтому у нас и получилась общественно-политическая программа под названием «Человек и закон».