Многовато стало чудес. Вещь недели: виртуальный актёр
Виртуальная актриса Тилли Норвуд на этой неделе едва не спалила Голливуд. Её создатели рассказали про «переговоры» Тилли с агентствами. В ответ звёзды и профсоюзы заговорили о рисках замены живых актёров на аватарки. Получилось очень шумно. Объясняем — почему.
Тилли Норвуд — не человек, а полностью сгенерированный ИИ «перформер», созданный продюсером Элин ван дер Велден из AI-студии Xicoia. У Тилли есть портфолио и соцсети. На этой неделе она «заявила», что ведёт переговоры с агентствами: «С каждым днём я всё ближе к большому экрану».
В ответ — вспышка раздражения: кто-то смеётся, кто-то ругается, кто-то всерьёз считает, что это начало конца актёрской профессии. Британский актёр Ральф Айнесон реагирует кратким «F**k off» — и это лучшее резюме развернувшейся дискуссии. Создатели Тилли тем временем сбавляют амбиции: не «контракт», а «переговоры»; не «замена людям», а «художественный эксперимент»; не «скоро на экранах», а «посмотрим».
Посмотрим и мы. Внешность Тилли — то ли Анна де Армас времён «Бегущего по лезвию», то ли молодая Лилли Джеймс — кто-то аккуратно усреднил их черты. Именно из этой усреднённой «красоты» и вырастает основной конфликт. Лицо Тилли не рождалось и не старело, в него не зашиты травмы, морщины, словом — биография. Это аккуратная сборка из множества референсов — живых, известных, а главное, тех, кто в индустрии за своё лицо получает деньги. Никто из них разрешения не выдавал, а если бы выдал — точно не бесплатно.
Раздражение актёров — это не просто эмоции или профессиональная ревность. В 2023-м сценаристы и актёры месяцами стояли пикетами, пытаясь добиться чётких и прозрачных правил пользования цифровыми двойниками. Договорились о базовом: цифровой образ актёра — только с согласия первоисточника или его наследников. Но любой новый кейс, вроде Тилли, тут же проверяет эти правила на прочность. Потому что Тилли — не «цифровой двойник» конкретного человека. Она — ничья. А значит, потенциально чья угодно.
Они не уйдут
Пока идут споры о лицах и праве на образ, ИИ тихо поселился в бэк-офисе производства и наводит в нём свои порядки. Субтитры, цветокоррекция и прочая сантехника Голливуда во многом отданы на откуп нейросетям, а раньше люди получали за эту работу свой честный доллар. Исследования, вроде того что провели в CVL Economics, говорят: в ближайшие три года индустрия развлечений расстанется за ненадобностью с двумя сотнями тысяч работников. Речь не только про кино и не только про США, но даже для всей индустрии развлечений 200 тысяч уволенных — это очень большая цифра. В некотором смысле апокалиптическая. Но так дешевле и быстрее, а значит, процесс этот не остановить.
Помимо экономики есть ещё одна причина, из-за которой производители кино берут в помощь нейросети, — ностальгия. Желание, чтобы звёзды не старели и не умирали, — мощный двигатель для технологий. Он и раньше работал — задолго до того, как термин «искусственный интеллект» поселился в нашей речи. В 1987-м «оживили» Мэрилин Монро и Хамфри Богарта в «Свидании в Монреале». В «Вороне» досняли сцены с Брэндоном Ли, погибшим на съёмочной площадке. «Звёздные войны» поставили процесс на конвейер — начали с посмертного появления Кэрри Фишер, продолжили Питером Кушингом, омолодили Марка Хэмилла (он жив-здоров, всё в порядке). Технологии давно научились сшивать прошлое с настоящим. И чем лучше они это делают, тем выше соблазн у продюсеров нажиться на популярном образе.
У юристов на этот счёт нет простого ответа. На «виртуальных людей» как таковых авторское право не распространяется: нельзя «владеть» цифровым лицом, которое никому не принадлежит. Но конкретное видео, конкретная 3D-модель, конкретная сцена — уже охраняемые объекты. В этой странной комбинации и рождается серое поле: продукт защищён, лицо — нет. Если оно срисовано с конкретного человека — всё понятно. Но если оно «похоже на всех по чуть-чуть», у кого спрашивать согласие и кому платить? И сколько — если успех продукта выстроен именно на этой «узнаваемости без имени»?
Ответ индустрии пока осторожный: фиксировать всё контрактами, повышать ставки за использование образов, прописывать «цифровые оговорки» даже в базовые агентские соглашения. Но кейс Тилли показывает, что новый фронт проходит не там, где его ждали. Речь не только про цифровых двойников живых звёзд или про «воскрешения». Речь про фабрику синтетической узнаваемости: лиц, которые как будто бы кого-то напоминают, но в явной степени ими не являются. Что если они приживутся и начнут вытеснять актёров из кастингов, потому что не устают, не вступают в профсоюз, не закатывают глаза и не выкатывают райдер?
И что со всем этим делать?
Минимум, по мнению юристов, — соблюдать три принципа. Согласие, деньги, атрибуция. Если используется чьё-то сходство — договариваться и платить. Если продукт создан с опорой на генерацию — честно это признавать. Если речь идёт о цифровых двойниках — указывать пределы и цели использования. Это не остановит движение технологий, но снизит то самое ощущение бесплатного «сбора урожая» с чужих лиц.
Тилли, возможно, так и останется героиней соцсетей — эффектной, спорной, удобной для обсуждений. Но шум вокруг неё — это не просто хайп недели. Это очередное напоминание Голливуду, что границы между машинами и людьми рисуются договорами и этикой. И если индустрия не хочет проснуться в мире, где кастинг — это просто поиск идеального усреднения, ей придётся объяснить, почему живое лицо с биографией по-прежнему важнее синтетической красоты.
Но, может, это мы боимся однажды проснуться в таком мире, а Голливуд как раз ждёт не дождётся? Кто он и чего хочет? Никто же не видел Голливуд в лицо. Хотя бы в усреднённое.