Когда Хрущёва хотели отравить
Из воспоминаний подполковника 9-го управления КГБ СССР Алексея Сальникова
Семь лет назад я познакомился с удивительным человеком – Алексеем Алексеевичем Сальниковым. Случилось так, что при работе над книгой «Вожди СССР в откровениях соратников, охраны и обслуги» (издательство АСТ, М., 2011) я решил собрать вместе всех сотрудников охраны Алексея Николаевича Косыгина, доживших до наших времён и согласившихся рассказать о своём подопечном и работе офицеров 9-го управления КГБ СССР. Среди них и был Алексей Алексеевич, который тогда не особенно активно принимал участие в общей беседе. Но уже после мероприятия бывший заместитель начальника охраны главы правительства СССР Валентин Серегин тихонько сказал мне: «Вы вот с Алексеем Алексеевичем поговорите, он знает об охраняемых первых лицах больше, чем все мы, вместе взятые. В общем, мы обменялись телефонами с подполковником в отставке Алексеем Сальниковым, и через несколько дней я позвонил ему. Тут выяснилось, что живёт он в соседнем со мной доме на Новом Арбате. Поэтому я сразу же пригласил его к себе в гости – попить чайку и поговорить. Через полчаса мы уже оживлённо беседовали об истории и исторических личностях, с которыми была связана жизнь Алексея Алексеевича. Трудовой путь у него был фантастический! Он начал службу в личной охране Хрущёва через три года после смерти Сталина, в 1956 году, а завершил её через 40 лет, уже при Борисе Ельцине. И практически всё это время так или иначе общался с первыми лицами нашей страны.
Алексей Алексеевич Сальников, 2014
Мы встречались с Алексеем Сальниковым много раз, у меня дома или дома у него. Он приглашал меня и к себе на дачу, где отмечалось его 80-летие, а результатом наших бесед стали десятки страниц расшифрованных рассказов о жизни и привычках первых лиц СССР, об их характерах и особенностях поведения. Часть материалов была использована при подготовке моих книг и статей, другая, не менее интересная, ждала своего часа. Я думал о том, чтобы опубликовать рассказы подполковника Сальникова отдельным изданием или отдать в исторический журнал. Не сложилось – летом прошлого года Алексей Алексеевич умер. Но то, что он успел мне рассказать, несомненно заинтересует не только читателей «Совершенно секретно», к которым обращена эта публикация, но и широкий круг любителей нашей истории, черпающих в прошлом не только пищу для размышлений…
Повторюсь, Алексей Алексеевич Сальников прослужил в органах государственной охраны 40 лет. С 1956 по 1964 год – в охране Хрущёва. С 1964 по 1980 год – у Косыгина. А потом работал и с Брежневым, и с Андроповым, и с семейством Горбачёва. Частную жизнь Хрущёва и Косыгина он знал, что называется, от и до. Его считали просто членом семьи. На 80-летний юбилей к нему на скромную дачу приезжал внук Хрущёва, а поздравления он получил от многих родственников первых лиц СССР.
Трудно сказать, за какие социально-бытовые вопросы, тесно пересекавшиеся с проблемами безопасности, не отвечал Алексей Сальников. Он контролировал многое: одежду и обувь, сервировку столов и особенности питания, следил за тем, чтобы его «клиенты» вовремя выпили лекарство и не оставили (особенно за рубежом) упаковок от него, покупал за границей вещи по личным заказам, смотрел, не попало ли в постельное белье что-то острое (в Финляндии нашёл в пледе для Брежнева иглу). Был он человеком крайне ответственным и наблюдательным, поэтому разговаривать с ним о деталях жизни вождей было одно удовольствие.
Предлагаемые сегодня читателю воспоминания Алексея Сальникова о работе с Никитой Сергеевичем Хрущёвым – это первая часть из запланированной серии публикаций о характере и привычках первых лицах СССР от лица человека, отвечавшего за их безопасность, быт, а иногда и за жизнь.
Никита Сергеевич не признавал никаких плавок. Только «семейные» трусы и рубашка «в рубчик»
Стирать бельё вождей пришлось самому что бы не позориться
Я родился в Питере, к тому времени, когда началась война, мне было почти семь лет. Год мы с мамой и сестрой провели в блокаде, а летом 1942 года через Ладожское озеро нас отправили в эвакуацию. В Воронежской области жили родственники матери, там мы и осели, получили документы. Жили и в подвалах, и в бараках… Дальше – как у многих – учился, служил в армии, потом предложили работать в КГБ. И в 22-летнем возрасте я попал в «девятку», да ещё на непосредственную работу с Первым секретарём ЦК КПСС. И проработал я с Никитой Сергеевичем и его семьёй до октября 1964 года, когда его сняли.
Официально я был офицером подразделения 9-го управления КГБ, которое занималось охраной высших должностных лиц СССР. А обязанности мои были весьма обширными. Перечислять их – не хватит места, а если сказать несколькими словами – обеспечение комфортной обстановки для работы и отдыха первого лица государства и решение всех связанных с этим бытовых проблем. А проблем было много, особенно в поездках. Мы с Хрущёвым в командировках из 365 дней в году иногда были по 280 дней, в дороге. А следить приходилось за всем – всё-таки первое лицо…
Люди, интересующиеся нашей историей, помнят, что у Никиты Сергеевича Хрущёва всегда были проблемы с одеждой. Его нестандартная фигура была довольно сложной для закройщиков. А он ещё любил свободные брюки, и они, можно сказать, «висели». В сам процесс изготовления кос-
тюмов я не вмешивался, хотя иногда мог что-то подсказать, но вот отгладить, привести в порядок, подобрать рубашку и галстук – лежало на мне. Шили костюмы для руководителей государства в основном на Кутузовском. Примерно напротив гостиницы «Украина» было специальное ателье с магазинчиком. Там работали портнихи, закройщики. И жены всех первых лиц приезжали именно туда. И Нина Петровна Хрущёва, и Виктория Петровна Брежнева. Обшивались там и некоторые большие руководители, но не высшего уровня.
К Хрущёву приезжали на работу закройщики, согласовывали материал, снимали мерки. А потом снова приезжали, чтобы примерить костюмы, подогнать их по фигуре. После первых зарубежных поездок, когда над костюмами Никиты Сергеевича стали посмеиваться западные журналисты, он устроил ответственным за пошив одежды выволочку. К началу шестидесятых ему сшили довольно элегантные (при всех сложностях его фигуры) костюмы. Хорошо смотрелись, правда, только тёмные. Светлые всё равно были какими-то мешковатыми.
Свои собственные ателье были и у Верховного Совета СССР, и у КГБ. Кстати, наше обувное ателье находилось недалеко от метро «Кировская» в Комсомольском переулке. И знаменито оно было тем, что там шили обувь и для Хрущёва, и для Косыгина. Мерки снимали, конечно, на работе, но изготавливали всё именно там. Ботинки были кожаные, лёгкие, добротные. Никите Сергеевичу, кстати, больше всего нравились ботинки на микропористой подошве. Сейчас уже мало кто помнит о том, что был такой материал – микропорка…
С нижним бельём у нас была просто беда. «Семейные» трусы, кальсоны… В зарубежных командировках в хрущёвские времена мне приходилось и стирать это бельё. Причём стирать самому, никого к этому не допуская. Во-первых, в целях безопасности, во-вторых, чтобы страну не позорить. Там бельё было такое, стыдно в стирку отдавать. Казённое из рубчика на верёвочках, кальсоны на пуговичках. Отдашь в стирку, покажут кому-нибудь, позора не оберёшься. Всё было наше, советское. А если что импортное попадалось, ярлыки срезались. Что-то более-менее приличное появилось только при Брежневе…
Мартини с президентом Тито
Хрущёв говорил: «Если выпью, я не упаду»!
В мои обязанности входило не только смотреть за тем, чтобы подопечный правильно питался, но и за тем, сколько алкоголя он выпивает. В те времена ни о каких «безалкогольных» застольях речи не было. Хрущёв пил водку «Столичную» или коньяк. Мог в обычные дни выпить за обедом или за ужином, говорил мне: «Алёша, налей рюмочку!» Но вовремя каких-то встреч, застолий приходилось контролировать и его. Вообще-то он был человеком крепким, здоровым, да и выпить мог достаточно. Если выпил, то говорил: «Я не упаду!» Это не Брежнев, которого вести под руки приходилось. Но все мы люди, и нужно было смотреть, чтобы он не потерял контроль (такие случаи были крайне редкими). Приходилось обеспечивать безопасность, как в смысле медицинском, так и в общепринятом. Много писали насчёт специальных рюмок с толстыми стенками и дном, в которые умещалось от силы граммов 30. Их было несколько, и мы возили их с собой, ставили на стол при необходимости при смене блюд и посуды, когда нужно было «дать паузу». Но в зарубежных поездках посуда была от принимающей стороны, хотя особой опасности «выпить лишнего» там не бывало, – у иностранных лидеров были свои «контролёры». Другое дело – затянувшиеся дружеские посиделки…
Приведу пример. Как-то раз в Завидове Хрущёв с Президентом Финляндии Урхо Кекконеном засиделись за столом в лесу, невдалеке от резиденции. Было уже поздно, стало темнеть. Я чувствую, что уже перебор. Никита Сергеевич зовёт: «Алёша, Алёша!» Я подхожу и говорю: «Тут ничего нет, всё в резиденции». А цель была их в дом притащить, привести с улицы. Прямо-то ему не скажешь об этом. Тут он матом на меня как начал…. Кстати, насчёт того, что он не употреблял крепких выражений, – это легенда. Употреблял непристойности даже по отношению к членам президиума. Это только своих он мог пожурить: «Эх ты, турок…» Тогда женщин, правда, вокруг не было, но финский президент, немного понимавший по-русски, присутствовал. Критический момент прошёл, задача была выполнена, Хрущёв с гостем пошли к дому. Непросто было, кстати, сказать «нет» Первому секретарю ЦК КПСС и главе правительства…
А в обычной обстановке чувствуешь, что пора остановиться, переждать, говоришь на ухо: «Вам чай в рюмку налить?» Хрущёв это называл «чайный коньяк». Компанию он обычно поддерживал, но иногда тоже воду или чай пил. Несколько раз Хрущёв просил меня ограничивать подачу алкоголя. На Дальнем Востоке такой случай был. Никита мне говорит: «Будет приём, проследи, чтобы водки не было на столе!» Я прихожу, говорю: «Девочки, давайте всю водку снимем и оставим одно вино. Водку не уносите, а на подсобные столы поставьте и накройте салфетками». И вдруг приходит секретарь Владивостокского обкома. Видит, водки нет. Он на официанток кричать, а те: «Вот молодой человек сказал, чтобы убрали». Он ко мне: «Кто вы, что вы?» Я говорю: «Не кричите. Вы думаете, что если Хрущёв приехал, то приехал к вам не говорить, а водку пить? Вы что думаете, я это от себя сделал? Что у него водки нет своей?» Но не говорил ему, кто приказал. Тот сам понял.
С Хрущёвым, как и с любым охраняемым лицом, нужно было быть очень осторожным и деликатным. Однажды после охоты и ужина Хрущёв прилёг отдохнуть. И задремал прямо в одежде. И всё было бы нормально, если бы не туго затянутый галстук. Его нужно было ослабить, а лучше вообще снять. Но Хрущёв не очень любил, чтобы кто-то вмешивался в то, как он одевается или раздевается. Развязываю галстук и думаю: «Проснётся он и как саданёт мне!» Но ничего, всё обошлось, хотя ощущения были не из простых…
Суровая мода сотрудников госохраны. Алексей Сальников справа, 1956
Первый секретарь очень боялся поправиться
У руководителей государства на столе, что вполне естественно, бывало всё самое лучшее из продуктов. Поэтому соблазнов было много. Хрущёв боялся поправиться. Поэтому не то чтобы соблюдал диету, но ограничивал себя. Старался не есть жирного, выбирал то, что попостнее. Врачи ему тоже подсказывали, что есть. Утром – два кусочка чёрного хлеба поджаренные на сковородке, подсушенные. У нас на спецбазе были такие маленькие баночки простокваши, он её ел. Иногда выльет в салатник и творог добавит. Вот такой был завтрак.
Одно время он очень любил помидоры, а потом кто-то пустил слух, что это вредно, что приводит к отложению солей. А у него такие явления были. И он совершенно отказался от помидоров. А потом Поляков, был такой в ЦК – за сельское хозяйство отвечал, убедил его. Говорит: «Не верьте, Никита Сергеевич, что от помидоров отложение солей бывает!» И он снова стал эти помидоры есть. Никита Сергеевич очень любил галушки, но ел их крайне редко. В Киеве иногда борщ с галушками подадут, он одну съест, но не больше, боялся поправиться. Весы у него, конечно, тоже были. Не как у Брежнева – повсюду, а в бассейне, например.
Кто-то из близких за столом сидит, не ест. Хрущёв спрашивает: «Ты что не ешь?» – «Я на яблоках сижу!» Модная диета тогда была – три килограмма антоновки в день съедать. А потом приходит тот «диетант» сразу же после завтрака: «Лёша, дай что-нибудь, есть хочу!» Так что сами свои диеты и нарушали. Запивали разным. Морс пили редко, только Андропов его очень любил. Пили в основном «Боржоми». Хрущёв даже в ООН на трибуне ставил бутылку «Боржоми»…
Когда у нас с Израилем были плохие отношения, не дай бог, чтобы кто-то увидел, что банки апельсинового сока, которые мы использовали, сделаны в Израиле. Выливали в кувшины, графины, а банки сразу утилизировали. Так что на приёмах не свежевыжатый был, а обычный. У Хрущёва было принято чёрный заварной хлеб, чуть подсоленный и подсушенный ставить на стол, его в течение дня могли взять погрызть, особенно дети…
Хрущёв и Брежнев (пока с зубами нормально было) шашлык любили. Иногда на охоте Хрущёв просил Подгорного варить похлёбку, такую, как тот умел. И тот варил: крупная картошка, пшённый суп…
На различных торжественных мероприятиях, конечно, была и икра, и осетрина, и крабы. Крабы, кстати, очень понравились Президенту Финляндии Кекконену, и Хрущёв с Ворошиловым попросили меня прямо во время приёма загрузить ему в вагон «на дорожку» пару ящиков этого деликатеса…
За границей, конечно, мы старались питаться всем своим. Проблемы в мусульманских странах были. Как-то в Каир приехали на встречу с Насером и привезли свои продукты. Местные сотрудники охраны спрашивают: «Что у вас тут?» Мы им для приличия показываем. Для них главное, чтобы свинины не было. Но мы им и не сказали, что у нас есть ящик с свиными продуктами. А он был. Для них безопасность была – отсутствие свинины, а для нас – соблюдение правил гигиены. Понятия о ней у нас были разные. Я сам видел, как в Египте полы мыли в резиденции, затем в мраморной раковине полоскали тряпку. А потом приносят глыбы льда и в этой раковине его грязным молотком колют. А потом грязными руками в графин. Приходилось или вежливо отказываться, или менять посуду и воду на чистую и проверенную. Ну и за обедом приходилось подсказывать охраняемым, что можно есть, а что нет, мы ведь следили на кухне за тем, что и как готовили…
«Всем читать!» Хрущёв с охраной во время путешествия в Америку на теплоходе «Балтика», 1960
Об охоте, рыбалке, автомобилях и спорте…
Хрущёв машину сам не водил. Однажды, когда мы были в Киеве, ему подогнали на дачу на Хотнице «Запорожец» показать. Он в него втиснулся, но молча. Было ему нелегко, маловата машина.
Хрущёв всегда сидел в машине сзади. С ним находился начальник охраны Литовченко. Кого-то из гостей он сажал с собой редко. С Гагариным, например, ехал, с руководителями компартий. Но это неправильно с точки зрения охраны, когда два руководителя в одной машине. Даже самолётами пользовались разными. Вот когда Качиньский и значительная часть руководства Польши погибла, этот принцип был нарушен. Хотя при Сталине в начале 1950-х иногда ездили и вместе…
С моей точки зрения самым опасным было путешествие в 1960 году на теплоходе «Балтика» в Америку, когда с Хрущёвым плыли руководители соцстран. Можно было одним махом всех уничтожить, хотя наши военные корабли сопровождали. Да и сам рейс был тяжёлым. Плыли 11 дней, я всю дорогу лежал, укачивало. Переводчик Суходрев ко мне приходил, приносил шоколадки какие-то, огурцы солёные. В основном, все лежали. Кто хорошо чувствовал? Предсовмина Польши Юзеф Циранкевич, например. Янош Кадар в стельку лежал, Тодор Живков тоже, Георгиу-Деж вроде ходил. Хрущёв тоже лежал, редко когда на палубу выходил, если море поспокойнее было. А «Балтика», кстати, до 1957 года называлась «Вячеслав Молотов»…
Любимым активным занятием на отдыхе у Хрущёва была охота. Стрелял он азартно и метко, это все признавали. Иногда тренировался по мишеням стрелять на даче. Он был настоящим охотником, никогда не убивал «девочку»…
Хрущёв очень много читал, вечером дома, даже ночью, в поезде, в самолёте. Газеты, журналы, новинки книжные. Радио постоянно слушал, на даче с собой приёмник всегда носил. Сначала наш, потом импортный, потому что в Пицунде советские станции было плохо слышно. В отличие от Брежнева, во всякие игры типа домино не играл.
Что касается занятий спортом, то он практически ничем таким не занимался. Видел я его на фотографии с бадминтонной ракеткой, когда он с американским госсекретарем собирался играть. По-моему, это был единственный раз, когда он её в руки брал.
Воду Никита любил, но плавал плохо. В бассейне его ещё отпускали поплавать с сопровождением, а в море или озере – только с резиновым кругом, сначала чёрный был такой, потом красный. Никаких плавок он не признавал, купался в «семейных» трусах.
Хрущёв настоящим болельщиком не был. В основном он бывал там, где было нужно посетить мероприятие, иногда на футболе, иногда на хоккее. Но это в основном с гостями из другой страны. Фиделя на хоккей водил, с ЦСКА фотографировались… Были отдельные случаи, но это скорее по протоколу.
Маленький мальчик в очках справа от сестры-хозяйки и Алексея Сальникова – внук Хрущёва Алёша. Госдача в Пицунде. Начало 1960-х
Во время полета Пауэрса я был «связным» на мавзолее
Когда все члены Президиума ЦК и высокопоставленные приглашённые чиновники стояли на Мавзолее, у нас тоже было достаточно работы. Демонстрации и парады шли довольно долго, так что время от времени нужно было кому-то воды принести, кому-то лекарство. А в холодное время готовилось что-то типа глинтвейна. Носить всё это приходилось под прикрытием высоких перил лестниц Мавзолея, чтобы стороннему глазу было незаметно происходящее. На трибунах ведь разные люди бывали, в том числе и дипломаты, часть из которых по линии разведки работала.
Довольно часто приходилось передавать сообщения на трибуну. Представляете, если вдруг на Мавзолей пойдёт начальник управления из КГБ или кто-то такого уровня? Его немедленно зафиксирует профессиональный взгляд разведчика. Сразу станет понятно: «Что-то случилось!» У нас связь была налажена по-другому: кто-то из КГБ или ГРУ кивнёт мне, я подойду к нему, приму информацию, а потом буквально на корточках, чтобы не было видно за перилами, поднимаюсь на Мавзолей и передаю сведения тому руководителю, которому информация предназначается.
Вот когда сбили самолёт Пауэрса 1 мая 1960 года, приходилось таким образом раз за разом бегать туда-сюда. И никто из посторонних даже не подозревал о том, что над нашей страной появился самолёт-разведчик, что его пытались сбить, сначала неудачно, что сбили и свой самолёт, а потом всё-таки ракета попала в У-2, а лётчика задержали.
Такая практика передачи срочной информации через сотрудников «девятки» практиковалась практически весь период существования СССР. Наши сотрудники считались гораздо надёжнее мобильной радиосвязи…
Пикник на обочине. Сотрудники «девятки» отдыхают. Крайний слева – Алексей Сальников
Среди «своих» Хрущёв о Сталине и Берии говорил по-другому…
Хрущёв много говорил о Сталине, часто упоминал его. И не так, как мы слышали в докладах. В разговорах со «своими» он так его не унижал. Говорил, что был жестоким, но в целом отзывался неплохо. Насчёт Берии, даже общаясь с зарубежными делегациями, Хрущёв говорил: «Мы говорили и писали, что Берия – враг народа и изменник. Это, конечно, чушь. Никакой он не изменник. Ни с какой зарубежной разведкой он связан не был. Просто борьба за власть была. И Берия сам стремился к власти. Ему только власть нужна была, и он хотел убрать всех, кто был на пути. Но просто так объяснить народу это было трудно».
Мой коллега ездил в бункер, где содержался Берия после ареста. Он рассказывал, что Берия очень просил, чтобы его только оставили в живых. И говорил, что всегда его приводили на допросы в такой ночной рубашке. У них у всех были такие советские рубашки рубчиковые с длинными рукавами. Никогда не было так, как показывали в кино, чтобы Берию допрашивали, а он был в костюме.
Сейчас много пишут об истории, много фильмов показывают, художественных и документальных. Но настоящих причин многих событий ни историки, ни режиссёры не знают. Почему, например, Хрущёв поставил вопрос о Жукове? Было много разных поводов, но один из них мало кому известен. Жуков много раз просил, даже требовал, чтобы ему поставили памятник в Георгиевском зале Кремля, причём на белом коне. Я от Хрущёва об этом слышал, от Семичастного… Жуков был очень тщеславным и жестоким. Делал всё, чтобы угодить Сталину. Посылал в бой красноармейцев без оружия. Но последняя капля – памятник из белого мрамора…
Председатель Мао не пытался отравить Хрущёва. Покушение планировалось осуществить чуть позже
В 1959 году Хрущёва хотели отравить
Хрущёв был очень трудоспособным человеком. Вставал в шесть утра, и сразу за работу. Много читал, как губка, воспринимал любую информацию, интересовался даже тем, что ему не нравилось, негативом всяким. Ему делали такие подборки из иностранной прессы про него. Однажды во время совещания по сельскому хозяйству в Воронеже Хрущёву подбросили письмо, в котором говорилось о том, что по маршруту его следования кукуруза ни на одном участке не убрана, а просто завалена и присыпана снегом. К трактору привязали железнодорожный рельс и прошлись по полю. А он взял и зачитал это письмо с трибуны! Говорит: «Это очковтирательство!» Досталось тогда секретарю обкома.
Во времена Брежнева, Горбачёва Политбюро собиралось строго по четвергам, чтобы решать какие-то вопросы. У Хрущёва было так: собирался президиум обычно только в случае необходимости. Независимо от определённого дня недели. Проводился совместный обед. В первом корпусе Кремля была комната, где они могли пообедать. И Никита Сергеевич говорит дежурному: «Соберите всех!» И за обедом тоже решались неотложные вопросы, иногда чрезвычайно важные. А потом поели, обсудили – и выполнять…»
Вы говорите, Никита Сергеевич строгий был… Сколько он алкашей повыгонял! Их было полно. Кириченко с Украины выгнал за элементарную пьянку. А Мухитдинова, члена Президиума ЦК, как развратника выгнал, а не по каким-то там политическим причинам. Детали были такие, что даже рассказывать не хочется.
Хрущёва пытались сместить не один раз. В октябре 1959 года он возвращался с празднования 10-летия китайской революции. И отдыхал на Дальнем Востоке. Там его пытались отравить. Подбирали варианты. Остановился во Владивостоке, и что-то против него планировалось. Ночью поздно легли спать, и ко мне приходит кто-то из местных сотрудников: «Вы Сальников? Вас Шелепин вызывает». Меня затрясло: не случилось ли что с Хозяином? Стал одеваться, мне говорят: набросьте что-нибудь и пойдём. Смотрю, стоит Шелепин и ещё кучка людей. Он говорит: «Алёша, мы тебя разбудили?» Я говорю: «Да я не спал». «Завтра руководство повезёт Никиту Сергеевича на охоту на какой-то остров. А там, по нашим сведениям, радиация повышенная. Вдруг скажет шашлыки жарить?» Я говорю: «Не волнуйтесь, всё предусмотрено. Повар замаринует в резиденции шашлыки, и мы их с собой на этот остров возьмём. А скажем, что из застреленного оленя». Приплыли на берег, садимся в газики и едем по дорожке. Вышли олени на фары. Никита говорит: «На кого охотиться? Поехали назад!» Стрелять не стал, шашлыки не готовили. Возможно, вообще вариант с охотой решили отменить. Потом я узнал, что именно тогда хотели Никиту отравить.
Когда я понял, что власть Хрущёва ослабла? Могу сказать точно. За несколько месяцев до его отставки, летом 1964 года, мы были на Байконуре. Обычно он ездил один, а тут чуть ли не весь Президиум ЦК с ним отправился. Вечером собрались ужинать. Хрущёв говорит, обращаясь ко всем: «Хотите выпить? Не хотите – не надо». Все молчат. Тогда Никита Сергеевич говорит: «Алёша, налей мне рюмочку!» Я наливаю ему рюмочку и уношу бутылку. Подгорный рыкнул: «А нам?» Я как будто не слышу. А их человек 10–12 было. Он ещё раз как крикнет на меня. Я тогда: «Никита Сергеевич, можно?» Хрущёв: «Ну, налей тогда и им!» И когда Подгорный рыкнул на меня, я понял, что он почувствовал власть. Он же трусом был и раньше себе при Хрущёве такого бы не позволил.
А в то время, когда Никиту Сергеевича отрешали от власти, я был в отпуске. Начальник охраны Литовченко сказал мне: «Мы едем в Крым, а потом на Пицунду. Ты сходи в отпуск, отдохни, а в октябре поедем с визитом в ФРГ». Не поехали…
Фото из архива Алексея Сальникова
