«Близость России — лучше всех докторов»
«Эпигон», «сумасшедший», «злой гений» — как только не называли Леонида Зурова, молодого рижского писателя, поселившегося в семье Ивана Бунина в 1929 году
…Неслыханная удача: из убогой рижской каморки на Суворовской улице Зуров попадает на французскую виллу «Бельведер», где проживал Иван Бунин, в эпицентр литературной и светской жизни русского Парижа. Что до прозвищ, то все они имели под собой основание. Леонид Зуров так и остался учеником большого писателя, не написав главного своего романа. Так и жил в бунинском доме до самой смерти Ивана Алексеевича и его жены, Веры Николаевны. А потом продал бесценный архив учителя и дни свои закончил в санатории для умалишенных…
Тоска по родине
«Я эмигрант, — пишет Леонид Зуров Ивану Бунину в письме из Риги. — Моя родина — город Остров Псковской губернии. 16–летним реалистом в 1918 году я ушел добровольцем в Северо–Западную армию, был два раза ранен, потерял отца и в 20–м году очутился в Риге. В 22–м году, окончив гимназию, поступил в Пражский Политехнический институт, но через полтора года, по совету врача, должен был прервать образование. В Риге был рабочим, репетитором, маляром, секретарем журнала «Перезвоны» и т. д. Теперь я живу на незначительный литературный заработок. Материальная нужда меня не пугает. Привык. Думаю, что если не погиб за эти годы, то с помощью Божией пробьюсь».
Леонид Зуров принадлежит к так называемым «малым писателям–эмигрантам», к «потерянному поколению русской молодежи», к поколению тех мальчиков и девочек, которые с корнями были вырваны из родной земли и выброшены на чужбину. Многие покинули родину детьми, но всю жизнь тосковали по ней. Хотя одни сумели приспособиться к новой жизни и интегрироваться, а другие не смогли этого сделать и чувствовали себя в эмиграции лишними, второсортными, чужими. Дочь Марины Цветаевой Ариадна Эфрон и дочь Матери Марии Гаяна Кузьмина–Караваева даже рискнули вернуться в Россию, а Леонид Зуров свою оторванность от родины выражал иначе: прожив две трети своей жизни в эмиграции, он ни разу в своих рассказах и повестях не отразил эмигрантскую жизнь, словно тело его находилось в Риге или Париже, а душа и мысли так и остались в России.
Леонид Зуров родился в семье купца второй гильдии Федора Зурова и дворянки Анны Квятковской. Безоблачной жизнь этого купеческого семейства не была: в пять лет Леонид остался без матери, а вскоре и без бабушки, которая взяла на себя его воспитание. Обе покончили жизнь самоубийством и, по–видимому, страдали наследственной душевной болезнью, которая передалась и Леониду. На фронт он ушел, как говорил сам Леонид, «по зову совести», служил пулеметчиком в 3–й роте Островского полка, дослужился до звания старшего унтер–офицера.
Когда армия Юденича была ликвидирована, отец и сын Зуровы, как и тысячи русских воинов, оказались на территории Эстонии. Часть была отправлена в концлагеря и тюрьмы, другая часть умирала от голода, холода и тифа. Никакой помощи бывшие союзники не оказали солдатам, благодаря которым Эстония обрела независимость. Леонид дважды переболел тифом, а выздоровев, узнал о смерти от тифа отца. Он остался совершенно один — без родины, без семьи, без друзей. Оказавшись свидетелем трагедии Северо–Западной армии, Леонид Зуров решает стать ее летописцем и позже начнет собирать живые свидетельства уцелевших солдат, печатая их в различных рижских газетах и журналах.
На границе с Россией
Почему Зуров приехал в Ригу? Он никогда не говорил о каких–либо родственниках и друзьях, которые здесь жили и могли бы помочь на первых порах. Говорил только о своем полном одиночестве. И считал одиночество даром, поскольку оно «позволяет сильнее любить и чувствовать». Было ли это позой или двадцатилетний юноша действительно так считал — трудно сказать, но ничего другого ему не оставалось. Он был совершенно один в чужой для него стране. Но Латвия все же была выбрана неслучайно.
«К Латвии отошел кусок нашей Псковской губернии (Пыталовский и Палкинский районы. — Ю. А.). И близость России укрепила меня лучше всех докторов», — так объясняет Зуров выбор своего местожительства. Работает маляром, рабочим на кинематографической фабрике, даже чернорабочим городской управы — по 16 часов грузит камни и моет понтоны. Живет в доме № 17 по улице Суворовской(сейчас улица Кр. Барона), в квартире № 9, где снимает комнатку, в которой помимо него проживают еще два человека. При этом умудряется заниматься литературным трудом, хотя и с большими перерывами.
«Живу, не задумываясь о завтрашнем дне. Летом, взяв аванс, поеду в Латгалию и буду там бродить по деревням. К осени вернусь и крепко засяду за работу. А что дальше? Господь знает. Так жил до сих пор. В самые тяжелые дни легко писалось. Конечно, здесь безлюдье, но ведь рядом Россия, — пишет он в письмах. — Завтра я уезжаю на неделю к Советской границе. Получил командировку для обследования нескольких русских деревень для устройства там питательного пункта. Знаю, что сердце заболит, когда увижу лес на той стороне…»
Для многих русских эмигрантов Латгалия становится осколком деревенской России, где сохранились даже старые русские усадьбы. Две из них — Жоготы и Балиново — стали культурными центрами русской интеллигенции. Каждое лето в этот край голубых озер съезжались на отдых дачники из Риги: артисты Театра русской драмы, писатели, художники Виноградов и Богданов–Бельский, рисовавший с натуры русских деревенских ребятишек. Леонид Зуров гостил в имении Жоготы у другого начинающего писателя, барона Леонида Николаевича Нольде.
«Чудно хорошо здесь у вас. Приезжая сюда к вам из душного, лязгающего железом удушливого города, я чувствую себя обновленным, я чувствую, что еще жива наша простая деревенская Россия. Этот запах сосен, белые стволы березок, добродушные лица бородачей крестьян, гостеприимство ваше, «старосветских помещиков» — все это уводит меня в наш старый, крепкий русский быт, не разрушенный еще трагическим безумием, охватившим нашу Родину», — вспоминал слова Леонида Зурова один из жителей Балиново В. Кудрявцев.
Приглашение Бунина
В 1928 году рижское издательство «Перезвоны», принадлежавшее русскому эмигранту Белоцветову, издает сразу две книги Зурова — повесть «Кадет» и очерки «Отчина». Повесть рижский автор отправляет во Францию своему кумиру Ивану Бунину.
Знаменитый писатель откликается благосклонным письмом: «Очень занят, только теперь прочел Вашу книжку — и с большой радостью. Очень, очень много хорошего, а местами прямо прекрасного. Много получаю произведений молодых писателей — и не могу читать: все как будто честь честью, а на деле все «подделки под художество», как говорил Толстой. У Вас же основа настоящая. Кое–где портит дело излишество подробностей, излишняя живописность, не везде чист и прост язык, не нравятся мне такие слова, как «сырь», «гармонь», «тяжелое тело города» и т. п. Да все это, Бог даст, пройдет, если только Вы будете (и можете) работать».
Между Зуровым и Буниным завязывается переписка, в которую вступает также Галина Кузнецова — ученица Бунина, жившая вместе с его семьей на вилле в Грассе. Именно ее письма Зурову и его письма к ней наиболее подробны и обстоятельны. Бунин также помещает отзыв о книгах начинающего автора в январском номере парижской газеты «Россия и славянство»: «подлинный, настоящий художественный талант — именно художественный, а не литературный только, как это чаще всего бывает, — много, по–моему, обещающий при всей своей молодости».
Подробности читайте в новом номере «Вести Сегодня Неделя» с 12 августа