Архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт: Когда на войне казалось, что надежды нет, я молчал и прислушивался

Вместо предисловия: Первый вопрос ведущего «Парсуны»

Легойда: Владыка, я попрошу вас сказать что-то такое, что, может быть, сегодня кажется вам важным сказать о себе здесь и сейчас.

Архиепископ Феофилакт: Вы знаете, сейчас, уже после архиерейской хиротонии, обо мне очень часто говорят: «Ну это же владыка Феофилакт — наш батюшка». (Смеется.)

* * *

Радость христианина — сама возможность быть христианином. Именно возможность. Потому что в нас ведь всегда что-то борется: кто первый поздоровается, кто первый руку протянет, кто первый извинится, кто место уступит. А тут — не задаваться какими-то сложными конфигурациями, не впадать в размышления: кто старше, кто младше, кто значимей, — а просто быть христианином. Сразу включиться в человеческое, без всяких «но», «если», «как», «зачем», «почему».

* * *

Нужно удивляться вместе с человеком, который увидел, услышал, почувствовал что-то, и разделять с ним его тревогу, его надежду, его непонимание. Не говорить ему: «Ты не прав». Действительно, от человека падает иногда тень. И с этими тенями не так-то просто бороться. Но для того, чтобы она становилась короче, нужно свет подымать выше — и все. И нужно этот свет подымать вместе: ну давай, мы вместе что-то попытаемся поменять в этой ситуации — настолько, насколько сможем. Но самое главное — побеждая зло добром, самому не стать побежденным злом, как говорит святой апостол. То есть очень важно, чтобы эта твоя борьба со злом не начала тобой владеть и ты сам не провалился в состояние этой раздраженности, этого зла. Любить людей и ненавидеть грех. И подымать свет повыше.

* * *

Трудно, наверное, сказать, какое должно быть мерило, когда кто-то откровенно провокативно себя ведет. Я всегда представляю себя перед Ним: «Господи, моя главная задача — защитить наши с Тобой отношения, мне главное — остаться человеком». Не в том смысле, как о тебе скажут и что подумают. А в том, чтобы моя молитва, общение с Ним не изменились после того, что я сделаю.

* * *

Спасение не безусловно и не зависит от твоего положения. Оно зависит от твоего отношения к людям. Ведь все это — проекция того, что я хотел бы, чтобы со мной однажды произошло. Это такие «дела впрок». Однажды они мне понадобятся. Это то, что ты «откладываешь» на будущее.

Вот я очень хорошо помню себя священником: когда сложная ситуация и не знаю, что делать. Но всегда же есть «звонок другу». Позвоню владыке, спрошу у него: «Владыка, как благословите?» А сейчас позвонить ты уже никому не можешь. Не потому, что друзей нет — друзей, слава Богу, очень много. И архиереев. Но нужно решение принять самому.

Однажды я спросил духовника: «Как поступить вот с этим священником в этой ситуации?» А он мне ответил: «Руководствуйся своей совестью». И это помогло сохранить надежду, что ситуация будет разрешена лучшим способом.

* * *

Когда кажется, что надежды нет, я молчу. Такое было на войне, в Грозном, когда вокруг все было безнадежно. Молчал и прислушивался. И услышал. Потом, слава Богу, и война закончилась, и многие люди поменялись. Печально, что многие друзья там навсегда остались.

Но это молчание — это не бессилие, когда ты уже ничего не можешь сделать. Это как раз то последнее, что ты можешь сделать. Ждать, очень трепетно ждать, пока Он ответит. И не перебивать Его молчание. Потому что оно не от того, что Он ничего не хочет или не готов сказать, а от того, что нужно, чтобы мое состояние позволило мне услышать. Ведь Он-то говорил, несомненно, говорил, но я ничего не слышал. Погромы, бомбежки, рейды, чистки — просто за шумом, страхом, ужасом всего этого не слышал. А потом все встало на свои места.

* * *

Пользоваться или не пользоваться монахам в монастыре Интернетом — вопрос очень сложный. У нас запрета такого нет. Но мы об этом часто говорим. И сегодня я советую — и братии, и мирянам — к правилу перед причащением добавлять еще и воздержание от пользования соцсетями. И среда и пятница не только без мяса, но еще и без Интернета.

Или как тем, которые любят курить: там — с полуночи не кури, а тут — с полуночи не включай телефон. Или на звонки отвечай, но соцсети — ни-ни. Очень это полезно. Во всяком случае, чувствуется, что это тоже своего рода жертва.

YouTube ВК.Видео RuTube Дзен

* * *

Раньше, пока я не жил в монастыре, во мне боролись монах и архиерей. А сейчас живу в монастыре, и эта борьба как-то сама собой прекратилась. Потому что, с одной стороны, понимаешь, что ты — насельник монастыря и священноархимандрит не по сану, а потому, что ты там находишься, и от тебя требуются определенные поступки, шаги, решения, образец. И ты выходишь во двор к братии не для того, чтобы сказать им, как надо делать. Просто они смотрят на тебя, и вольно-невольно то, что делаешь ты, делают и другие. И вот и все, вся борьба на этом закончилась.

А до этого она была, пока я был убежден в том, что знаю, как надо, из правильных книжек, а не из личного опыта. И еще потому, что так складывались обстоятельства жизни, пока я жил в другой атмосфере — среди людей, звуков, гостей, разговоров. А монастырь, он хотя и не имеет высоких стен, но строит хорошие стены внутри тебя. И твое пространство перестает наполняться ненужным. И свободы становится больше.

* * *

Есть ситуации, в которых нет, знаете, такой универсальной таблетки, которая тут же от всего избавляет. Иногда с человеком нужно побыть немножко, помолчать. Однажды в Грозном после авианалета я встретил на улице женщину, которая тянула на санках какое-то кресло из парикмахерской. Увидела священника и говорит: «Есть ли Бог?» И я ответил, что, раз она жива и задает вопрос, значит, Бог есть. А она посмотрела вокруг и сказала: «Мне кажется, что нет». Я ей говорю: «Давайте я вам помогу эти ваши санки дотянуть». Прошли несколько шагов. «Я пришла». — «Ну хорошо. Ну помоги вам Бог».

Я больше никогда эту женщину не встречал, но мне кажется, что она потом не раз еще возвращалась к этому моменту. Ведь тогда ей казалось, что все ее оставили, и прежде всего — Бог. Но она все же шла не одна. И если она до конца будет честна хотя бы перед собой, она скажет: «Да, Господи, Ты шел рядом со мной вместе с этим неизвестным человеком».

Так и происходит в жизни. Мы обижаемся на Него, когда слишком высоко задираем голову и не смотрим по сторонам. Бог, Он ведь смотрит не сверху — изнутри. И помогает не сверху, а справа или слева. Но если человек до конца честен, он все равно почувствует в своей руке чью-то руку. И это даст ему сил сказать: «Господи, ну хоть за это спасибо». И начать жить по-другому. Бог не нуждается в том, чтобы мы Его прощали или не прощали. Он нуждается в том, чтобы мы Его любили. Иначе мы перестанем быть счастливыми людьми. Вот и все.

* * *

Когда кто-то говорит: «У меня есть свой знакомый священник, я ему исповедуюсь», я спрашиваю: «Вы с Богом тоже так договариваетесь?» И это дает возможность продолжить разговор. Конечно, речь не о том, что где-то тебя поймут, войдут в твое положение, оценят все так, как тебе самому бы хотелось, мол, ты тут не совсем, конечно, виноват, да, поступил плохо, но на самом-то деле все вокруг плохие, мир такой. Ведь дружба — это не входить в положение, а идти вместе: ну, шлепнулся ты, давай я на колено встану, подыму тебя. Но только для одной цели — чтобы не валяться в этой луже, а пойти вместе. Вот это и есть сила дружбы. Особенно вдохновляемой силой духовных отношений, когда это и друг, и духовное чадо.

* * *

Поднять руки к небу и сказать: «Господи, благослови!» — так меня на Афоне научили. Вот ты начинаешь очень нервничать: то ты не успеваешь куда-то, то у тебя служба, то там еще что-то… Что делать? Доверять Промыслу. И не воспринимать происходящее сейчас как конечную точку жизни. Может, Бог просто вмешивается в ваше расписание.

Вместо послесловия: Последний вопрос ведущего «Парсуны»

Легойда: Митрополит Сурожский Антоний говорит: когда священнику надо выходить на проповедь, а он вдруг понимает, что Евангелие не коснулось его сердца, вместо того чтобы что-то выдумывать, надо выйти и сказать: «Братья и сестры, мне сегодня нечего вам сказать. Евангелие меня не тронуло, и это ужасно». Где вы поставите точку в предложении: «Признаться нельзя проповедовать»?

Феофилакт: Признаться.

Легойда: Нельзя проповедовать?

Феофилакт: А у меня было такое. Причем на Страстной седмице, когда сама неделя заставляет переживать и говорить.

Легойда: И что вы сказали?

Феофилакт: Ничего. Признался: «Мне сегодня вам нечего сказать, потому что, к сожалению, я сегодня очень плохо помолился и почти не услышал Евангелие. Простите меня и помолитесь».

Книги издательства «Никея» можно купить в лавке храма мученицы Татианы (Большая Никитская улица, 1). Студенты МГУ могут получить 10%-ную скидку на литературу духовного содержания, предъявив студенческий билет