Было ли повальное пьянство у русских во время войны с Японией
Тема чрезмерного употребления спиртных напитков среди военных всегда была в России чувствительной. Тем не менее русско-японская война 1904 года оказалась единственной войной, про которую был распространен слух, что русские Порт-Артур «пропили». Слух этот подкреплялся тем, что сама война была непопулярна, а мобилизация на нее шла среди крестьян Сибири, которые не очень-то хотели ехать в далекий Порт-Артур и там воевать. Так может быть, все это правда?
Япония напала на русскую эскадру в ночь на 27 января 1904 года, и уже 2 февраля в России началась мобилизация. В газетах появились постановления генерал-губернаторов о приостановке торговли спиртным и о запрещении пьянства и тайной продажи спиртного.
В Сибири была проведена мобилизация запасников и ополчения. По данным историков В. А Копылова, В. П. Милюхина и Ю. А. Фабрики в книге «Сибирский военный округ. Первые страницы истории», за 1904 год было призвано 157 855 человек, из которых 92 628 были нижними чинами, 39 070 — ополченцами, 17 824 — новобранцами, а 8263 — казаками. Большая часть запасников оказалась крестьянами. Из 7957 мобилизованных в Томской губернии 7403 были крестьянами.
Надо сказать, что употребление алкоголя среди поселенцев было довольно распространено. Пьяниц было мало, но мало было и трезвенников. Поэтому запретительные меры не дали эффекта, на который рассчитывали власти.
Мобилизованные прибывали на пункты сбора нетрезвыми и проштрафившимися: выпившие запасники выламывали двери закрытых кабаков и забирали спиртное, зная, что их не накажут, ведь «завтра на войну». По данным Российского государственного военно-исторического архива, на пьянство жаловался уездный военачальник в Иркутске; жаловались из Красноярска, из Барнаула, из Бийска, откуда уездный исправник Тукмачев писал, что «призываемых… спаивают до безобразия, отчего происходит беспорядок… вплоть… до полной остановки работы».
Как пишут в статье «Влияние пьянства на состояние воинской дисциплины в воинских частых Сибирского военного округа в годы Русско-японской войны» историки Н. Д. Ростов и М. А. Ширшов, доходило до того, что крестьяне пропивали одежду и являлись на мобилизационный пункт в тряпье, зная, что им выдадут форму. Негативно на дисциплине сказывалось отсутствие в сибирских городах казарм и длительность ожидания отправки на восток.
Нижние чины по полтора месяца жили на квартирах у местных, что позволяло им пить. Офицеры были нагружены работой и не могли за всем уследить.
Так произошло с солдатами IV Сибирского армейского корпуса, батальоны которого стояли в крупных сибирских городах. В Иркутске в апреле 1904 года патрулем был задержан рядовой Пятого Сибирского Иркутского полка в расхристанном виде, другого задержали, когда он просил милостыню, а еще двух нашли пьяными у входа в трактир.
По данным архива Томской области, проблема касалась и офицеров. Начальник Томского гарнизона 19 июня 1904 года в особом приказе требовал от офицеров «…не нарушать форму одежды, не устраивать кавалькады и не катать дам», а в августе ему пришлось ввести «за творимые безобразия» наказание в 7 суток ареста.
Настоящей проблемой стало следование поездов с военнослужащими на Дальний Восток. В те времена офицеры ехали отдельно от солдат и ничего не мешало последним покупать на станциях водку и брагу, напиваться и безобразничать.
В декабре на станции Чик 400 солдат подпоручика Сидорова из 8 Сибирского запасного батальона устроили стрельбу боевыми патронами, а на разъезде 1214 солдаты избили станционного сторожа. Начальник Красноярского гарнизона сообщал, что солдаты, стоящие в эшелонах, дерутся, буянят и грабят местных жителей. Доходило до убийств: 4 апреля 1904 года рядовой 9-го Тобольского резервного батальона П. Лачимов напился настолько, что отобрал у часового винтовку, встал на пост, а потом застрелил унтер-офицера и добил его штыком. За это преступление он был расстрелян. А в Ачинске, когда подполковник Радкевич в коридоре местной комендатуры запнулся о спящего солдата, тот, будучи пьяным, обругал его матом.
Тем не менее, когда воинские части прибывали к театру боевых действий, навести порядок все же удавалось. Со временем организаторы поняли ошибки и вскоре по всему ТрансСибу запретили продавать спиртное. На некоторые станции для наведения порядка понадобилось отправлять акцизных чиновников. Например, станция Иннокентьевская весной 1904 года была сплошным кабаком, но акцизный чиновник Н. В. Дмитриев сумел добиться от населения выполнения приказов, отбирая спиртное и тут же уничтожая его. Протрезвило солдат и соблюдение запретов на продажу алкоголя у мобилизационных пунктов, за которым стали неукоснительно следить, а за нарушение — отбирать алкоголь и разбивать бутылки на месте.
Историки отмечают, что в боевых частях в Порт-Артуре пьянства не было, так как участие в боях не оставляло на него времени. Препятствием были и высокие цены на алкоголь, которые делали его «роскошью» даже для офицеров.
Известно, что авторитет командиров в сибирских полках был настолько высок, что бойцы и унтер-офицеры часто просто не хотели их подводить. Случаи пьянства были чрезвычайно редки.
Но после окончания боевых действий при демобилизации проблема возникла снова. Масло в огонь подлила первая русская революция. Солдаты и матросы, подначиваемые революционерами, перестали признавать авторитет офицеров. Генерал Алексей Николаевич Куропаткин в дневнике писал, что наиболее разнузданно вели себя тыловые части и моряки. Он пытался остановить продажу спирта в Харбине и закрыть водочные и ханшинные заводы, но это не удалось. По пути домой солдаты грабили привокзальные буфеты, пропивали форму и не прекращали пить даже добравшись до родного села. Вывод историков однозначен: на боевом духе защитников Порт-Артура пьянство не отразилось, русские дрались отчаянно, но во время мобилизации и демобилизации были допущены ошибки, которые в будущем постарались учесть.