О фарисеях
Кто он, этот сложнейший человеческий тип, стремящийся ко всецелой святости, но незаметно сбивающийся с пути на полдороге?
Фарисей не тотально грешен. Фарисеем по образованию и воспитанию был апостол Павел. Никодим, приходивший к Иисусу ночью, был подобным книжником и ревнителем традиций.
Мы согрешим, если вообще откажем фарисею (читай – ревнителю) в возможности святости.
Фарисей любит добро, и это совершенно очевидно.
Вся жизнь его в идеале настолько религиозно-педантична и насыщена мыслями и усилиями, что мы – ленивцы — и одного дня по-фарисейски прожить бы не смогли.
Он плох тем, что внутри не таков, каким старается выглядеть снаружи. Но, простите, мы все снаружи кажемся лучше, нежели являемся внутри.
Вывернись всяк наизнанку и обнажи пред миром скрытое неблагообразие – жизнь станет вряд ли возможна. Вся наша хваленая культура и цивилизация есть явления лицемерные по преимуществу, при которых шкафы блестят от полироля, но в каждом шкафу – свой скелет. Лицемерна деятельность любого банка, любого рекламного агентства, любого производителя, начиная от «творцов» зубной пасты и заканчивая автогигантами.
Но никто не называет их «фарисеями», очевидно приберегая словцо для бедного попа или чуть более богатого архиерея.
Если фарисей верит в свою святость, то он уже не просто лицемер. Тогда он в прелести. Он болен. Именно таковы были те самые фарисеи, скупо, но ярко описанные в Евангелии.
Они считали себя чистыми и были убеждены в этой самой ритуально-нравственной чистоте.
Такой типаж выходит со страниц Евангелия прямо на улицу и продолжает жить в христианской истории на всем ее пространстве. Такой человек просто-напросто духовно болен и неисцелим обычными средствами, поскольку болезнь его тяжелейшая.
Тогда его подвижничество тяготеет к изуверству и фанатизму.
Тогда его мир черно-бел и в этом мире нет места сострадания к «иному». «Иные», по его убеждению, достойны ада, огня, бесовских крючьев, и искренний фанатик часто бывает сильно обижен на Бога за то, что Тот не спешит казнить очевидных грешников. «куда Он смотрит?», — думает святоша, и в это время даже мухи отлетают от него подальше.
Вот это и есть фарисей типический и подлинный. Таких мало, поскольку редкая душа способна соединить ненависть с молитвой, а влюбленность в себя — с памятью о Боге.
Для этого нужно быть чуть-чуть похожим на Ивана Грозного.
Если же фарисей знает о своей внутренней худости (грязности, никчемности) и, не имея сил «быть», старается «казаться», тогда он не светится в темноте красным светом и им детей можно не пугать. Он банален и повсеместен.
Своим притворством он платит дань добродетели, как говорил Ларошфуко, то есть самой игрой в праведность он представляет праведность высшей ценностью.
Это – общее состояние, при котором, по слову Аввы Дорофея, лгут жизнью. Будучи развратниками, изображают из себя людей целомудренных; будучи скрягами, не прочь порассуждать о милосердии и щедрости и проч.
Но, конечно, за религиозным человеком фарисейство ходит неотвязно, как скука – за Онегиным. «И бегала за ним она, как тень иль верная жена».
И это потому, что религиозная жизнь морально насыщена по определению, а требований к человеку всегда можно предъявить больше, нежели он исполнить способен.
Фарисей в основном занят решением дилеммы «быть или казаться». Решает он ее, как и подобает фарисею, в сторону «казаться». Напомню, что в нашем мире это состояние угрожает в основном деятелям религии и политики.
Мир же в целом решает уже другую дилемму: «быть или иметь».
Люди в миру уже не хотят никем казаться, поскольку не только утрачивают четкие нравственные ориентиры, но и не верят, что такие ориентиры в принципе могут существовать. Соответственно, дилемма решается в пользу «иметь». «Все ищут ответа – где главный идеал? Пока ответа нету, копите капитал».
Нельзя сказать, чтобы и церковный люд был свободен от этого бытийного перекоса. Мы тоже хотим «иметь», но при этом хотим еще и «казаться». Состояние поистине ужасное.
И тем более ужасное, что мало кто захочет с диагнозом согласиться.
Начнут на зеркало пенять.
Начнут пытаться зашторивать окна и раскачивать поезд, делая вид, что мы едем, вместо того, чтобы выйти из вагонов и обнаружить завал на дороге, из-за которого ехать дальше нельзя.