Любимый город в памяти моей. Очерк краеведа Геннадия Рясного. Часть 6
Старожил Реутова завещал опубликовать его рукопись к юбилею города.
Продолжение. Начало в № 27, 28, 29, 30, 31.
Мои родители. Влияние отца
Главным человеком в моей жизни – в детстве и молодости – безусловно, был мой отец. Он родился в Реутове во 2-й казарме 31 декабря 1910 года, затем переселился с матерью и братом в посёлок Красный реутовец. Учился в Реутовской школе-семилетке и в 1927 году окончил её. Тогда семья (в 1927 г.) жила в Красном реутовце, и на иждивении у бабушки – женорганизатора Измайловской фабрики находились три человека: двое сыновей и няня Мария Иванова.
В 1930 году Константин Рясный окончил десятилетку в Москве и после подготовки поступил в Московский институт инженеров связи, который в 1932 году был преобразован в Инженерно-техническую академию связи имени В. Н. Подбельского. Её он окончил в 1936 году. Это было его первое высшее образование.
Учителями отца в семилетке были известные в Реутове преподаватели: Б. И. Эппель, Н. А. Якиманский и другие. Особенно часто отец рассказывал о Николае Алексеевиче Якиманском. Он был методист-словесник, знаток литературы и истории. Любимой темой его бесед была история Владимирки. Говорил о И. Левитане, полагая, что тот именно здесь мог делать этюды к своей картине «Владимирка».
Сын Николая Алексеевича, Николай Николаевич, окончил 1-й Московский мединститут. Проходил практику и работал хирургом в Институте скорой помощи имени Н. В. Склифосовского. В 1960-х годах он работал хирургом в Реутовской больнице. При его активном участии был надстроен второй этаж правого крыла тогдашней городской поликлиники (красное кирпичное здание напротив теперешнего рынка).
Ко времени учёбы в академии относится и знакомство отца с Ефросиньей Мурашовой, моей будущей мамой. Она тогда работала на заводе «Точизмеритель» (сейчас «Манометр»).
Мама, Ефросинья Георгиевна Мурашова, родилась в деревне Малое Треполье Михайловского уезда Рязанской губернии в семье Георгия Игнатьевича Мурашова и была одной из его семерых детей. Её мама очень рано умерла, оставив всех детей на отца. Пока мог, он их растил, а с наступлением голодного времени стал рассылать по родственникам. Так Ефросинья попала в Реутово, в семью Матрёны Игнатьевны Мурашовой, своей тётки. Тётя Мотя вырастила Ефросинью, та даже сумела окончить 5–6 классов школы. Но потом Матрёна Игнатьевна вышла замуж за Василия Ивановича Лизгунова. Тётя дежурила телефонисткой на Реутовской фабрике, Василий Иванович работал на фабрике бухгалтером.
В 1923 году в семье родился сын Виктор. Ефросинья Мурашова стала нянькой при Викторе и не смогла больше ходить в школу.
Познакомились отец и мама, скорее всего, во время физкультурного парада на ноябрьской демонстрации в 1934 году. Оказалось, что они и живут недалеко друг от друга. Вскоре мама перешла от тёти Моти в дом посёлка Красный реутовец, выйдя замуж за моего отца. Так появилась вторая семья Рясных, в которой я родился в сентябре 1935 года.
С февраля 1939 года отец начал работать в Наркомате вооружения, где министром был Д. Ф. Устинов. В октябре 1941 года отец отказался от эвакуации и перешёл в подразделение Наркомата, непосредственно связанное с производством. До этого он непродолжительное время участвовал в войне с белофиннами, но получил там обморожение рук и был демобилизован. В течение всей Великой Отечественной войны он занимался «проектированием, испытаниями, отладкой и постановкой на производство новых видов вооружений» – так написано в его трудовой книжке.
Он участвовал в испытаниях на полигонах новых стрелковых и артиллерийско-миномётных образцов, дооснащением поставляемых англичанами самолётов «Харрикейн» отечественными авиационными пушками и т. д. В повседневной работе ему случалось контактировать с известными оружейниками Г. О. Шпагиным, В. Г. Грабиным, В. А. Дегтярёвым. Он встречался и сотрудничал с известным шахматным гроссмейстером А. А. Котовым, который также был талантливым конструктором миномётов.
Однако это не освобождало от будней войны. В первый год, после налётов на Москву, отец несколько раз добирался до дома перебинтованный, после борьбы с «зажигалками» во время дежурства. Он часто ходил на работу и обратно пешком, так как поезда не курсировали. К концу войны он был награждён боевым орденом Красной Звезды. На снимке он в Кремле, в группе награждённых после вручения орденов Н. М. Шверником.
С 1949 года отец был учёным секретарём научно-технического Совета НКВ, занимался в том числе представлением материалов на присуждение Сталинской премии за выдающиеся разработки.
Примерно с 1955–1956 годов, уже в звании майора, отец перешёл на работу в редакционно-издательский отдел Артиллерийской академии имени Ф. Э. Дзержинского. Здесь на редактировании научных трудов академии он нашёл себя – работал с интересом, творчески. Вскоре, однако, проявились признаки грозной болезни. С осени 1959 года он уже не работал, а в марте 1960-го после операции в госпитале имени Н. Н. Бурденко скончался в возрасте 49 лет.
Я получил известие об этом, находясь в командировке в Ленинграде. Для меня это стало страшным ударом. Казалось, что мир рухнул и всё пропало. Я строил планы нашей с ним общей работы, хотел с ним ещё долго общаться и советоваться, многое у него спросить – и вот всё кончено.
Оценивая человеческие качества отца, могу сказать, что это был великий труженик. Сохранилась только одна тетрадка с его записями лекций, составленная им, справочная самодельная книжка-тетрадь. Она является воплощением концентрации воли для преодоления трудного материала и результатом многих бессонных ночей. А таких общих тетрадей было более десятка!
Эти тетради помогают понять способ его самоусовершенствования и частично ответить на вопрос, как он смог пройти путь от фабричного мальчишки до конструктора артиллерийско-миномётных систем и редактора трудов по баллистике.
В быту он был разным. Понятия отдых для него не существовало – без дела он никогда не сидел. Сколько себя помню, я старался присутствовать, смотреть на то, что он делал, а позднее пытался помогать ему. К таким работам относились вставление/выставление вторых рам, заготовка дров, вскопка, окучивание и прополка огорода, а также более сложные работы: перекладка печи, изготовление труб для печки-времянки во время войны, замена стёкол в рамах, в последние годы жизни – посадка деревьев и формирование кроны, частый ремонт забора.
Отец был заядлым грибником. С вечера субботы он уходил или уезжал за грибами. Возвращался в воскресенье часов в 11–12 и начинал разбор «добычи». Отец любил ездить на велосипеде. Велосипед был 1920-х годов, производства Латвии, тогда бывшей «заграницей». Я не участвовал в его велопоходах (был мал), но по разговорам и по маршруту, проложенному на карте, догадывался, что они с дядей Петром неоднократно проезжали из Реутова в Шишкино и обратно, а это около 40 километров по прямой в один конец.
Позже отец за один день научил меня ездить на велосипеде. Это происходило на прежнем реутовском стадионе у фабричного пруда. На стадион я вёл велосипед руками, а оттуда приехал уже самостоятельно.
Папа был и радиолюбителем, внимательно следил за тем, как развивалось радиодело. Когда заработала радиостанция имени Коминтерна, стал принимать её на детекторный приёмник с наушниками. С крыши дома до сарая всегда была натянута проволока на изоляторах – антенна. Перед войной отец на сэкономленные деньги купил лучший тогда приёмник СВД-9. Это было чудо.
С началом войны приёмник потребовали сдать в милицию. Возвратили только в конце 1945-го. Вскоре мы его продали, чтобы купить продукты. Во время войны под руководством отца я и сделал свой первый приёмник. Он показывал по схеме: две катушки, кристалл, детектор... Дальше я мастерил приёмники уже без его помощи. Он это молчаливо поощрял и по мере усложнения конструкции делал вид, что удивляется.
Отец любил попариться в бане, а для этого нужно было заготовить веники на зиму, и за ними мы совершали специальные походы в лес.
Отец с давних лет любил рисовать. Сохранились его рисунки карандашом. Они, конечно, непрофессиональны, но мне нравилось их рассматривать. Может показаться удивительным, что, почти не имея голоса и музыкального образования, отец очень прилично играл на мандолине простые песни: «Златые горы», «Сама садик я садила...», «Светит месяц», «Катюша», иногда «Берёзка». Когда он понял, что я легко запоминаю слова песен и верно держу мелодию, он аккомпанировал мне на мандолине. Вечерами мы устраивали небольшие концерты, пели «Тучи над городом встали», «Катюша», «По Дону гуляет»...
Отец активно поощрял чтение книг. Напротив нашего дома, через дорогу, в небольшом деревянном доме до войны располагалась детская районная библиотека. Её читателем я стал очень рано – меня привела туда за ручку мама, с тех пор любовь к книгам, к чтению не отпускала меня всю жизнь.
В доме всегда было много книг, отец часто привозил их из своей рабочей библиотеки, и тяга к книгам долго не давала мне покоя. По дороге из школы каждый день я заходил в книжный магазин в Реутове. Обязательно покупал очередную брошюрку научно- популярной библиотеки на рубль, выданный для школьного буфета. Потом ходил по букинистическим магазинам – больше посмотреть, чем купить. Уже в 1950-е годы я заметил, что отец и мама каким-то образом одновременно читали одно и то же произведение, а затем обсуждали его.
Отец не терпел в быту обмана, изворотливости, всяких уловок. Не общался с людьми, которые не держали слова, – он называл таких «фальшивая монета». Основой его воспитания была ежедневная проверка: сделал ли то, что тебе поручили, просили или должен был сделать. Это касалось и уроков, и работы на огороде, и читаемых книг.
Все черты его характера слились в единый образ трудно живущего, но принципиального, прямого, очень близкого и заинтересованного человека. В первые месяцы после его смерти я остро чувствовал, как мне его не хватает. Я понял, что так бежал, спешил домой потому, что хотел увидеть его, пообщаться с ним.
Смерть отца стала потрясением для всей семьи. Сама основа жизни без него стала иной.
Мама с довоенного времени работала в санитарно-бактериологической лаборатории в Реутове. Я часто к ней прибегал и именно там получил первое понятие о том, что же делают люди на работе. По мере того как я подрастал, лаборатория производила всё большее впечатление. Прежде всего, конечно, люди: весёлые, деловые, в белейших халатах, приветливые и душевные. Потом я понял, что главная заслуга в создании такой атмосферы принадлежала руководителю лаборатории Роману Константиновичу Флоренскому и его жене Анастасии Андреевне. Во многом именно он обеспечил чёткую работу коллектива в трудное военное время по санитарному и аналитическому обслуживанию целого района.
Меня интересовало всё оборудование лаборатории: микроскопы, центрифуга, автоклав, дистиллятор, водоструйные насосы, разнообразная химическая посуда.
Мама работала в лаборатории до 1951 года. К этому времени лаборатория стала филиалом Балашихинской санэпидемстанции, руководство сменилось. Какое-то время мама не работала. После смерти отца она снова вышла на работу, на протезный завод. До 1974 года мы жили вместе, и она помогала нам растить дочь Юлию. Скончалась мама в 1996 году, похоронена рядом с мужем, в воинском ряду на старом Никольском кладбище.
Геннадий Рясный
Продолжение следует