Дочь Немцова — о марше памяти, расследовании убийства и «посткрымском мрачном периоде»

На Марш памяти Бориса Немцова в Москву приедет дочь убитого политика Жанна Немцова, которая после смерти отца переехала за границу в том числе из-за угроз. В интервью Znak.сom она рассказала, почему не хочет возвращаться в Россию, прокомментировала доклад ОБСЕ с требованием провести новое расследование и назвать заказчиков убийства Немцова, а также объяснила, какими проектами сейчас занимается Фонд Бориса Немцова за свободу и как они финансируются. Я не вижу рисков, приезжать в Россию, но жить там - это уже другое - В Москве 29 февраля пройдет марш памяти Бориса Немцова. Вы ждете особенного внимания к нему, учитывая политический контекст: поправки в Конституцию, отставку правительства, дело Сети ? - Я была на марше сразу после убийства моего отца, и в этом году я буду участвовать в марше второй раз. Вы сейчас говорите о каких-то новых вводных, но мне кажется, что они совсем не новые. Что такое поправки в Конституцию? У нас Конституция разве действует? На мой взгляд, она нарушается многократно, в том числе с точки зрения права на свободу собраний, права на выражение своего мнения, права выбирать и быть избранным. В России приняты ряд антиконституционных законов, которые направлены на ограничение свободы слова и собраний. Поэтому в этом всем нет ничего для большинства людей, которые следят за политикой. А все-таки на марш Немцова приходят политизированные люди. Теперь что касается правительства [Михаила] Мишустина. Наверное, оно будет как-то отличаться от правительства [Дмитрия] Медведева, но на текущий момент у нас в России суперпрезидентская республика и все основные решения принимаются президентом страны. Я читала, что Мишустин - налоговый премьер и он будет повышать налоги. Это тоже, на мой взгляд, недостаточный повод для массовых протестов против правительства Мишустина или его поддержки. Дело Сети ? Дел много. И дело Сети , и дело Нового величия , и московское дело , и дело ФБК. Репрессивный характер нашего государства не является новостью. Появляются все новые и новые дела. Все больше и больше людей подвергаются политическим преследованиям. Я вижу, что в связи с этим есть рост солидарности. - По каким признакам вы это видите? - Мы видим, что помимо общественных и некоммерческих организаций -некоторые из них признаны нежелательными (это касается иностранных общественных организаций), другие локальные признаны иностранными агентами, - свое мнение начали высказывать профессиональные объединения. Это положительная тенденция. Думаю, в какой-то степени марш Немцова - это тоже проявление солидарности с политически преследуемыми людьми. Пример отца - это, конечно, уже апогей того, что может произойти с лидером политической оппозиции в нашей стране. - Почему вы в этом году приняли решение участвовать в акции, ведь, если я правильно понимаю, после смерти отца, вы нечасто бывали в России? - Долгое время я не посещала Россию, а теперь я решила, что могу. Я была в России в ноябре прошлого года, принимала участие в качестве слушателя в конференции по СМИ, которую организовали ОБСЕ и МИД России. Считаю, что для меня риски снизились на данный момент. - Но вы пока не готовы заявить о возвращении в Россию? - Возвращаться надо, когда есть какие-то перспективы. Сейчас, на мой взгляд, их нет. Я живу там, где сосредоточены мои интересы, профессиональные в первую очередь. Последние пять лет я жила в Бонне (Германия). Кроме того, положа руку на сердце, я не вижу сейчас рисков для того, чтобы приезжать в Россию, но жить там - это уже другое. Угрозы, которые я получала в соцсетях после убийства отца - это не очень приятная вещь. Я не люблю такую атмосферу, при которой ты думаешь только о своей безопасности, это не позволяет тебе сосредоточиться ни на работе, ни на на саморазвитии. Поэтому я смогу вернуться, когда будут перспективы и ощущение безопасности. - Вы ранее говорили, что как раз эти угрозы были одной из причин, по которой вы покинули Россию. - Да. И еще попытка отравления Владимира Кара-Мурзы. Но, кстати, угрозы в мой адрес через соцсети прекратились. Необходимо заново проводить расследование убийства - На прошлой неделе я прочитала текст доклада ОБСЕ о расследовании дела об убийстве Бориса Немцова. Там, в частности, говорится, что до сих пор не были осуждены заказчики убийства и не объявлено об их мотивах. Вы довольны тем, как в этом документе расставлены акценты? - Документ во многом базируется на докладе ПАСЕ, который мы инициировали. С точки зрения изложения, он звучит убедительно. Это хорошая работа, там излагаются разные версии произошедшего. И это неизбежно - с учетом отсутствия прозрачного следствия, при сомнительном судебном процессе, неустановленных организаторах и их мотиве убийства. И то, что в деле отсутствует видео - это, конечно, фантастика (Немцова убили в центре Москвы рядом с Кремлем. - Прим. Znak.com). Записи есть, я уверена в этом на 95%, и это важнейшее вещественное доказательство. А пока остается очень много вопросов. А когда много вопросов - много конспирологии. Я считаю, мысль о том, что необходимо заново проводить расследование убийства, верная. Более того, есть отдельное выделенное дело о поиске организаторов преступления. Естественно, никто ничего делать не будет при нынешнем руководстве страны. Заявления [пресс-секретаря президента РФ Дмитрия] Пескова и МИД [по итогам представления доклада ОБСЕ] какие-то безумные, Песков просто не понимает, о чем он говорит. Он исключил проведение международного расследования, но никто его об этом не просит. Национальные государства обычно не дают возможности международным органам вмешиваться в уголовный процесс внутри страны. Международное расследование возможно, только если сам президент попросит ООН его провести, как это было, например, в случае с Рафиком Харири (ливанский политический деятель, который умер во время теракта в Бейруте в 2005 году. - Прим. Znak.com). На какую гостайну ссылался МИД, который не предоставил ОБСЕ материалы дела, тоже не совсем ясно. Был открытый судебный процесс, в рамках которого исследовались доказательства и проводились допросы. В чем гостайна? Или у них есть какие-то материалы, которые я не видела и которые составляют гостайну? Такая неадекватная реакция не является для меня убедительной. Главный вывод, который можно сделать, прочитав позицию Пескова и МИДа - власти не намерены расследовать это дело. - Зачем тогда нужны эти международные документы? - Я считаю, надо делать все возможное: сотрудничать с ПАСЕ, ОБСЕ, у меня еще есть жалобы в Европейский суд по правам человека. Я думаю, эти усилия не пройдут даром, надо просто запастись временем. Позиция европейских стран - это, скорее, работа на будущее. Когда в России будет смена власти и придет более-менее демократический лидер, для него в условиях, когда есть позиции ОБСЕ и ПАСЕ, с точки зрения имиджа и репутации, будет очень важно расследовать это дело или обнародовать результаты расследования, если оно проведено. Когда власти видят неравнодушных людей, которые не забыли о преступлении, им приходится сдавать назад - В январе вы объявили об уходе из Deutsche Welle. На данный момент ваша основная занятость - это развитие Фонда Бориса Немцова за свободу? - Да. Я стану содиректором центра Немцова. Это организация, созданная фондом Немцова и философским факультетом Карлова университета в Праге. В рамках этого центра проводится серия публичных лекций, а я наиболее активно участвую в работе летней школы журналистики. Помимо этого, в рамках фонда у нас есть еще много проектов. Это и ежегодный форум, в рамках которого, например, была дискуссия Алексея Навального с Фрэнсисом Фукуямой. Также мы проводим мониторинг политических преследований, у нас есть премия Немцова [за отвагу в борьбе за демократические ценности и права человека]. Я хочу делать и другие образовательные программы, помимо школы журналистики. У меня хватает дел, вопреки распространенному мнению. Много советуют мне делать собственный канал на YouTube, у меня есть и другие предложения в сфере медиа. Я пока думаю. Политическую аудиторию на YouTube фактически покрывают Юрий Дудь и Алексей Навальный. Появляются и другие проекты, работающие на эту аудиторию, часто они похожи между собой. Я подобный проект для галочки делать не хочу. - В Праге было принято решение о переименовании площади перед российским посольством в площадь Бориса Немцова, хотя были и противники этой идеи - на прошлой неделе проправительственные российские СМИ даже сообщали о сборе подписей против переименования. Ранее именем Немцова были названы площади в Вашингтоне и в Вильнюсе, а в Лондоне и в Таллине эта инициатива пока не прошла. Почему, как вы считаете, подобные инициативы встречают сопротивление? - Все очень сильно зависит от ситуации в конкретном городе. В Вашингтоне, например, была переименована площадь, но у российского посольства и других зданий, которые там находятся, не сменился адрес, а появился второй. То есть посольство может использовать как старый, так и новый адреса. В Киеве в прошлом году открыли сквер Бориса Немцова с памятной плитой, но переговоры, несмотря на прекрасные отношения с мэром, велись очень долго - три года. Везде российские представители - консульства или посольства - так или иначе выступают против - вне зависимости от того, что предлагается переименовать: сквер или что-то еще. Сила инерции огромна. Может, их никто и не просит, чтобы они были против, но они считают, что надо быть против, они так видят генеральную линию партии. Кроме того, в разных странах разный уровень понимания России. Есть ряд политиков, которые слишком преувеличивают гнев российского руководства в связи с переименованием. Есть страны, где Россия вообще никого не интересует. Я думаю, что Великобритания относится к таким странам. В Праге все случилось неожиданно и быстро, хотя активисты выступали с такой инициативой довольно долго. Прошлой весной я встретилась с мэром, это замечательный молодой человек, лидер Пиратской партии Чехии. Это партия антиистеблишмента, они довольно левые, но не коммунисты, а социалисты, и мэр Праги - единственный глава европейского города - пират. Так вот, с нашей встречи прошло меньше года, и сейчас уже известно, что на голосовании было принято решение о переименовании. - У вас есть инициативы в других городах? - Да. Такие инициативы есть, например, в Варшаве и Торонто. В Торонто и в Лондоне этими инициативами занимается Владимир Кара-Мурза. Конечно, легче ситуация, когда есть личный контакт с руководством города. - В Москве вы несколько лет добивались установки памятной таблички на доме, где жил Немцов. - В Москве табличку установили сразу после Вашингтона. - И это совпало удивительным образом с президентской кампанией Ксении Собчак. - Это уже антураж. Главное - власти увидели, что в Вашингтоне это сделали. Если бы это не было сделано, Собчак бы не помогла. Вообще идея с переименованиями - не новая. В 1984 году, например, в Вашингтоне появилась площадь Андрея Сахарова во время его горьковской ссылки. Мне кажется, сейчас главный кризис России в политическом смысле - это кризис репрезентативности. Есть люди, которые не поддерживают действующую власть, и их, как я считаю, большинство среди активной политизированной части общества. При этом в органах власти они вообще никак не представлены. И это очень подавляет. Такие символические переименования - это такой знак поддержки этой части общества. Кроме того, решения о переименовании создают минимальную безопасность для лидеров российской оппозиции. Когда власти видят неравнодушных людей, которые не забыли о преступлении, им приходится сдавать назад. То же самое работает и с другими политическими делами. В данном случае переименование - это еще одно напоминание, что убийство - не метод политической борьбы в цивилизованных странах. Если бы я была сговорчивее, может быть, у нас было бы больше денег - Ранее вы говорили, что идея создания фонда Немцова пришла в голову одновременно нескольким людям: вам, Владимиру Кара-Мурзе, Михаилу Ходорковскому и Альфреду Коху. О роли Кара-Мурзы в работе фонда вы частично сказали. Участвуют ли в его деятельности остальные? - Ни один из названных вами людей, кроме Кара-Мурзы, не участвует в работе фонда. Альфред Кох не имеет к фонду Немцова никакого отношения, он не входит даже в совет фонда. Михаил Ходорковский в совет фонда входит, но никакого участия в деятельности он не принимает. А Владимир Кара-Мурза является председателем совета фонда Бориса Немцова. Я сама изначально была единственным учредителем фонда, затем 20% я передала Ольге Шориной, а в прошлом году еще 20% - Сергею Алексашенко. Эти люди внесли большой вклад в деятельность фонда, и я им очень благодарна. - Есть проекты фонда, которые вы не можете реализовать по политическим или по экономическим причинам? - Во-первых, есть законодательные ограничения в Германии. В налоговом кодексе четко прописано, какой деятельностью может заниматься некоммерческая организация. Политической деятельностью она заниматься не может. Речь идет, например, о поддержке кандидатов во время предвыборных кампаний, о печати предвыборных агитационных материалов, о влиянии на принятие государственных решений. Мы этим не занимаемся. Мы соблюдаем немецкое законодательство, потому что хотим, чтобы фонд работал. Что касается экономических вопросов Мы, конечно, не фонд Билла Гейтса, и есть ощущение, что и не станем. Мы маленькая организация с точки зрения ресурсов, потому что моя философия, которую, думаю, разделяют и другие учредители, заключается в том, что мы не олигархическая структура. Мы не будем зависеть ни от олигархов, ни от их пожеланий. Свобода стоит дорого, как говорил мой отец. В том числе свобода в принятии решений, которые мы считаем правильными. Если бы я была сговорчивее, может быть, у нас было бы больше денег, но не уверена, что намного. Для меня независимость - самое главное. Когда мы проводим форум Немцова, мы можем позвать кого угодно. Мы действительно неангажированы, и это важно для работы как в России, так и в Европе. Главное в общественной деятельности - это идея, а не деньги. Даже с минимальными ресурсами, если идеи хорошие, можно их реализовывать. Наверное, мы могли бы позволить себе больше проектов, если бы у нас было больше сотрудников. Но в целом я довольна. Мы делаем максимум возможного в существующих условиях. Транзита власти, видимо, не будет - Вы планируете расширять деятельность в России? - Это маловероятно. В России сейчас очень тяжело работать - страх огромный. Дело даже не в том, что фонд или меня кто-то преследует. Очень сложные условия, связанные с деятельностью некоммерческих организаций, которые признают иностранными агентами или нежелательными организациями. Поток негативных новостей порождает страх, и переубедить кого-то становится сложно. - Политических преследований, согласно вашему мониторингу, стало больше? - Ситуация ухудшается. Мы видим такие большие дела, как дело Фонда борьбы с коррупцией, в рамках которого силовики провели рейды с обысками во многих региональных отделениях. Московское дело тоже очень большое. С июля по декабрь 2019 года, согласно мониторингу нашего фонда, около 2 тыс. человек были задержаны только во время летних протестов в Москве. Но мы и не ждали никаких улучшений. После Крыма улучшений быть не может. - Именно после Крыма? - Я считаю, да. Крым - это точка невозврата. Я не понимаю, почему многие этого не понимали в 2014 году и радовались. Когда вы аннексируете территорию другого государства, вы нарушаете нормы международного права. Это определенная черта, после которой вам вообще наплевать, что про вас говорят в ПАСЕ или в ОБСЕ. Вы живете в другой реальности. Это как когда человек позволяет себе все больше и больше, это путь моральной деградации. То же самое и с государством. Как может что-то улучшиться, если руководство страны увидело - мы это сделали с Крымом, и нам за это в принципе ничего не было. Конечно, европейские страны и США санкции ввели, но мы дальше живем и даже дальше умудряемся мутить воду. Это все посткрымский период, и он очень мрачный. Он сейчас продолжается, и дополнительный отпечаток на ситуацию накладывает то, что транзита власти, видимо, не будет. Но это было понятно, конечно, давно. - Вы имеете в виду, что даже если Путин уйдет с поста президента, он сохранит за собой власть? - Да. В конце прошлого года я брала интервью у нового президента Казахстана, который пришел к власти после отставки с этого поста Нурсултана Назарбаева. Однако, насколько я поняла, Назарбаев по-прежнему сохраняет огромное влияние. Так что это не транзит власти. Транзит власти - это не передача должности, а передача полномочий, И я пока сомневаюсь, что в России возможна передача полномочий.