Город без окон. Истории вернувшихся в Степанакерт жителей

В Нагорный Карабах возвращаются беженцы. На главную площадь Степанакерта регулярно прибывают автобусы из Армении. Они привозят жителей, которые бежали из своих домов во время боевых действий. Колонны с транспортом сопровождают российские миротворцы и военная полиция. По данным Минобороны России, они обеспечивают безопасность продвижения автобусов через линию соприкосновения. Почти каждый день в Нагорный Карабах возвращаются примерно по 1,5 тысячи человек и вот что они рассказывают

«Я не знаю, как мы будем это забывать» 

Со дня на день гуманитарный рейс Ереван-Степанакерт должен увезти домой и 38-летнюю Люсине Газарян с детьми. В последний раз Люсине виделась со своим мужем Арменом и братом Арутом еще в конце сентября. Когда началась война, мужчины отправились воевать, а женщина с детьми спустилась в подвал их многоквартирного дома и безвылазно просидела под землей двое суток. 

— Младшему Артему всего 3 года, он пока еще не очень понимал, что происходит. Просто спрашивал: мам, где мы? А я ему говорила: это война, просто война. Он успокаивался. 

 — А старшие?

— А старшие боялись. Они же все понимают. Арману 15 лет, Эвелине 12, а Грачу 9. Они волновались, постоянно спрашивали: мам, что с нами будет, что будет с папой, что с дядей? 

— Как прошли те двое суток?

— Ни света, ни воды не было, был только холод, – вспоминает Люсине. – Когда я решилась наконец подняться в квартиру, чтобы что-то приготовить детям, услышала воздушную тревогу. Это были беспилотники. Ужас, я не знаю, как это вспоминать... Я не знаю, как мы это будем забывать. Вся моя семья родом из Степанакерта, и я помню еще ту войну, которая была в девяностых, – на ней погиб мой отец. Я не хотела уезжать из дома, но сейчас это надо было сделать ради детей.

Той же ночью Люсине наняла местного водителя, посадила детей в машину, и они выдвинулись в Армению. В пути попали под обстрел. 

«Стали стрелять, когда мы проезжали Шушинский район, – вспоминает Люсине. – Но водитель всю дорогу не включал фары, чтобы нас труднее было заметить. В итоге мы как-то доехали до приграничного города Гориса в Армении, и водитель уехал. Ему запрещено было покидать республику, на посту у него забрали паспорт. В Горисе мы нашли другую машину и двинулись в Ереван». 

В те дни Люсине еще не знала, что уезжает почти на два месяца. Никто не думал о том, чтобы взять большую сумму денег, теплые вещи, белье, школьные учебники. В Армении не у всех карабахцев есть родственники – все эти дни сама Люсине с детьми живет в небольшой гостинице в Ереване на проспекте Баграмяна, которая, как и многие, переключилась в последние месяцы на прием беженцев. 

«Мы живем здесь бесплатно, – говорит Люсине. – Какую-то одежду мы купили сами, какую-то нам просто принесли волонтеры. Здесь же нас кормят. А еще нам дали книжки и сумки для детей, чтобы они смогли ходить учиться». 

Все дети, кроме младшего, в итоге пошли в одну из ереванских школ, находящуюся поблизости. Впрочем, из-за коронавируса получалось у них это не очень: то каникулы продлевали, то переводили на дистанционное обучение, которое трудно организовать для беженцев. 

— Но сейчас мы уже все учебники сдали, возвращаемся в Арцах, – подытоживает Люсине. – Мы поедем на автобусе домой.

— Как думаете, с чего вы начнете там свою новую жизнь?  

— Я даже не представляю, это очень трудный вопрос. Я знаю, что многие наши соседи остались бездомными, их дома разрушены. 

— А про ваш дом знаете что-то?

— Да, когда муж вернулся с войны, он домой пошел. Там все стекла выбиты, электричества нет, газа. Но мы починим все рано или поздно, тем более мой муж в мирной жизни работает строителем, а вот что делать людям, которые потеряли все? Почти у всех наших знакомых погиб кто-то из родственников. 

Сама Люсине считает, что им сложнее всего будет наладить процесс обучения детей. Они и так много пропустили. «Я знаю, что сейчас идет разговор об открытии школ в Степанакерте, мы будем ждать этого, – объясняет беженка. – Но я не знаю, что теперь будет со старшим сыном – Арман ездил в автодорожный колледж в Шуши (прим. ред. – этот город перешел под контроль Азербайджана). И я не понимаю пока, где он теперь будет учиться. Но я все равно очень-очень жду этот автобус. Дети очень скучают по отцу». 

Столица цвета хаки

Степанакерт – это город, в котором много разрушенных домов, много пыли. И все же это город, в котором окна подвалов больше не заложены мешками с песком. В нем больше не приводит в ужас вой сирены. Здесь мало-помалу начинает работать общественный транспорт, а на улицах появляется все больше прохожих.

Почти все дни войны 26-летняя жительница Степанакерта, журналистка Лика Захарян вела в интернете дневник о жизни в подземном убежище (подробно историю Лики Захарян «Сноб» писал в материале «Будни подземелья»). Родной город девушка покинула лишь в последние дни войны, когда начались самые ожесточенные бои за город Шуши (по-азербайджански – Шушу) и началась эвакуация оставшихся гражданских. Те бои оказались и самыми последними. В разгар сражений война неожиданно закончилась – с полуночи 10 ноября по Москве объявили прекращение огня и всех военных действий в Нагорном Карабахе. 

В родной Степанакерт Лика вернулась около недели назад. Ее встретил на машине папа Лерник, он инвалид второй группы (в конце первой войны за Нагорный Карабах в 1990-х он был ранен осколком снаряда и потерял один глаз). Во время нынешних столкновений Лерник волонтерил на своей машине, а его жена Наринэ, мама Лики, работала медсестрой в госпитале, пока в дни битвы за Шуши больницу с персоналом и ранеными также срочно не эвакуировали. 

«Погода – почему-то первое, о чем подумала, когда вернулась, – вспоминает Лика. – Погода такая ужасная стояла. А город был весь в тумане. И туман был цвета хаки – очень много людей в камуфляже. Город мне показался очень грустным, и все же жителей с каждым днем в нем становится все больше. Каждый день мы встречаем автобусы, которые привозят новых людей. Этим людям больше некуда идти, они все возвращаются домой».

Родители девушки вернулись за день до нее. «Они уже прибрались дома, включили отопление, – говорит Лика. – Когда вернулась, я сразу почувствовала эту уютную атмосферу. Благодаря родителям я перешагнула этот серый момент возвращения в холодный дом. Мама все для меня сделала, она приготовила мою любимую гречку».

Только в ванную комнату никто из семьи не заходит –  в потолке теперь дыра, из которой виднеется небо. В войну «Смерч» взорвался по соседству. 

Приближающаяся зима усугубляет положение. Говорят, что полиэтилен в карабахской столице – теперь самый дефицитный материал. Даже у сохранившихся домов большинство стекол в окнах выбиты взрывной волной. Люди затягивают их пленкой – иначе холодно. 

«Сейчас уже очень холодно с открытыми окнами и потолками, – говорит жительница. – Окна у многих разбиты. Потому что если ракета не попала в ваш дом, а в соседний, то волна все равно разбила и окна окружающих домов. Но организации пытаются решить такие вопросы. Люди идут в ведомства, рассказывают о своих проблемах, те пишут их имя и фамилию и начинают заниматься их проблемой».

Газ сейчас пустили почти во все частные дома, а вот в квартирах отопления пока нет – боятся утечек. 

«Электричество, интернет, телефонная связь не всегда доступны. Магазины не все открыты, конечно, но некоторые уже открылись», – перечисляет девушка.

Продукты возят из Армении, но пока не в том объеме, который был. Многие люди стараются возвращаться с запасом еды, привозят ее в автобусах. Кто-то стоит за едой в очереди в мэрии. Людей предупреждают, что банки и банкоматы тоже толком еще не работают, и снять деньги с карточек пока вряд ли получится. У кого есть деньги на «пластике», стараются заранее снимать наличные в Армении. 

С войны вернулся и младший брат Лики – 23-летний Альберт. Почти сразу же он отправился на несколько дней в Ереван – прийти в себя и навестить их младшую сестру – 16-летнюю Ангелину. Та пока остается у родственников в Армении. «В Ереване она временно ходит в школу, – объясняет Лика. – Мы решили, что ей лучше пока пожить там, пока мы не поймем, как дальше будет развиваться ситуация с учебой здесь». 

Первое место, которое посетила Лика после возвращения, это подземное убежище, в котором она пряталась почти всю войну.  

— Сам подвал в порядке, – рассказывает девушка. – Но рядом с убежищем в последние дни войны упал снаряд.

— А зачем решили пойти туда? – уточняю у Лики. 

— Да просто так, на разведку. Я поняла, что соскучилась по этому месту. 

А еще Лика встретилась с Левоном – они вместе работают в одном из местных СМИ и с недавнего времени встречаются. Левон тоже был мобилизован и недавно вернулся. Вместе пара отправилась снимать репортаж на вновь открывшийся городской рынок. «Люди возвращаются, и это радует, – говорит Лика. – Хотя все люди немного боятся. Я тоже боюсь. Нет ощущения полной безопасности. Я до сих пор заставляю себя выходить на улицу. Мне постоянно слышатся какие-то звуки, сирены, бомбы.  Мне все кажется, что к нам домой кто-то врывается. Потом я вспоминаю, что вроде все кончено». 

Хотя для Лики эта страница пока не закрыта – пока нет информации о двоюродном брате, о котором известно только, что он в плену. 

Кофе в подвал!  

62-летняя Асмик Арушанян тоже почти всю войну провела у себя дома в Степанакерте. Она педагог, кандидат юридических наук, много лет преподавала в университете, но после после инфаркта решила уйти из вуза. «Но без работы я не могла, поэтому пошла преподавать в школу», – объясняет Асмик Григорьевна. В войну она первым делом объявила своим ученикам удаленку – с теми, кто мог, вела уроки по Zoom. 

У Асмик Григорьевна два сына: младший 32-летний Игорь Бецков отправился воевать («он хороший специалист, в ПВО его всегда звали»), а старший 37-летний Дмитрий работает в представительстве «Красного Креста». «Для него самое тяжелое началось после войны», – добавляет женщина. 

На фото Асмик с двумя сыновьями (слева Игорь, справа Дмитрий)

В Степанакерте у Асмик Григорьевны был трехэтажный дом. Подвала в нем не было. Всю войну люди прятались на первом этаже, надеясь на двойную кладку стен. «Соседи пришли к нам, один из них лежачий инвалид, три журналиста, две женщины, которые приехали волонтерами печь лаваш для нас, – перечисляет Арушанян. – Всего 18 человек у нас было. Питанием еще обеспечивали из мэрии. Вода и электричество в нашем доме были всю войну. Если где-то авария, то ребята под обстрелом работали. Иногда мы даже выходили во двор и пили кофе». 

В первые дни войны Асмик Григорьевна даже шутила на счет новой этики отношений в Степанакерте: «У нас подвал крепче. Давай там попьем кофе». Или докладывала: «Ночь прошла спокойна. Весь подвальный состав искупался». 

А 5 ноября примерно в десять вечера дома у Асмик Григорьевны не стало – в него попали два снаряда. В тот день внутри оставались шесть человек. Один из них – лежачий инвалид первой группы, ветеран еще первой войны, муж сестры. За ним все время надо было кому-то присматривать. 

«Я была на втором этаже, отдыхала. Я просто не могу спать, когда общежитие, – объясняет Арушанян. – Но меня соседи в итоге заставили спуститься вниз. А через пять минут взрыв. Свет погас, ничего не видно. Мы включили фонарики, проверили, все ли живы. А ведь на самом деле мой дом крепкий оказался, две мощные мины попали, а жертв не было. Инвалида соседи взяли на плечи и бегом побежали туда, куда не доходили мины. Приехали МЧС и скорая помощь. На Скорой мужчину отвезли его к родителям жены моего сына Димы».

Всех жителей эвакуировали, Асмик Григорьевна уехала на одной из гуманитарных машин в Ереван. Там она жила в гостинице, куда ее поселили друзья. А уже 14 ноября (войны не было уже четыре дня) вернулась. Сейчас женщина живет в «двушке» у младшего сына Игоря: в ее собственном доме больше нет ни части стен и потолка, ни окон, ни света, ни воды. 

Женщина признается, что вынуждена теперь ходить по инстанциям. Пока, говорит, дом ее еще никто не осматривал, чтобы оценить ущерб: «Хотя бы для того, чтобы понять, а каковы разрушения, хотя бы покрыть толстой пленкой крышу», – объясняет она. Женщину поставили на очередь, она ждет людей, которые зафиксируют разрушения. А еще она снова пытается преподавать. Правда, в последние дни со связью в Карабахе все хуже и хуже. В основном работает только спутниковый интернет, и большинство людей с трудом дозваниваются друг до друга.  

У каждого жителя Карабаха есть своя история войны. У всех она начинается почти одинаково: с подвала или передовой. Вот только финал у каждого свой. У многих он пока открыт.