"Россия летит в ад". В Саратове очередной суд над подростками
В Саратове завершается суд над Игорем Шустовым и Евгением Милешкиным, которых обвиняют в подготовке к стрельбе в местной школе №14. Дело против подростков инициировало ФСБ. На момент задержания в феврале 2020 года Шустову было 14, а Милешкину 15 лет. Как заявляют родители и защита молодых людей, дело основано на их переписке в социальных сетях и показаниях "провокаторши от ФСБ" "Лизы Семеновой", которая проходит по нему "секретным свидетелем". Кроме того, подростков допрашивали в ФСБ без адвокатов, а показания добывали при помощи избиений и психологического давления, утверждают они. По обвинению в подготовке массового убийства им грозит от 3 до 7,5 лет колонии.
Дело в отношении Игоря Шустова и Евгения Милешкина, которые находятся под домашним арестом, рассматривает Заводской районный суд Саратова. Ранее Милешкин сообщал, что суд давил на него многочисленными наводящими вопросами. Кроме того, сторона обвинения интересовалась его поступлением в колледж, где он учился на электрика. Его спрашивали, почему он выбрал именно эту специальность, увлекался ли он подобным раньше и "мастерил ли что-либо, связанное с проводами". Попутно обвинение отмечало, что он когда-то жаловался Шустову в переписке на издевательства одноклассников.
Родные Игоря Шустова и Евгения Милешкина предполагают, что приговор их сыновьям, дело против которых ведет ФСБ, будет вынесен с учетом уже оглашенного вердикта по громкому делу "Канских подростков" . 10 февраля 2022 года 15-летнего жителя Канска Никиту Уварова осудили на пять лет лишения свободы и уже поставили на учет в СИЗО как склонного к экстремизму. Два его товарища получили условные сроки. Их судили за "обучение в целях осуществления террористической деятельности". По версии следствия, подростки готовили взрыв здания ФСБ, моделируя это в компьютерной игре.
Суд по делу Игоря Шустова и Евгения Милешкина близится к завершению. Корреспондент Радио Свобода выяснил, как идёт процесс и как живёт семья главного обвиняемого Игоря Шустова.
"10 февраля мы были как на иголках, ждали приговора Никите Уварову, — рассказывает Наталья Ким, мама Игоря. — Игорь выглядывал из комнаты и спрашивал: "Ну что? Ну как?" Когда стало известно, что Никите дали пять лет, сын закрылся в своей комнате, врубил какую-то тяжелую музыку и просидел там один до ночи".
История саратовских подростков, которые, по версии ФСБ, собирались напасть на школу и стрелять в одноклассников и учителей, началась два года назад, 24 февраля 2020 года. В этот день их задержали в заброшенном бомбоубежище на территории бывшего авиазавода. Подростки — Жене тогда было 14 лет, а Игорю только исполнилось 15 — вместе с их новой подругой Лизой обнаружили там немецкий обрез пятидесятых годов. Играли с ним "в войнушку", когда неизвестные в гражданском положили молодых людей лицом в пол. Лиза и "сдала" ничего не подозревающих одноклассников органам госбезопасности.
За три месяца до задержания подростков Лиза познакомилась с Игорем в соцсетях: там они в основном обсуждали "буллинг" — травлю мальчика в классе, его ненависть к одноклассникам и разное оружие. Именно Лиза за месяц до задержания привела Игоря "пострелять по банкам из пневмата" в заброшенное бомбоубежище, где он обнаружил старый немецкий обрез в сундуке. Именно Лиза вынудила Игоря приехать туда же 24 февраля обещанием подарка к празднику и попросила привести на эту встречу единственного его школьного друга — Женю Милешкина.
В главной роли провокатор
Первые заседания по делу начались в мае прошлого года. Допрашивали потерпевших: учащихся саратовской средней школы №14, преимущественно одноклассников Игоря и Жени. А также сотрудников школы. Полтора месяца, четыре заседания в неделю. По словам матери Игоря Натальи Ким, "потерпевшие" постоянно путались в показаниях, забывали то, что говорили на следствии, мялись, мямлили: "Только у одного показания сходились, потому, что он не врал в суде, как не врал и на следствии. Правду, её же не забудешь".
По её словам, допросы потерпевших в материалах дела слово в слово повторяли друг друга. Мальчишкам ставили в вину интерес к оружию, русскому року, замкнутость и форму одежды. Оба подростка мечтали служить в армии, поэтому носить предпочитали камуфляж и "берцы":
"В суде выяснилось, что форма одежды у одноклассников не сильно-то и отличается: они прекрасно ходят в джогерах, как и Игорь, — рассказывает мама Наталья. — Одна девочка пришла на заседание в носках с коноплёй. Никто в этом криминала не усмотрел. Зато мы весь месяц обсуждали, во что наши дети одеваются, что рисуют в тетрадях и какую музыку слушают. Выходит, парню 15 лет нормально было бы рисовать не оружие, а единорогов, слушать Моргенштерна и не читать книг. Интерес к детективам и книгам о войне, к музыке Цоя — это, выходит, криминал и приводит к скулшутингу".
Адвокат "Агоры" Александр Федулов, который защищает в суде Игоря Шустова, утверждает: у следствия нет доказательств, что парень готовился к совершению преступления. Всё, на чём строится обвинение, — это показания засекреченного свидетеля Елизаветы Семёновой и болтовня Шустова в социальных сетях, где он сам пишет, что "нас читают, за нами следят, нам такого сделать не дадут":
"Когда рассматривают подобного рода дела — о приготовлении к совершению убийства, то ищут некоторые необходимые действия, которые указывают на умысел, — объясняет Федулов. — Поиск оружия, планы, подготовка. Здесь ничего этого не было. Было только желание покрасоваться перед девчонкой. Обвинения противоречат здравому смыслу".
Сторона обвинения использует в качестве улики тот самый обрез, который подростки нашли в бомбоубежище. Игорь Шустов несколько раз упоминал его в переписке с приятелями. Но дело по этому факту выделили в отдельное производство — пытались найти, кто именно оружие туда положил. Но так ничего и не установили. Привязать его к мальчикам не получилось. На нём не было вообще ничьих отпечатков пальцев, не то чтобы Игоря или Жени.
Сторона обвинения к процессу оказалась совсем не готова — это отмечают Игорь Шустов и его адвокат. А Наталья Ким так описала поведение в суде прокурора Андрея Череповского:
— Когда стали зачитывать экспертизы прослушки и дошли до выводов, прокурор вертелся как уж на сковородке. Для него информация стала неожиданной: в выводах обеих экспертиз говорится, что Семёнова провоцировала Игоря на разговоры о том, как он ненавидит одноклассников, что она его подстрекала. В другой раз зачитывали справки об отсутствии судимостей. Прокурор, как похмельный стакану воды с утра, обрадовался административным штрафам моего мужа… за превышение скорости!
Все участники процесса замечают, что суд уже поддерживает сторону обвинения. По словам адвоката Александра Федулова, состязательности сторон в российских судах не существует, тем более по таким "одиозным делам". Например, его ходатайство о рассекречивании свидетеля было отклонено. Несмотря на то, что есть практика ЕСПЧ, согласно которой нельзя объявлять свидетеля "секретным" без обоснованных причин или угрозы его жизни. Была засекречена не только Лиза Семёнова, которую прекрасно знали и Игорь, и Женя, но и тот оперативник ФСБ, который допрашивал подростков в день их задержания: "Его вызвали в суд по моему ходатайству, его данные есть в материалах дела, но нам предложили называть его Иван Иваныч, допрос шел по аудиосвязи с изменением голоса. И всё это со ссылкой на его безопасность. То есть они хотят сказать, что подросток угрожает безопасности здорового мужика, сотрудника ФСБ?"
По словам Игоря Шустова, суд в реальности оказался куда страшнее, чем в любом кино: "Это издевательство какое-то! Мы сидим там по три-четыре часа, суду плевать на все наши ходатайства. Прокурор ёрничает и везде вставляет свои реплики".
Худшим днём в процессе Шустов называет тот, когда допрашивали Семёнову. Телевизора в зале суда не было, только ноутбук, повернутый к судьям. Шустов Семёнову видеть не мог, а голос, который он даже не помнит, изменили. Качество связи было настолько отвратительным, что адвокату пришлось сесть вплотную к колонкам, чтобы разобрать хоть слово. Семёнова путалась в показаниях, противоречила своим словам, сказанным ранее во время следствия. Разобрать то, о чём она говорит, было почти невозможно. "Мне от этих звуков плохо стало, — вспоминает Игорь. — Ужасная слабость, руки и ноги онемели, потемнело в глазах. Я не мог говорить. Состояние было похоже на инсульт. Благо, тогда всё обошлось".
Адвокат Александр Федулов уверен, что в нормальном государстве такая история закончилась бы вызовом подростка к директору, работой с психологом и общением с семьёй. То есть нормальными профилактическими мерами: "Вся сущность российской действительности отражается в этом процессе, — говорит он. — Никому ничего не надо. У всех задача срубить палку и отчитаться о том, что провели какую-то работу. А на самом деле это приводит просто к разрушенным судьбам".
Сломанная жизнь
В марте прошлого года Наталья Ким была совсем другой: огненные волосы, яркий макияж, звонкий, уверенный, энергичный голос. Сегодня у неё пепельно-серые волосы и почти полное отсутствие косметики на лице. Голос стал тише, фразы короче: "Мне надо писать последнее слово, а я не могу собраться, — говорит она, ковыряя снег носком ботинка. — Мне не хочется ничего. Я бы с дивана не вставала". Немного молчит. И добавляет: "Вчера мы в первый раз в жизни поругались с мужем. Он тоже очень устал".
По словам Натальи, за эти два года ее сын серьезно подорвал здоровье: на нервной почве стал терять слух, летом, во время суда, стал падать в обмороки.
"В первый раз мы вызвали Игорю скорую тем летом, когда он ещё был под домашним арестом. В седьмой детской больнице его не взяли: зачем им пациент с такой историей и браслетом на ноге? Большую часть обследований проходили платно. Как-то наш следователь был в отпуске, а его замена не хотела давать нам разрешение на выход. Но мы уговорили. Но он дал нам очень мало времени. И с обследования в сурдологическом центре мы — я, Игорь, и младший сын Лёша — буквально бежали домой. Ты понимаешь: минута опоздания — и твой ребенок уедет в СИЗО. Спасло то, что младший был на самокате. Мы влетели домой в последнюю секунду. Когда Игоря запеленговала станция, я тихо сползла по стене".
Иногда в суде страх мальчика был такой, что его руки становились трупно-синего цвета. В отделении неврологии сказали, что причина расстройства в длительном стрессе. Здоровье удастся поправить, как только стресс закончится. Действительно, за те четыре месяца — с июля по ноябрь — пока не было заседаний (в процессе все по очереди болели ковидом), Игорь повеселел и успокоился. Почувствовал себя нормальным подростком.
Младший сын Натальи — Алексей — уже два года кричит по ночам. В день задержания Игоря Лёша, которому тогда только исполнилось три, остался дома один. Оперативники, пришедшие в дом с обыском, сначала не дали матери накормить малыша. А потом увели родителей на допрос, не позволив им вызвать нянькой старшую Наташину дочь. Соседей не было. Маленький голодный мальчик кричал до тех пор, пока не обессилел и не уснул.
Сама Наташа и её старшая дочь потеряли работу. Ким работала в индустрии красоты, даже открыла собственное ИП. Но история распугала всех клиенток. При этом резко выросло количество расходов: на адвокатов (первый год дело вели местные защитники, "Агора" подхватила семью на этапе судебных разбирательств), на передачи в СИЗО, на лечение детей.
Сейчас на семье висит долг около 300 тысяч рублей. Коллекторы звонят постоянно. Иногда даже приходят поздно вечером. Но после визита ФСБ, говорит Наталья, такие гости уже не пугают.
Несколько раз на разных ресурсах для семьи открывали сборы помощи. Но события в Казани, а затем в Перми повлияли на сборы негативно: добрые люди собрали семье Шустова 14 тысяч рублей.
Зарплата отчима Игоря практически вся уходит на погашение долгов. Чтобы в доме были деньги на кусок хлеба с маслом, старший сын Наташи Данила бросил учёбу (он учился на программиста) и стал сборщиком "Сбермаркета". За ним в ту же сферу потянулась Наталья.
"Три раза в неделю я встаю в половине пятого утра, — рассказывает Наталья. — В шесть сорок я уже на работе. 14 часов в день на ногах. Домой я возвращаюсь в девять вечера. Работаю я в "Метро", где закупаются в основном оптовики. Иной заказ тянет на 50–60 килограмм. Там бывают огромные мешки с кормами для животных, бутылки с водой для офисных кулеров. Всё это таскаешь на себе. Спина и ноги уже дали о себе знать. А после ковида, который мы осенью перенесли всей семьёй, еще и суставы беспокоят".
Игорь, который продолжил учёбу в прежней школе по индивидуальному плану, остался без учителя математики и выпускной экзамен смог сдать только с третьего раза — в сентябре прошлого года. Аттестат он получил, но поступить в колледж на сварщика уже не смог. Поэтому пока работает дома нянькой, сидит с младшим братом, когда мама на работе.
"Меня все равно посадят"
"По осени мы поехали в магазин, хотели купить Игорю зимнюю шапку, — рассказывает мама Игоря. — Отец хотел ему подарок сделать. А с деньгами у нас не очень. Нашли ушанку такую классную, с мехом. Игорю она очень шла. И было видно, что понравилась. Но он наотрез отказался её брать. Хоть и расстроился очень. Потом признался: "Шапка мне не нужна. Меня всё равно посадят. А там она мне зачем?"
Семья хочет справедливого приговора. Внутренне все они настраиваются на дальнейшую борьбу. И сам Игорь, и его мать уверены, что приговор у суда заготовлен заранее. И что, скорее всего, будет реальный срок.
"Я себя морально готовлю к тому, что придется вернуться в камеры, говорит Игорь. — Видно, что судьи настроены на это. А камеры — это такое себе место. Тебя окружают четыре стены, окно, к которому ты не можешь подойти, потому что оно отгорожено на метр решёткой. Страшное, в общем, место".
Взгляды Игоря Шустова на жизнь поменялись полностью. Если до всей этой истории подросток хотел служить Родине, считал, что страна под руководством нынешнего президента движется в светлое будущее, то сейчас он уверен, что Россия, по его словам, "летит в ад". В том, что приговор по этому делу будет обвинительным, уверен и адвокат Александр Федулов. "Моя задача — спасти ребенка. Вся моя работа направлена на то, чтобы Игорь остался на свободе. Если срок будет условным, мы не будем обжаловать приговор", — говорит адвокат.
О том, почему объектом преследования ФСБ в России все чаще становятся подростки и какую цель преследуют власти, инициируя дела против детей, рассуждает правозащитник (внесен Минюстом России в перечень "иноагентов") Лев Пономарев:
— Фактически сейчас репрессии в России расширяются: любого взрослого инакомыслящего преследуют, и руки дошли до подростков. Что касается дела канских подростков, приговор по которому был вынесен 10 февраля, то его, бесспорно, не должно было существовать. Парни интересовались самоподрывом Михаила Жлобицкого, который произошел в здании УФСБ по Архангельской области. При этом ФСБ стала охотиться за всеми, кто хоть как-то в социальных сетях комментировал это событие. Те, кто хоть немного испытывал симпатию к этому человеку (Жлобицкому), преследовались ФСБ. Возбуждено более десяти уголовных дел, и несколько человек уже сидят. Фигуранты дела канских подростков — это дети, которые жалели этого молодого человека, сочувствовали ему. Логика ФСБ заключается в том, что по этой причине они должны сидеть.
— Чем похожи все эти дела?
— Дело канских подростков усугубилось тем, что они, играя в "Майнкрафт", в качестве объекта нападения выбрали здание УФСБ. И вот результат — Никита Уваров получает шесть лет общего режима по сути на пустом месте. У "саратовского дела" тоже был предшественник — дело "Нового величия". И там, и там ключевая роль принадлежала провокатору. В переписке в социальной сети появился провокатор и стал втягивать ребят в обсуждение экстремистских материалов или действий. Молодым людям по делу "Нового величия" дали от шести до девяти лет. Но они были намного старше, чем дети, привлекаемые как в Канске, так и в Саратове. Ключевую роль в саратовском деле сыграла провокация молодой девушки, которая включилась в разговор с молодыми людьми, встретилась с ними в заброшенном здании, дала обрез в руки. В этот момент к месту встречи ворвались сотрудники ФСБ, чтобы зафиксировать обрез в руках молодых людей. Кроме того, один из них, Игорь Шустов, в 2019 году в 8-м классе в качестве темы сочинения выбрал тему "шутинга", и им вскоре заинтересовалось ФСБ. Цепочка очевидна: узнают, что молодой человек написал сочинение о "шутинге", находится провокатор, который его с друзьями начинает "разогревать", ведя экстремистские разговоры, и потом дает в руки оружие. Дело "состряпано". Начинается процесс. Сейчас задача общественности и адвокатов — не допустить, чтобы парней посадили. Почему возникают подобные дела — я говорил не раз. Власть в России чувствует себя неуверенно, поэтому репрессии расширяются. Им подвергаются не только политические оппоненты, но фактически все инакомыслящие. Среди подростков легко найти "инакомыслящих", поэтому сейчас все так и происходит, — полагает правозащитник Лев Пономарев.
Оригинал публикации: Радио Свобода.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.