ГУЛАГ в головах: чего боится российский обыватель

Большинство человеческих страхов абсолютно не обосновано. Вероятность попасть под машину, стать жертвой маньяка, разбиться в самолете и так далее — каждый раз отличается не только по месту и времени, но прежде всего — от неких сложившихся представлений об этом.

Алина Витухновская, писатель

И это вводит большинство людей в фрустрацию, в основном вследствие обилия накладывающихся друг на друга факторов риска, которые зачастую невозможно просчитать с приемлемой точностью. Однако здоровый рационализм отсекает бóльшую часть этих страхов. Поэтому мы летаем, пользуемся автомобилями и не оглядываемся каждый раз по сторонам, возвращаясь домой. Хотя есть и те, кто считает, что рисков в жизни недостаточно. Это философские и политические радикалы, любители экстремального туризма и спорта, а также прочие всевозможные «естествоиспытатели бездны».

Каким образом сознание просчитывает возможность рисков и избегает их? Исходя из некой теории вероятности, глубоко заложенной в инстинктивной природе человеческого организма, благодаря интуиции, усвоенному своему и чужому негативному опыту. А позитивный опыт, на мой взгляд, даже скорее вреден, чем полезен, ибо он вводит человека в состояние некоей благостной размягченности, и тот начинает совершать фатальные ошибки. Но если бы передо мной встал выбор неминуемой опасности против необходимого результата, осуществления своей цели, я бы, безусловно, выбрала риск. Обыватель-конформист устроен ровно наоборот.

А нынешний российский обыватель, в большинстве своем уж и вовсе являет собой некое извращение, особенно в сравнении с западным. В свое время советская система сделала практически невероятное — она перетянула «одеяло субъектности» на себя, а заодно и индивидуума со всеми его страхами и фобиями. То есть, советский человек боялся того, чего ему было предписано бояться сверху, а не того, что было ему страшно на самом деле. Удивительно, что подобный феномен объектно-репрессивного сознания сохранился и процветает до сих пор.

Так широко известная в узких кругах псевдооппозиционная журналистка написала очередную, небрежно завуалированную под вольнодумную, по-настоящему верноподданическую статью, основанную на собственных глубинно-народных фобиях и девиациях. Ключевым месседжем которой является страх «понравиться Путину», который, якобы, прочитает ее материал и пригласит в качестве говорящей игрушки на какой-нибудь прямой эфир.

Мы здесь видим два взаимоисключающих дуально-шизофренических желания — попасть в кремлевский пул и быть «наказанной» за отказ от сотрудничества. Она совершенно серьезно считает, что ее буквально-таки убьют, если она не приедет на встречу.

Это амебное танго с русской реальностью здесь, к сожалению, считается не только вариантом нормы, но даже неким продвинутым социальным поведением, помогающим при некоторых обстоятельствах получить преференции и прослыть своим в нужных кругах. Несмотря на молодой возраст, журналистка озвучивает классические диссидентские (в плохом смысле) кухонно-стариковские тренды советских геронтократов и, действительно, становится для власти своей в доску.

Кажется, она же писала о лагерях, в которых скоро все мы будем пребывать. Начну с того, что лагеря — это не только политически бессмысленно, это прежде всего экономически нереально. По полной программе устраивать подобие ГУЛАГа сейчас, каким он был в 30-е года прошлого столетия, банально финансово неподъемно. На данный момент те меры софт-террора, осуществляемые российским государством, вполне эффективны для удержания значительной части общества в состоянии перманентного страха.

При этом настоящий ГУЛАГ находится в головах подобных людей с параноидально-репрессивным сознанием, которое они к тому же распространяют с помощью СМИ в качестве вируса индуцированного безумия.

Апофеозом же обывательского безумия является религиозное сознание. Не случайно в ряде недавних публикаций в либеральных СМИ начались всевозможные рассуждения о ценности православия, его исторической роли в культуре страны и т.д.

В этом я вижу лишь нелепую попытку откатить общество назад к советским системным настройкам, по сути, реставрацию модернистского подхода в управлении реальностью. И это в мире, где даже постмодернизм уже практически становится музейной редкостью, уступая место прагматическим, хотя порой и весьма причудливо оформленным социальным конструктам.

Страх в современном «мире клоунов», имитируя образы прошлого, разрушает сам себя практически до того, как пугающий контент из информационного калейдоскопа успевает достичь своих теплохладно-бесчувственных уже реципиентов. Но и этого хватает для произведения нужного, локального, хирургически точного эффекта. Глобальный же страх в мире уже отменен за ненадобностью, однако он продолжает остаточно эксплуатироваться экономически, технически и культурно отсталыми сообществами.

Рациональный путь преодоления страхов очевиден, и этот путь — цивилизационный. Он отсекает первобытный (первородный) страх, далее препарирует обывательские опасения через многослойный и многоступенчатый фильтр оценки рисков, на выходе имея рекомендованный к употреблению продукт с предсказуемыми свойствами. Устаревшие страхи минувших эпох, конечно же, полностью не исчезли, но они уже стали не столько нерабочими, сколько абсолютно неэффективными инструментами управления. Поэтому избавление от страхов, как персональных, так и общественных, есть первый шаг на пути к прогрессу, к освобождению от навязанных, ложных ограничений сознания.