За что Стивен Кинг похвалил изданный в России роман Маккаммона "Зов ночной птицы"

Стивен Кинг отнес роман американского писателя Роберта Маккаммона «Зов ночной птицы» (М.: Азбука-Аттикус. 2021. Перевод с английского В. Дорогокупли) к «тем уникальным произведениям популярной литературы, что, ни на миг не жертвуя занимательностью, содержат массу пищи для ума».

АННА БЕРСЕНЕВА, писатель Этот исторический роман, открывающий цикл книг о клерке Мэтью Корбетте, может быть, даже и не воспринимался бы как популярная литература, если бы не его отчетливая детективная основа. В нем совсем нет художественных элементов, которые заставляли бы сделать скидку на пресловутую массовость. И то, что ни одна из тысячи (!) страниц не заставляет скучать, отнюдь не указывает на вторичность, свойственную квази-литературе любого жанра. Предупреждение «не пытайтесь повторить дома» не будет излишним для многих самоуверенных авторов, и все-таки, помимо множества разнообразных достоинств, «Зов ночной птицы» замечателен еще и тем, что позволяет проследить, за счет чего Маккаммон создает и поддерживает читательский интерес. Сначала - просто за счет убедительности исторического антуража. Действие происходит в 1699 году в Новом Свете, в английской колонии Каролина. Пожилой мировой судья Айзек Вудворд и его молодой помощник Мэтью Корбетт едут в затерянный между болотами и океаном городок Фаунт-Ройал, где Вудворду предстоит провести некий судебный процесс. Реальность, в которую автор сразу же погружает читателя, выглядит плотной буквально до физиологичности. Она насыщена стойкими неприятными запахами, которых не может не быть в антисанитарных условиях XVII века. Она требует от каждого ежеминутных физических усилий, без которых невозможно ни одно бытовое действие. Она до отвращения груба во всем, и в самой большой степени - в человеческих отношениях. И вот в этой историко-бытовой среде разворачиваются первые события: судья и его помощник попадают на постоялый двор в лесу и едва не становятся жертвами жестоких головорезов, которым этот двор принадлежит. Здесь же берет начало и шпионская линия: у хозяина-разбойника обнаруживается испанская, то есть, учитывая политические отношения Англии и Испании того времени, вражеская золотая монета, неизвестно как к нему попавшая. После того как Вудворт и Мэтью спасаются от разбойников и буквально голые-босые добираются все же до Фаунт-Ройала, автор выводит на первый план следующую составляющую читательского интереса. В городке, место для которого отвоевано первопоселенцами у суровой природы, перед наблюдательным Мэтью предстает целая палитра разнообразных человеческих типов. И каждый описан так психологически точно, что задерживает на себе внимание даже без учета того, какую роль он будет играть в делающейся все более разветвленной детективной интриге. Вот, к примеру, один из первых встреченных Мэтью жителей городка: «Что-то в выражении лица и манерах Гаррика – медленно моргающие веки, тяжеловесное построение фраз в тех редких случаях, когда он вступал в разговор, – навело Мэтью на мысль, что этот человек вполне мог быть истинной солью земли, но вот по части других приправ тут явно ощущалась недостача». Сама же интрига состоит в том, что судебный процесс, ради которого судья прибыл в Фаунт-Ройал, оказывается процессом над ведьмой. Еще недавно она была просто местной жительницей по имени Рейчел Ховарт, молодой и чужеродно красивой женой не очень молодого фермера. Однако после того как фермера нашли мертвым с растерзанным горлом, его вдову обвинили в убийстве и мужа, и священника, а также в сношениях с дьяволом, притом достоверно, по мнению городских жителей, доказанных сношениях. Уровень доказательств исчерпывающе характеризует такая, например, процессуальная беседа: «– Как долго к тому времени мадам Ховарт уже пребывала в заключении? – спросил Мэтью. – Думаю, недели две, не больше. – Надо полагать, все это время ее дом не находился под охраной или наблюдением? – Нет. А зачем это нужно? – Незачем, разумеется. Но две недели – это более чем достаточный срок, за который кто угодно может смастерить этих кукол и спрятать их под полом, вам так не кажется? Пейн удивил Мэтью вспышкой резкого смеха. – Вы наверняка шутите! – Две недели, – повторил Мэтью. – Пустой, неохраняемый дом. Куклы сделаны из подручных материалов. Спрятать их там мог любой. – Вы, часом, не рехнулись, господин писарь? Никто не прятал там кукол, кроме самой ведьмы! Не забывайте, что у миссис Грюнвальд было видение Божье, подсказавшее нам, где следует искать!». Удивляться нечему: таков общепринятый в то время стиль следствия. Как и уровень медицины, с которой вскоре предстоит столкнуться судье: самый эффективный метод лечения - кровопускание, потому что оно выводит из тела вредные флюиды. И вот в эту-то ярко прописанную среду, в эту крепкую, с ложными линиями, необъяснимыми уликами и неожиданными открытиями интригу Маккаммон вплетает самую сильную составляющую воздействия: обаяние главного героя. Оно складывается из множества деталей, которые автор представляет читателю постепенно. Так, Мэтью способен видеть действительность метафорически, что, кстати, убедительно предстает в блестящем переводе, сделанном для этого издания заново: «Ничего особо неприятного в его облике не было, помимо самой атмосферы запустения, но в целом – под этим пасмурным небом – дом походил на мозолистый кулак с каким-то крепко зажатым внутри секретом». Он способен глубоко эту действительность осмыслять: «Стоя на этом берегу с неизведанным миром за своей спиной, он испытал очень тревожное чувство, как будто его душевное равновесие и само его место на этой земле ставились под сомнение окружающей необъятностью. В эту минуту он понял причину, по которой люди строили большие и малые города, окружая их стенами, – не только для защиты от индейцев и диких зверей, но и для поддержания иллюзии своего контроля над миром, который на самом деле был слишком велик, чтобы им покориться». Здравый смысл и логический ум с самого начала заставляют его усомниться в потусторонней подоплеке преступлений и несчастий, обрушившихся на Фаунт-Ройал. Способность сомневаться не удивляет, так как автор представляет читателю историю жизни героя: «Это была кощунственная мысль – и он знал, что рискует из-за нее подвергнуться вечному проклятию, – но порой он все же сомневался в том, что этим земным царством неистовства и ярости действительно правит Господь Бог. Мэтью не хуже прочих мог петь гимны и бормотать заученные фразы в строгой обстановке воскресных служб, большей частью состоявших из молитвенных потуг священника, который пять или шесть часов подряд умолял Иегову проявить милосердие к своему ущербному, изувеченному Творению. Но за всю свою жизнь Мэтью видел очень мало реальных свидетельств дел Божьих, зато частенько натыкался на деяния, к которым вполне мог приложить руку Дьявол. Петь хвалу Господу совсем не трудно, когда ты носишь чистую белую рубашку и ешь с фарфоровых тарелок, но гораздо труднее, когда ты лежишь на грязном тюфяке в спальне сиротского приюта и прислушиваешься к воплям мальчика, после полуночи вызванного в покои директора». А когда движущей силой предпринятого Мэтью расследования становится любовь, которая «не обрушилась на него, как удар грома, а подкралась незаметно, легкой тенью», - атмосфера становится совсем уж накаленной, а повествование, и так-то далеко не вялое, приобретает мощную динамику. И все это, и еще многое, предстающее на каждой странице этого блестящего романа, убедительно свидетельствует: Стивен Кинг зря не похвалит.