И Шереметев благородный… В чём проявлялось истинное благородство генерала?

Солдаты сложили множество песен о Северной войне. Иным петровским генералам там доставалось по полной программе. Но Борис Петрович Шереметев стоит наособицу — солдаты считали его чуть ли не «отцом-батюшкой»…

370 лет назад, 5 мая 1652 года, в семье царского стольника Петра Шереметева Большого родился первенец, крещеный с именем Борис. Возможно, и не бог весть какое событие — Шереметевых к тому моменту было не просто много, а очень и очень много. Впоследствии их число увеличилось — у того же Петра Васильевича родилось ещё четверо сыновей и дочь. Но этого сына невозможно спутать ни с кем. Его знают, наверное, все.

Кого Пушкин зарифмовал с Меньшиковым

Во всяком случае те, кто в школе учил наизусть отрывок из поэмы Александра Пушкина «Полтава», в котором перечисляется «птенцы гнезда Петрова». Этот список заканчивается единственным персонажем, который не назван по имени. Но, впрочем, этого и не надо. Тут уже действует пословица: «Добрая слава лежит, а худая — бежит». Все отлично понимали, кто такой «счастья баловень безродный, полудержавный властелин». Разумеется, Меншиков, он же «Алексашка» — феноменально продувной человек, поднявшийся от царёвых денщиков на вершины власти и влияния.

Но зато открывается список единственным человеком, к фамилии которого приложен звучный эпитет. Все остальные идут просто так, через запятую. А вот Шереметев — он, согласно Пушкину, благородный.

Александр Сергеевич, как известно, отличался безупречной, скрупулёзной точностью. И если о Шереметеве сказано «благородный», значит, так и есть. Другой вопрос — как это слово понимать?

Очень велик соблазн пойти по простейшему пути и заявить, что тут было нужно кем-то уравновесить «простолюдина Алексашку». Недаром ведь он, «безродный», прямо рифмуется с «благородным» Шереметевым. А, значит, всё дело в древности и почтенности рода.

«Наиболее культурный человек»

На первый взгляд, так оно и есть. Шереметевы — род действительно древний, что, кстати, признавалось и в Европе. Рыцари Мальтийского ордена, старейшего в мире, относятся к родословию весьма придирчиво, и когда в мае 1698 года сделали Шереметева кавалером своего ордена, особо отметили: «В знак знаменитости рода и доблести». Действительно, Шереметевы возводят свой род к Андрею Кобыле, боярину Ивана Калиты. Конкретнее — к его младшему сыну, Фёдору Кошке, боярину Дмитрия Донского. Между прочим, от того же Фёдора Кошки ведут свой род и цари династии Романовых. Тут уж ничего не попишешь.

Версия убедительная. Но недостаточная. Дело в том, что среди «птенцов гнезда Петрова» наряду с Шереметевым упоминаются также Брюс и Репнин. Первый, урождённый Джеймс Дэниэл, ставший впоследствии Яковом Вилимовичем — отпрыск древних шотландских королей. Второй, Аникита Репнин, из князей Репниных-Оболенских, то есть натуральный Рюрикович. Оба они знатностью рода серьёзно превосходят Шереметева.

Быть может, под словом «благородный» понималось образование, внешний лоск и, так сказать, европейский имидж? Известно ведь, что когда батюшка Шереметева служил в должности воеводы Киева, юный Борис Петрович жил при нём и учился в Киево-Могилянской академии, причём одним из его однокашников был некий Даниил Туптало, впоследствии прославленный как святитель Димитрий Ростовский. Так что с образованием, в частности, со знанием латыни, а также греческого и польского языков тут было всё в порядке. Что касается внешнего лоска, то тут нельзя не вспомнить, как Борис Петрович блистал при монарших дворах в Варшаве и Вене. Для многих это было своего рода открытием России. Судите сами — 1697 год. Великое Посольство Петра только-только выехало за рубеж. Некоторые русские, конечно, уже в европейском платье, но носить его толком не умеют, да и манеры оставляют желать лучшего — вон сам царь и то ногти грызёт. И одновременно к европейским дворам вроде как на прогулку выезжает русский вельможа. Но не мрачный боярин в долгополой шубе, к каким привыкли. Нет, это галант и шармер, который прекрасно танцует, бегло говорит на иностранных языках, с изяществом носит парик, польское, немецкое и французское платье, отменно играет в карты и вообще чрезвычайно приятен в обхождении. Разумеется, Шереметев был послан с тайной дипломатической миссией. Но шок от внешнего вида и манер этого «нового русского» в Европе был так силён, что о его миссии как-то забывалось — все только и знали, что обсуждать личность Шереметева: «Наиболее культурный человек своей страны, настоящее украшение России!».

Благородство русской души

Возможно. Особенно если вспомнить слова его современников, иностранцев на русской службе: «Самый важный человек своей страны и весьма научившийся вследствие своих путешествий, он в своей обстановке и образе великолепен». Правда, следом за этим славословием идёт совершенно неожиданный поворот: «Солдаты чрезвычайно любят его, а народ почти обожает».

Вот тут попадание стопроцентно точное. И солдаты, и простой народ прежде всего видели в Шереметеве не древность рода и не европейский лоск, а истинное благородство. Если угодно, благородство русской души.

Именно ему Пётр поручил небывалое. 30 ноября 1700 года произошла памятная «Нарвская конфузия», где дворянская конница под началом Шереметева драпала, роняя штаны, и придала особую горечь разгрому. А уже 20 января 1701 года Пётр предписывает Борису Петровичу «итить в даль для лучшего вреда неприятелю». То есть осуществить вторжение в шведскую Прибалтику. На первый взгляд, это граничит с безумием. Но Пётр знал, что делал.

Уже в конце 1701 года Шереметев наносит корпусу генерала Шлиппенбаха поражение в битве при Эрестфере. Это была первая крупная победа русских над шведами в ходе Северной войны. Дальше — больше. Взят Мариенбург, взят Нотебург, принуждён к капитуляции Ниеншанц... Словом, к 1703 году под руководством или при непосредственном участии Шереметева, произведённого к тому моменту в генерал-фельдмаршалы, освобождается вся Ингерманландия с её выходом в Балтийское море. То есть, по сути, Россия овладевает теми самыми землями, ради которых, собственно, и была начата Северная война. И на которых в том же 1703 году был заложен Петербург, очень скоро ставший новой столицей России.

Но как это было сделано? Король Карл XII высказывался в том смысле, что русские, дескать, завалили шведов мясом. Потому что Шереметев никогда не предпринимал активных действий без впечатляющего численного перевеса.

В общем, это правда. Но искусство стратега как раз и состоит в умении распоряжаться своими силами — в частности, создать на критичном участке тот самый перевес. Шереметев это умел. Что, кстати, фиксируется одним непредвзятым источником.

Солдаты сложили множество песен о Северной войне. Среди них есть особый цикл, который потом так и назвали «шереметевским». Самое интересное, что в этих песнях, как и у Пушкина, поминаются «царёвы генералы» Аникита Репнин и Александр Меншиков. Но поминаются так, что лучше бы этого не было: «А и заел-то он, собака, наше жалованье».

Зато Шереметев там называется не иначе как «царёв большой боярин», «князь-батюшка Борис Петрович» и даже «отец». Причём отмечается, что шведским пулям Борис Петрович не кланялся. Вот, например, эпизод из песни «Взятие Орешка». Это как раз тот город, что раньше был русским Ореховым, потом — шведским Нотебургом, а после усилий Шереметева — снова русским городом под названием Шлиссельбург:

На первом стружке Шереметев был,
На другом стружке офицеры сидят,
А на третьем стружке все солдатушки,
Преображенские и семеновские.
По реке они бежали к круту красну бережку,
К круту красну бережку ко слюсельбургскому...

Дело в том, что Шереметев, которого потом стали называть «чрезмерно осторожным и медлительным», был всего-навсего военачальником старой русской школы. Да, он любил действовать наверняка. В частности, всегда целиком комплектовал войска, заботился об их обмундировании, вооружении и снабжении. К тому же в нём не было авантюризма молодых петровских генералов. Он, как мог, берёг солдатские жизни. Солдаты это чувствовали, платили генерал-фельдмаршалу уважением, даже любовью. И, наверное, каждый из них мог бы подтвердить истинную правду слов: «И Шереметев благородный».