«Подбирать ребенку родителей нужно исходя из его потребностей»
Реформа системы детских домов, запущенная 10 лет назад, постепенно дает свои результаты, рассказала в интервью «Известиям» президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская. Всё больше становится учреждений, где дети разных возрастов находятся вместе, где не разделяют братьев и сестер, работают с кровными родственниками и родителям ребенка. Однако пока, по ее словам, перемены происходят не так быстро, как хотелось бы всем заинтересованным в судьбе детей. О том, как перестроить работу системы опеки, чтобы она не зависела от человеческого фактора, и что следует изменить во взаимодействии с кровными семьями, читайте в интервью Елены Альшанской «Известиям».
«Подготовкой к реальной жизни в учреждениях не занимались»
— В этом году уже почти 10 лет, как началась реформа детских домов. Основной ее идеей было, что такие учреждения — уже лишь временное пристанище, а детей надо готовить именно к жизни в семье. Что поменялось благодаря реформе?
— Постановление, запустившее реформу, было принято в 2014 году, а вступило в силу с 2015 года. До этого с начала прошлого века система работала по такому принципу: детей распределяли в разные учреждения, и это было связано исключительно с образовательными потребностями, возрастом и неким представлением о том, что дети разного возраста требуют разного ухода.
Система была совершенно не заточена под ребенка с трагичной судьбой и со сложными жизненными обстоятельствами. Ребенок до достижения 18-летия мог пройти несколько этапов: сначала он был в доме ребенка, потом в одном учреждении, затем — если, например, возникали образовательные сложности — его переводили в другое. Внутри учреждения дети перемещались из группы в группу практически каждый год.
То есть ребенок постоянно менял взрослое окружение и место, где он жил. И такая бесконечная нестабильность была, конечно, очень тяжелым и травматичным опытом, который усугублял его и так трудное положение. Братьев и сестер тоже разделяли по разным типам учреждений в зависимости от возраста и состояния здоровья.
Никакой реальной социальной и психологической реабилитацией, подготовкой к реальной жизни, семейным устройством в учреждениях не занимались. Считалось, что заниматься семейным устройством детскому дому не надо, этим занимается социальная защита. Все эти функции были разделены.
Большая часть детских домов была в формате школ-интернатов или детских домов-школ, где дети и жили, и учились, у них вообще не было возможности выходить за забор. И когда ребенок выходил из-за забора в 16 или 18 лет, он оказывался абсолютным инопланетянином, то есть совершенно не знакомым с этой жизнью, не умеющим коммуницировать.
А в постановлении описывается совершенно другая модель, где учреждения должны быть устроены по семейному типу, по квартирному. Чтобы ребенок, выпадая из обычной жизни, хотя бы не забывал, как она в целом устроена, и учился жить так же, как и другие дети.
Кроме того, появилась задача содействия в семейном устройстве.
Ситуация меняется, но всё еще медленно, несмотря на то что прошло почти десять лет. Сегодня почти в каждом регионе есть образцово-показательное учреждение, где находятся дети от 0 до 18 лет, где не разделяют братьев и сестер, есть работа с кровными родственниками и родителям ребенка.
Сейчас точно можно сказать, что благодаря реформе закрытые школы-интернаты остались в единичных регионах. И то, как правило, они специализированные. Нормотипичные дети из детских домов практически везде ходят в обычные школы, социализируются. И дети, которым требуется специальная образовательная программа, тоже учатся в обычных школах.
— Все ли регионы смогли перестроить работу?
— Нельзя сказать, что есть регион, который полностью поменял свою систему, но процесс идет активно. Понятно, что в Москве и Московской области часто есть финансовые возможности, чтобы капитально перестроить здание и поменять систему так, чтобы ребенок находился в этих учреждениях временно, как можно быстрее вернулся домой или был устроен в замещающую семью.
Есть регионы, где мы видели очень много интересного. Например, во Владивостоке. Там ведется полноценная работа и с кровными родителями, и с приемными семьями.
Когда реформу только начинали, мы встречали невероятную массу сопротивления и непонимания и со стороны учреждений, и со стороны различных ведомств. Но сейчас везде есть понимание, что дети должны быть в системе очень недолго, их нужно как можно скорее вернуть домой. Если есть хоть какие-то возможности, они должны быть обязательно устроены в семью, а не мариноваться в учреждениях. И пока они там находятся, они должны жить включенными в социум.
В целом позиция у учреждений сегодня уже другая, картинка в голове руководителей поменялась. А значит, и реальность подстроится. Понятно, что пока всё идет медленно, потому что изменения в работе требуют материальных и административных ресурсов: нужно сделать капремонт, перестроить здание, сделать перерасчет персонала. Сотрудники были в одной системе, а переходят в другую и могут потерять льготы, пенсии или отпуска, и это всё требует администрирования.
Если у региона эти приоритеты есть, то он найдет возможности. Это вопрос мотивации руководителей — и регионов, и ведомств, в которых находятся сами эти организации. И если мотивация есть, то будет возможность найти ресурсы. А если мотивации нет, то будет куча возражений: система в привычной схеме функционировала 70 лет, пусть и дальше так едет. Но она плохо едет. Мы это прекрасно видим по результатам — по выпускникам, которые абсолютно дезадаптированы.
Десятилетний срок в целом нормальный для реформы. И пусть этот путь будет долгим, но система станет дружественной семьям и детям, будет реально их защищать, а не усугублять положение ребенка, не дарить ему новые травмы.
«Сейчас в два раза реже лишают родительских прав»
— Какова сейчас динамика количества детей в детдомах? Что мешает семейному устройству?
— Количество детей в сиротских учреждениях заметно уменьшается. Если смотреть на десятилетний отрезок, то сейчас детей там в два-три раза меньше, чем было в 2014 году.
И сейчас в два раза реже лишают родительских прав. Это связано с разными факторами, в том числе и с тем, что реально начали работать социальные службы, их работа выстроена лучше, чем 10 лет назад. Стало больше выплат и льгот, которые реально поддерживают семьи. Не то чтобы в стране появилась идеальная система кризисной поддержки семей, но возможности выплыть в сложной ситуации возросли.
А когда детей в системе меньше, у нее больше возможностей уделять каждому из них внимание. До той системы, которую хотелось бы видеть, еще очень далеко. При этом не видеть прогресс невозможно.
— Какие изменения необходимы в системе поддержки малообеспеченных семей на федеральном уровне, чтобы предотвратить случаи социального сиротства?
— Практически у всех детей, оказавшихся в детских домах, есть родственники. Меня поражает, когда относительно благополучные взрослые не хотят забирать под опеку своего, условно говоря, племянника. Это говорит об огромной разобщенности. Сейчас везде говорят о традиционных семейных ценностях, но такие ситуации показывают, что нам до них еще очень далеко.
Одна из негативных черт нашего законодательства относительно семейного устройства в том, что практически нет разницы между кровными родственниками и посторонними людьми. Единственное различие в том, что родственники не должны заканчивать школу приемных родителей. А в остальном у нас одинаковые требования к условиям жизни, к доходу возможных опекунов.
Дети в детских домах в основном из социально незащищенных, бедных семей, иногда нищих. И родственники у них часто примерно такие же. Поэтому зачастую они не могут забрать ребенка, потому что не подходят под все эти высокие требования государственных служб. И я уверена, что высокие требования в отношении родственников должны быть сняты.
Сейчас в стране нет полноценного сопровождения и поддержки, в том числе материальной, для семей родственников. Чаще всего в регионах родственникам статус возмездной опеки или приемной семьи не дают. То есть на выплаты они рассчитывать не могут. Если бабушка с маленькой пенсией хочет забрать внука, ей выставят такие же требования, как и постороннему человеку. Чужому человеку денег в качестве поддержки дадут, а бабушке нет.
Так что пока ценности кровной семьи больше постулируются, чем реально обеспечиваются.
«Специалистов органов опеки никто не готовит»
— Как решить проблему того, что в сиротских учреждениях много подростков, которых не так охотно берут, как маленьких детей?
— Больше всего опасаются брать детей с психическими и интеллектуальными нарушениями. Эти дети часто сначала живут в детских домах, детских интернатах, в потом приходят во взрослую систему — ПНИ, хотя многие из них вполне могли бы стать вполне полноценными членами общества.
И с подростками сложно. Многие из них не хотят в семью из-за ощущения «я уже взрослый, мне мамочка не нужна». Но подросткам, конечно, очень важна какая-то временная поддержка, до того как они вырастут и войдут во взрослую жизнь. Здесь было бы здорово иметь профессиональные приемные семьи, которые не будут делать из них малышей, но дадут дом и возможность расти рядом со взрослыми людьми.
Программы для профессиональных приемных семей есть, например, в Московской области и в Москве. Это ресурсные семьи, которые берут детей на временное устройство либо опекают определенные категории детей, в том числе и подростков. Но в Москве нужно взять одновременно пять или больше детей. Взять сразу такое количество — это огромный удар по ресурсам семьи. И так делать, на мой взгляд, не стоит. Надо вводить детей в семью по одному.
Но в целом нам нужны ресурсные семьи, которые смогут брать детей на время, пока мама, например, лечится от зависимости или сидит в тюрьме. Или семьи, которые понимают, как реабилитировать детей с ОВЗ. И здесь не должно быть унификации, потому что всем требуются разные ресурсы. Нужно подходить дифференцированно к каждому случаю.
— Как работают органы опеки? Прекратились ли ситуации, когда ребенка отбирают за пустой холодильник?
— Мы в своей работе сталкиваемся с очень разными сотрудниками органов опеки. Конечно, там огромное количество людей с абсолютно человеческим лицом и большим сердцем. А есть, конечно, и такие, которые вообще не стоит стоять рядом с людьми.
Но есть одна большая проблема: специалистов органов опеки никто не готовит. Как правило, такой сотрудник — это человек, который просто пришел на эту должность и теперь должен решать вопросы чужих судеб: с кем будет ребенок, есть ли насилие в семье. Кроме того, у него куча работы, связанной с продажей имущества детей, их долями, определения места жительства, родительскими спорами. Но при этом у этих сотрудников нет специальной подготовки, психологических знаний.
Получается, они должны зайти в дом и всё понять про семью, исходя из своего опыта, своих представлений о прекрасном. Эта ситуация неадекватна. Поэтому кто-то и ведет себя в ней неадекватно, злоупотребляя властью.
Чтобы такого не было, мы должны перестроить и эту систему. Там много замечательных людей, которые приходят с желанием помогать. Но при этом они еще и быстро выгорают, потому что при невероятном объеме загрузки у них нет никаких инструментов подготовки, защиты от ошибок. Это должна быть система с подготовленными специалистами из разных сфер — психологии, медицины, социальной работы. Они должны принимать решение коллегиально и в адекватный срок. Должен быть четко прописан алгоритм действий. Ведь, по сути, специалисты опеки расследуют семейные дела, но делают это на глазок.
То же касается семейного устройства, когда специалисты должны решить, отдавать ли ребенка этому человеку. Должны быть другие процессы. По-хорошему, следует подбирать ребенку родителей, исходя из его потребностей, проблем. И сотрудники органов опеки будут проговаривать всё это с семьей, рассказывать им, куда обратиться за помощью.
Если организовать всё так, люди, которые приходят работать в органы опеки, будут приходить в понятную структуру, где есть четкие процедуры, понятные алгоритмы и специалисты, на которых можно опереться.