Нарзулло Батиров. Память сердца (рассказ)

Безумных лет угасшее веселье
Мне тяжело, как смутное похмелье.
Но, как вино, печаль минувших дней
В моей душе – чем старше, тем сильней.
А. С. Пушкин

Всякий раз, когда я вспоминаю эти далекие события, меня охватывает грусть, хочется возвратиться в те дни, увидеть дорогие, милые лица моих друзей, глядя им в глаза говорить, говорить с ними бесконечно… Но, увы, это невозможно. И эта безысходность приводит меня в отчаяние. Прошло ни много ни мало сорок пять лет – срок, равный возрасту зрелого мужчины.
Я пытаюсь отрешиться от былого, забыть, не думать о давних событиях, вычеркнуть их из памяти. Но нет, всё напрасно. Как бы я ни старался – их невозможно забыть, эти сладостные и мучительные для меня дни. Поэтому я взялся за перо и решил поведать вам эту историю.

* * *

С Соней я познакомился весной 1969 г. Я учился тогда на четвёртом курсе Политехнического института. Жили мы в студенческом городке в общежитии, четыре парня в одной комнате: два Кадама (Бабаджанов и Матчанов), я и парень-туркмен Яйлан из Чарджоу. Яйлан уже отслужил в армии, поработал на заводе и по направлению завода поступил в институт. Он был намного старше нас и держался несколько обособленно – постоянно был занят, много занимался. Мы с обоими Кадамами были неразлучны. Я даже старался подражать их хорезмскому говору. Иногда шутил, что и я родом из Хорезма. Ребята верили – начинались расспросы: из каких мест – из Ургенча, из Шавата? Расспрашивали о своих знакомых, называли имена, уточняли детали. Я в конце концов оказывался припёртым к стенке, не выдерживал и сознавался, что я из Самарканда.
За четыре года, прожитых в одной комнате, мы сроднились, стали как братья, знали всё друг о друге, о наших семьях. В свободное время ходили вместе в кино, гуляли по городу. В тот год весна выдалась на редкость дождливой и унылой, настроение тоже было соответствующим. Мы с нетерпением ждали погожих солнечных дней, но небо было мрачным, темные тучи вновь и вновь исторгали свои прохладные слезы.
В то время я основательно увлекался боксом и достиг кое-каких успехов, став кандидатом в мастера спорта. В связи с возросшей учебной нагрузкой на четвертом курсе я реже стал ходить на тренировки, хотя мой тренер Борис Андреевич готовил команду к соревнованиям на первенство спортивного общества «Буревестник», куда должны были съехаться студенты-боксеры со всей страны. Я решил, чтобы быть в хорошей спортивной форме, достаточно одного месяца упорных тренировок, и отложил спортзал до «после сессии».
Решив освежить спортивную форму, направился в бытовую комнату, чтобы постирать ее. Вошедший Кадам Бабаджанов предложил:
– Пойдем на новый индийский фильм. Когда начнешь тренировки, уже не останется времени на кино.
Наспех постирав и пригласив второго Кадама, мы отправились в кино. В панорамном кинотеатре проходил фестиваль индийских фильмов, и сегодняшний фильм был одним из лучших. Небо по-прежнему было затянуто облаками, воздух был свеж и приятен, нежные листья молодых ив, растущих перед кинотеатром, как слезы, роняли капли только что утихшего дождя. Стены кинотеатра были увешаны большими рекламными плакатами с кадрами из фильмов. Яркие афиши удивительно украшали этот пасмурный день. Толпы юношей и девушек, выходящих в болоньевых плащах из кинотеатра, оживленно обсуждали только что увиденное. Кадам, глядя на проходящих мимо нас девушек, воодушевленно восклицал:
– Ах, ах! Какие красавицы!
– Неужели действительно такие красивые? – удивлялся я.
– Красавицы! – повторял Кадам.
– Если такие красавицы, попробуй познакомиться. Слабо? – не унимался я.
– Придет время, не спеши, – отвечал он.
Хоть мы и учились на четвертом курсе, девушек ни у одного из нас не было. Когда-то, еще в детстве, мне нравилась соседская девчонка Севара. При встрече с ней мне становилось почему-то весело, хотелось пошалить, подергать её за косички, а она начинала плакать. Её мать грозилась рассказать все моим родителям, обещала мне хорошую взбучку, но при встрече с моей мамой ни о чем не рассказывала. Я же, убедившись, что мать Севары говорит не обо мне, повстречав соседку, снова дёргал её за косички и убегал прочь. А когда мы подросли и пошли в школу, я помогал ей делать уроки, в жаркие летние вечера мы дружно носили воду из арыка для полива дворов. После окончания школы мы оба поступили в институты: она в Самарканде, а я в Ташкенте, некоторое время переписывались, потом все как-то прервалось. Но часто я с симпатией вспоминал Севару, иногда испытывал непонятное мне самому загадочное нежное чувство и некоторое беспокойство. Видимо, последнее было связано с её отцом, который, как мне представлялось, недолюбливал меня, предпочитая сыновей более состоятельных родителей. Я все ждал и надеялся, что наконец встретится единственная желанная суженая.
Из кинотеатра навстречу нам вышли три девушки. Одна из них в зелёном плаще, с белым шарфом и поднятым воротником, другая небольшого роста, а третья высокая со светлыми волосами. Девушки красивые, ладные.
Старший Кадам не удержался:
– Хорошенькие девушки, надо заговорить с ними, может, сможем познакомиться!
Младший Кадам, глядя в сторону девушек, вполголоса затянул куплет из репертуара Камильджона Атаниязова, правда, на свой лад – вместо «двух пери» у него их стало три по количеству идущих девушек:
– Вижу идут три пери Салана, Салана...
Тогда и я, повинуясь неведомой внутренней силе, выпалил:
– Если сможем познакомиться, то та, в зелёном плаще с белым платком – моя!
– Выбрал самую красивую. Ну, ты и глазастый!
Девушки приближались. Младший Кадам, только что напевавший песню отчаянно влюблённого враз стал кротким и, обращаясь к нам, предупредил:
– Ребята, прошу вас быть повежливей с девушками. Это мои землячки, я что-то и не узнал их сразу.
Увидев Кадама, девушки улыбаясь подошли к нам, поздоровались.
Младший Кадам, у которого при виде девушек не осталось и следа от прежней уверенности и напористости, с несвойственной ему суетливостью стал знакомить нас с девушками. Девушку в зеленом плаще, с белым шарфом на шее он представил:
– Соня, – и, указывая ей на меня, сказал: – Камол.
Я слегка поклонился, растерявшись и не находя слов. Соня, глядя на меня, улыбнулась и склонила голову. Других девушек звали Зайнаб и Кундуз. Девушки, оказывается, уже купили билеты на следующий сеанс, до начала которого еще было время прогуляться, подышать чистым весенним воздухом. Предстоящий фильм назывался «Тасвир» («Портрет»). Мы упросили кассира продать нам билеты на тот же ряд – благо, там были свободные места. Кадам предложил до начала сеанса полакомиться мороженым. За столом он намеренно посадил меня рядом с Соней. Я смущался, не зная о чём говорить с незнакомой девушкой. Оба Кадама оживленно беседовали со своими землячками. Я же сидел, как истукан. Из разговора я понял, что девушки учатся в институте иностранных языков, но на каком факультете?
– А на каком факультете вы учитесь?
– На факультете французского языка и литературы, – ответила она.
Беседа опять застопорилась, я снова онемел. Соня, ожидая продолжения разговора и не дождавшись, включилась в разговор с обоими Кадамами. Я же, не придумав ничего другого, спросил у неё:
– А вы говорите по-французски?
– Немного. А вы?
– В школе мы изучали английский, французского совсем не знаю.
– И я в школе изучала английский, но мне больше нравится французский, очень красивый язык, поэтому я решила изучать его.
– У меня, наверное, нет способностей к языкам.
– Где вы учитесь? – с интересом спросила она.
– В политехническом.
– Наверное, будете строителем? Мой отец тоже строитель.
– Нет. Я учусь на механическом факультете.
– Тогда вы, значит, будете машиностроителем.
Я пришел в восторг от её познаний: она хоть и училась в гуманитарном вузе, вполне понимала, каких специалистов готовит наш институт.
– А откуда вы знаете, что факультет механики готовит машиностроителей? – с удивлением спросил я.
– Я читала книгу про французского инженера Сади Карно. Он окончил Парижскую политехническую школу. По профессии механик-машиностроитель. Поэтому я и решила, что механики – это машиностроители, – улыбнувшись, сказала Соня. – Или я ошибаюсь?
У меня что-то противно заныло внутри. Во-первых, долго объяснять ей, что не все механики – машиностроители, из-за волнения я вряд ли смогу это сделать, во-вторых, хоть я и был студентом четвертого курса политехнического института, я не знал, что Сади Карно был механиком-машиностроителем.
– Какая умничка! – воскликнул я. – Будучи механиком, я не знаю того, что знаете вы. По термодинамике мы изучаем теорему Карно, и я думал, что Карно – это физик. О том, что он был механиком, я и не ведал. А вы знаете!
– Изучая язык, приходится читать книги на французском. Как-то мне в руки попалась книга французского военного инженера Сади Карно. Его печальная судьба произвела на меня неизгладимое впечатление. С тех пор я интересуюсь его биографией. При поступлении в институт я писала сочинение на свободную тему про Карно и его жизнь.
Зайнаб, прислушавшись, заметила:
– Наша Соня круглая отличница. Школу окончила с медалью, при поступлении в институт все экзамены сдала на «5», учится в спецгруппе.
Соня смущённо покосилась на подругу. Моё уважение к Соне возросло. Я попросил её рассказать о Карно. Она поведала, что Карно родился в знатной французской семье, его отец был военным, государственным деятелем. После окончания Парижской политехнической школы молодой Николо по собственному желанию отправился военным инженером на фронт, участвовал в сражениях в составе армии Наполеона. Соня говорила о трудах Карно, о его ранней смерти. Было видно, что она волнуется, мне подумалось, что не мешало бы почитать про этого человека.
Во время сеанса мы сидели рядом. Фильм был интересным и трогательным. После окончания, когда зажегся свет, я увидел покрасневшие глаза Сони.
– Наплакалась вдоволь, – тихо сказала она. Видимо, смущаясь, она чуть приотстала от нашей группы. Вновь начался дождь. Мы заторопились к трамвайной остановке. Не удалось поговорить до самого студгородка. Дождь лил как из ведра. Выходя из трамвая, Соня поскользнулась и присела на колени. Я помог ей подняться, стыдясь, что не догадался при выходе подать ей руку. Взявшись за руки, мы бежали от трамвайной остановки до самого дворца Спорта. Пока добрались до общежития, ни одной сухой нитки не осталось. Прощаясь, Соня сказала:
– Вы промокли насквозь!..
– Ничего, ерунда. Главное, чтобы вы не простудились, – ответил я.

* * *

Прошла неделя. Я добросовестно тренировался. За четыре предыдущих бестренировочных месяца набрал в весе. Теперь предстояло сбросить лишние 10 кг. Это было нелегко. Каждое утро я пробегал по 10–12 км, после занятий в институте бежал в спортзал.
Сейчас я до самого вечера был занят только учебой и тренировками. Обессилевший, кое-как плёлся к автобусной остановке и добирался до студенческого городка. Проходя мимо корпуса, где жила Соня, я всякий раз собирался навестить ее. Студенты института иностранных языков жили рядом с нашим общежитием. Комната Сони на втором этаже окнами выходила на улицу. Во дворе у корпуса был цветник с красивыми алыми розами. Однажды, перепрыгнув через ограждение, я быстро сорвал три цветка, и вдруг, услышал окрик вахтера:
– Если всякий будет безнаказанно рвать цветы, эти места превратятся в безжизненную пустыню.
Я хотел было сунуть ему денег, но он их не взял и, предупредив, чтоб такое не повторялось, ушел к себе. «Теперь-то уж он точно не пропустит меня в общежитие», – подумал я. Но ошибся, вахтер лишь спросил в какую комнату я иду, и добавил при этом:
– Когда идешь к девушке, цветы следует покупать на базаре. Ладно, проходи. Только долго не задерживайся.
Волнуясь, я осторожно постучал в дверь. В одной руке сумка, в другой цветы. Дверь открыла удивленная Соня.
– Это вы, Камол?
– Привет, – робко сказал. – Вот проходил мимо и решил зайти к вам.
– Проходите, проходите в комнату, – сказала она.
Я неловко протянул ей цветы:
– Это вам.
Улыбнувшись, она заметила:
– Сегодня у меня не день рождения, – но, кажется, поняла, что допустила бестактность, взяла из моих рук цветы, приглашая пройти. В уютной, чистой комнате стояли четыре кровати. На стенах висели вырезанные из журналов красивые снимки, фотографии, над кроватями – маленькие коврики. Соня поставила мои розы в вазу, заметив мою перевязанную платком руку спросила:
– Что это у вас с рукой?
– Да, чем-то поцарапал, – ответил я.
– Давайте я перебинтую.
Там, в цветнике, поранив руку о шипы розы, я не успел вытащить колючку из ранки, услышав крики вахтера, и просто наспех обвязал руку платочком. Колючка причиняла жгучую боль, поэтому я охотно согласился, чтобы Соня перевязала ранку.
Зайнаб достала из шкафа аптечку. Соня осторожно и умело извлекла занозу из пальца.
– Ого, какая большая, – удивилась Зайнаб.
Обработав ранку йодом, Соня аккуратно перевязала палец бинтом. Зайнаб с хитрой улыбкой не преминула сказать, что такая сноровка у Сони по медицинской части оттого, что у них в институте есть медицинские курсы. Затем переключились на обсуждение фильма, который мы смотрели вместе на прошлой неделе. Зайнаб заварила чай. Девушки угостили меня, Соня прочитала несколько строк из стихотворений Зайнаб. Я тоже со школьной скамьи любил поэзию и немного писал. Рассказывая об этом, я вспомнил стихи одного поэта, которые вычитал в какой-то газете. Глядя на Соню я начал декламировать, стараясь понравиться девушке:

Тебе твердят: – Остановись, постой,
О, сколько ещё можно в каждой строчке
Так восторгаться женской красотой?!
А ты в ответ: – Будет последней точкой
Та родинка красавицы восточной,
А её локон – лишь изящной запятой*.

Соня покраснела. Спустя мгновение заметила:
– Вы настоящий поэт!
Мне захотелось немного прихвастнуть:
– Ну, разве чуть-чуть.
– У вас здорово получается. Совсем по-настоящему, – сказала она.
Мне стало неловко, и я засобирался.
– Какие у вас есть ещё стихи? Почитайте нам, – попросила Соня.
– У меня нет хороших стихов. Если хотите, почитаю чужие.
– Почитайте, я люблю стихи, – сказала она.
Глядя в глаза Сони, я начал читать стихотворение:

Как по канату, человек идет,
И так за шагом шаг, за годом год.
Веревки лишней нет, чтоб обойти
Препятствия, что встретятся в пути.

Над пропастью любой готов шагать,
Чтоб взор любимой повстречать опять.
Но двинуться, увы, не в силах я,
Ужель остановилась жизнь моя?

– Кому вы посвятили их? – спросила Соня.
– Это не я, известный поэт написал.
– Прекрасные стихи!
– Ну, я пошёл, – сказал я, вставая, – что-то очень устал: сегодня много тренировался.
– А каким видом спорта вы занимаетесь? – спросила Соня.
– Боксом.
– Значит, вы драчун?
– Нет, я не люблю драться.
Глядя на Соню, я улыбнулся. Девушки проводили меня до выхода из общежития.

* * *

Наш тренер Борис Андреевич направил письмо в деканат с просьбой освободить нас от занятий в институте на время подготовки к соревнованиям. Я вручил письмо замдекана нашего факультета Вере Азорьевне. Прочитав его, она полушутя, полусерьезно заметила:
– Послушайте, ребята, кем вы хотите стать? Инженерами или спортсменами? Почему вы не поступали в институт физкультуры? Опять мне придется хлопотать о вас, – но, увидев, как я растерялся, она хлопнула меня по плечу: – Ладно, не обижайся, я пошутила. Но без первого места не возвращайся, а то ни зачетов, ни отметок не получишь, будешь вечным «должником»!..
Выйдя из деканата, я направился к «Пахтакору», мы тренировались в спортзале стадиона, иногда на Кибрайской или в Чимионской спортивных базах. Тренировались усиленно. После, выйдя из тренировки, пообедал в «Диетической столовой» и отправился в сквер.
На деревьях распускались изумрудные листочки, после дождя особенно свежие и блестящие, – всё вокруг ласкало глаз. Народ толпился у лотков с мороженым. Молодежь, дети и их родители сидели за столиками: ели мороженое, пили лимонад. Мне тоже захотелось выпить лимонада. Я сел за крайний столик. За соседним столом сидели муж с женой и детьми – мальчиком и девочкой. Девочка капризничала – строгая мама не разрешала есть мороженое. Глядя на них, я немножко завидовал. Какая дружная семья! Красивый молодой мужчина, красивая молодая женщина. Двое маленьких детей. Вот бы и мне так! Интересно, кто же будет матерью моих детей? Соня? Но выйдет ли она за меня? Она из Ургенча, а я из какого-то кишлака в Самаркандской области. Из Пайшанба. Многие даже и не слышали о нем. Нет, это напрасные мечты. Я попытался прогнать эти мрачные мысли и снова глянул на соседний стол. Девочка продолжала капризничать, и я решил вмешаться:
– Если ты откажешься от мороженого, я дам тебе шоколадку.
Увидев в моей руке шоколадку, девочка обрадовалась. Родители стали возражать, отказываться, но я настойчиво вручил шоколадку девочке. Малышка несказанно обрадовалась.
Я встал, собираясь уходить, отец девочки поблагодарил меня, а я с грустью подумал: «Жаль, что у меня нет таких деток», – и снова вспомнил Соню. Проходя по скверу, я решил купить красные розы и навестить ее. Я никому до этого времени не покупал цветы, цена, названная цветочницей, показалась мне баснословной.
– Почему так дорого? – спросил я.
– Сегодня праздник. Потому и дорого. Но посмотрите, какие красивые розы! Это только вам я так продаю. Берите, берите, ваша девушка будет очень довольна.
Цветы действительно были хороши и ароматны. На лепестках роз блестели капли росы. В последующие годы я, конечно, покупал цветы по разным поводам, но их аромат был несравним с ароматом роз того букета, который я купил на Сквере. Я добрался до студенческого городка и зашел в общежитие к девушкам. На проходной сидел уже знакомый вахтер:
– Сегодня цветы тоже из цветника?
– Нет, честно куплены, – сказал я и показал букет.
– Заходите, не стесняйтесь. Хороший гость всегда приходит к застолью, – пригласила Зайнаб, а потом обратилась к Соне: – Ну, что ты стоишь! Возьми букет из рук гостя.
Я протянул Соне цветы. На подоконнике увидел те, что принес ей в прошлый раз.
– Хоть цветы и завяли, Соня не выбросила их, теперь вот заменит на свежие, – заметила Зайнаб, приглашая отведать праздничного плова.
Один среди девушек я смущался и съел совсем немного, сожалея, что такой вкусный плов остается не съеденным. Поболтав о том о сем, я собрался уходить. Зайнаб начала подшучивать надо мной:
– Камол, что же вы носите в такой большой сумке? И в прошлый раз вы приходили с ней, и сегодня, в праздничный день, тоже с ней?!
– Ну, какое тебе дело? – одернула ее Соня.
Но Зайнаб не унималась:
– А я думаю, может, там для нас праздничный подарок, Камол, видимо, забыл отдать его нам.
Я пожалел, что не догадался купить девушкам торт.
– Он ведь пришел с цветами, разве это не подарок? – вступилась Соня.
– Но цветы ведь для тебя, – возразила Зайнаб.
– Почему это для меня? Для всех, разве не так, Камол?
– Так, так, для всех, – быстро согласился я.
Потея от смущения, я мечтал быстрее покинуть комнату. Поблагодарив девушек и пообещав в ближайшее время пригласить их к себе в гости, я с облегчением вышел.
Следом за мной из комнаты вышла Соня.
– Если у вас есть время, может быть, прогуляемся немного? Воздух после дождя такой чистый и свежий, – предложил я во дворе общежития.
Соня сказала, что у нее много дел, но все же некоторое время посидела со мной на скамейке. Потом решила немного проводить меня. Хотя уже смеркалось, вокруг общежития было светлым-светло от электрических лампочек на столбах и света, падающего из окон ярко освещенных комнат. Неспеша мы шли по двору общежития. Позади я заметил двух парней, поравнявшись с нами, один из них сказал:
– Соня, можно вас на минутку? На пару слов!
Соня остановилась, поздоровалась, я тоже поприветствовал парней, считая, что это знакомые Сони. Вероятно, у них какое-то дело к ней – я отошёл на несколько шагов в сторону и стал ждать. Тот, что заговорил, остался рядом с Соней, а второй подошёл ко мне и попросил сигарету. Я ответил, что не курю. Тогда он достал из своего кармана сигареты, закурил и протянул мне. Я отказался.
– Я вас не знаю. Зачем вы пристаёте ко мне? Ставите меня в неловкое положение перед преподавателями, однокурсниками! – послышался голос Сони.
Парень что-то угрожающе ответил ей.
– Уберите прочь руки!
До меня дошло, что это вовсе не знакомые Сони. Я рванулся к ней, но стоявший рядом схватил меня за локоть.
– Куда? Не лезь! Стой здесь! – угрожающе зашипел он.
Я резко отбросил его руку и поспешил к Соне, он подбежал сзади, собираясь ударить меня по голове. Я уклонился, но увернуться от удара не успел. Удар пришёлся чуть выше правой брови. Электрические столбы вдруг закружились, в глазах потемнело. Я присел. Не знаю, как долго это длилось, но вдруг услышал:
– Бей ногой в голову! Сильней! Чтоб не встал!
Я с трудом открыл глаза и, не вставая, резко откинулся назад, в арык у цветника. Замах ногой был такой силы, что, не попав в меня, парень потерял равновесие и упал. Я окончательно пришёл в себя и быстро поднялся. Он вскочил на ноги и рванулся ко мне. Я нанёс ему резкий удар прямо в солнечное сплетение. Он «ахнул» и, скрючившись, опустился на землю. Убедившись, что он вырубился, я кинулся ко второму парню, угрожавшему Соне. Увидев, что я приближаюсь, он отпустил Сонины руки и двинулся на меня, будто хотел растерзать. Я нанёс ему несколько ударов ногой в живот, грудь. От ярости меня трясло.
– Перестаньте! Хватит! Всё! Вы его убьёте! – подбежав ко мне и обхватив руками, оттаскивала меня Соня.
Я дрожал от обиды и злости. Услышав шум, обитатели двора, открыв окна и глядя на нас, подняли крики:
– Ой, убили! Двоих убили! Смотрите, они лежат на земле без движения!
– Ножом зарезал! У него в руках нож!
Я чувствовал, как по лбу стекает что-то липкое. Рубашка тоже была в крови. К этому времени из общежития выбежали ребята и вахтер. Увидев меня, он заорал:
– Опять ты! Действительно, ты хулиган! Я это сразу понял, когда ты цветник разорил. Зря я тебя в общежитие к девушкам пропустил.
Один из лежащих на земле поднялся, второму помогли ребята. Кто-то советовал сообщить в милицию, кто-то требовал вызвать скорую.
Вахтер, указывая на меня, распорядился:
– Этого задержите. Будьте осторожны, у него нож! Видите он весь в крови!
Подойдя, вахтер осмотрел мой окровавленный лоб:
– Вах, так это тебе разбили голову! Значит, это они тебя били?
Я промолчал.
– Не уходите, сейчас приедет милиция, – сказал сторож.
– Я учусь, куда я сбегу?
Испуганная Соня стояла рядом, не зная, что делать. Кровь продолжала сочиться. Мы с Соней поднялись в мою комнату, где сидели оба Кадама и их гости-земляки. Увидев меня, старший Кадам вскочил:
– Что случилось? Кто избил тебя? Где? Здесь в городке?! Пошли! Сейчас разберемся! Кто?
– Успокойся, не надо. Всё нормально, – ответил я, останавливая его.
Соня вкратце рассказала о происшествии. Ребята быстро принесли откуда-то аптечку. Соня смазала рану йодом и перебинтовала мне голову. Мой единственный красивый костюм и купленная недавно белая нейлоновая рубашка были безжалостно испорчены – испачканы кровью.
– Жаль, я отдал 22 рубля на Чукурсайском базаре. Теперь, наверное, уже не наденешь, – с сожалением произнёс я.
– Я тебе подарю новую рубашку, – сказал маленький Кадам. – Радуйся, что глаз цел.
Между тем в комнату пришли два дружинника, председатель студсовета Марат Юсупов и капитан милиции. Капитан сразу же начал кричать, но, увидев мою забинтованную голову, притих:
– Ладно, расскажи, что произошло.
Я рассказал о случившемся.
– Чем они ударили тебя по голове? – спросил меня капитан.
– Не знаю. Наверное, чем-то железным. Рукой так не получится, – ответил я.
Капитан вытащил из своей сумки кусок металла:
– Вот чем они тебя ударили, – сказал он, показывая мне какой-то предмет.
– А как вы его нашли? – разглядывал я кастет.
– Когда вахтер сказал, что у тебя разбита голова, я, обследовав место происшествия, нашёл на асфальте кастет. Вот видишь, на нём следы крови! Он выпал, когда порвалась резинка, крепящая его к руке.
То, что показал нам капитан, было тяжелой свинчаткой прямоугольной формы с выступами в виде зубцов. Капитан взял письменные показания у меня и Сони, сказав, что при необходимости вызовет нас в отделение, и все разошлись. Несмотря на боль в голове и слабость, я проводил Соню. У входа в общежитие стоял вахтер:
– Так ты живешь в соседнем общежитии? Молодец, на вид щуплый, а побил двух верзил. Я-то думал, что ты их ножом ударил. Рассказывают, что ты боксёр. Сильно ты их побил. Они, как только услышали, что едет милиция, скрылись.

* * *

Утром, подойдя к зеркалу, я обнаружил над правым глазом большую опухоль. Глаз почти заплыл, голова болела. В таком состоянии я, конечно, не смогу тренироваться, необходимо предупредить тренера. К десяти часам я пришёл в спортзал. Увидев меня, Борис Андреевич вынес своё заключение: рана серьезная и принимать участие в соревновании нельзя, необходимо срочно пройти обследование у хирурга и невропатолога.
– Какие вы все безответственные! Вас надо было запирать до соревнований на ключ. Зря я вас оставил в городе. Надо было отправить в Кибрай или на спортбазу в Чимион, – раздражённо сетовал он.
– Голова не болит? Тебя не тошнило?..
– Нет, – ответил я.
– Завтра покажись хирургу. Посмотрим, что он скажет.
Я покинул спортзал в скверном настроении. В весе до 57 кг тренер возлагал на меня и Рината большие надежды. У Зайнулина Рината тоже случилось ЧП – с другом на мотоцикле по пути в Чимган они попали в аварию и сейчас лежат в больнице. Размышляя о случившемся, я не заметил, как добрался до общежития. В комнате никого не было. Время обеденное, а я со вчерашнего вечера ничего не ел. Послышался стук в дверь и девичьи голоса. Открываю – стоят Зайнаб, Соня и Кундуз. В руках у Зайнаб что-то завернутое в скатерть, у Сони такой же сверток. Я очень обрадовался, увидев их, пригласил войти, стыдясь беспорядка в комнате. Соня заторопилась убрать со стола, Зайнаб и Кундуз отправились мыть грязную посуду. Вскоре комната преобразилась – стала чистой и уютной. Зная, как мне понравился их вчерашний плов, девушки решили и сегодня приготовить такой же. Разложили на столе лепёшки-патыр, зелень и прочее принесенное с собой. После обеда мы долго беседовали. Как всегда самой говорливой была Зайнаб. Соня и Кундуз были застенчивы и сдержаны.
Уходя, девушки забрали мою окровавленную рубашку, настояв, что Соня сама отстирает её. А костюм посоветовали отдать в химчистку. Забыв о своем заплывшем глазе, я вышел проводить их.
– Теперь вы стали мне как родной брат, – заметила Соня.
Мне очень понравились её слова. Как здорово быть братом такой красивой девушки! Тем более, что у меня нет ни братьев, ни сестёр!
– Ну, тогда по рукам. Камол приобрёл сестру, а Соня – брата, – торжественно объявила Зайнаб.
Соня протянула свою руку. Кундуз подтвердила, что и она свидетель того, что мы породнились.
– Отныне и до скончания веков вы – брат и сестра! – объявила Зайнаб. Видя, что я немного ошарашен происходящим, она спросила: – А что, у вас разве нет такого обычая, как побратимство, посестринство?
Когда я учился в школе, я слышал, что в старших классах ребята и девушки заключают такие союзы, и потому ответил:
– Ну да, есть такой обычай.
– Вот видишь, и у них тоже такое есть, – сказала она, обращаясь к Соне. Я был рад, что вот так, неожиданно, у меня появилась сестра, не просто сестра, а сестра-красавица! Но в глубине души меня все-таки что-то не устраивало. Я был немного обижен на Зайнаб. Почему это она так расстаралась, чтоб сделать нас братом и сестрой?..

* * *

Породнившись с Соней таким образом, я стал часто бывать у девушек. Как-то Кадам в шутку спросил:
– Что это с тобой? Ты что-то зачастил в соседнее общежитие. Неужели ты влюбился в Соню?
Я рассказал ему, что мы с Соней стали назваными братом и сестрой и скрепили этот союз клятвой при свидетелях.
– Ну, это, конечно, хорошо, но немного странно. Наверное, лучше, если бы вы оставались друзьями.
– Не знаю, – сказал я, – не все ли равно?
– Конечно, нет!
Снова начались тренировки. Хирург, обследовав меня, заключил, что травмы не столь серьёзные, однако до окончательного заживления следует остерегаться ударов. Чтобы не повредить рану, я тренировался в шлеме. Соревнования начались не 15-го, как планировалось, а 25-го мая. Рана затянулась, но Борис Андреевич предупредил, что следует беречь голову.
В воскресенье все участники соревнований собрались в спортзале стадиона «Пахтакор»: боксёры из Самарканда – ученики знаменитого в прошлом боксёра Панарина, Новосибирска, Москвы, Ленинабада, Киева, Ташкента и пр. Я лично знал многих из них. С Сашей Савельевым мы познакомились в прошлом году на соревнованиях в Запорожье. Здесь же я встретил своего соперника по полуфинальному бою в Запорожье студента Киевского университета Богданова Олега. Увидев меня, он поднял руку для приветствия. В прошлом году в Запорожье я проиграл ему бой.
– Ну что, опять будем с тобой биться? – подошел Олег.
– А ты в том же, до 57 кг, выступаешь? – спросил я.
– Нет до 60 кг. Если бы я выступал в твоём весе, я бы тебе показал, где раки зимуют, – пошутил он.
Подошёл Саша, взглянув на мой лоб спросил:
– Где ты получил такую отметину? На ринге? Береги голову!
– Если встретимся на ринге, я думаю, ты пощадишь меня, – заметил я.
– Я-то да, но вот другие точно будут метить именно в голову.
Сзади кто-то обнял меня. Поворачиваюсь – стоит Муртазо из Самарканда:
– Друг мой, здравствуй! Где пропадаешь? Почему забыл дорогу в Самарканд?
– Значит, не приглашаете!
– После соревнований обязательно приезжай. Поедем в Омонкутан, отдохнём.
По жребию мне выпало выйти на ринг со студентом Ленинабадского педагогического института Сафо Тохирзода из Таджикистана. Кандидат в мастера спорта, натренированный, атлетического телосложения спортсмен. Гладко выбритая сияющая голова, тонкие усики придавали его внешности солидный вид грозного и решительного римского гладиатора.
Начался первый раунд. Сафо стремительно бросился в бой, нанося сильные удары. У меня в голове одна мысль – защитить правую сторону головы, не пропустить удар. Весь первый раунд я провел в защите.
Во втором раунде Сафо, забыв о защите, решил быстрее покончить со мной. Я умело защищался. Однако один из сильных ударов Сафо попал мне в левый глаз. Голова закружилась. Нокдаун. Судья открывает счёт. Один, два… девять. Я оправился. Снова команда: «Бокс». Воодушевленный успехом, Сафо перешел в нападение. Лицо его открыто, он нанес мне сильный удар правой рукой, но я успел отскочить. Не попав в меня, он по инерции движется вперед. Голова и руки опущены. Для контратаки этот момент был наилучшим. Я быстро сделал шаг вперёд и нанёс ему сильный удар левой рукой в голову, затем, сделав шаг вправо, правой рукой еще раз резко нанес боковой удар. Сафо распростерся на ринге. Нокаут.
Уже выходя из зала, я взглянул в зеркало возле двери. Под моим левым глазом красовался большой синяк. Следующим моим соперником был Александр Савельев. В первый день соревнований он с явным преимуществом одолел мастера спорта из Москвы Петра Осипова. Начался наш бой. Зная друг друга, мы не стремились наносить слишком сильные удары. В основном старались показать техническое мастерство. В ходе боя я чувствовал, что Саша щадит меня: ни разу не нанёс удара по голове. Закончился раунд. Я не чувствовал усталости, был полон сил, снова рвался в бой. Бой завершён. Рефери поднял мою руку. «Наверное, Саша обиделся», – подумал я. Но он по-мужски, улыбаясь, протянул мне руку. Я обнял его и сказал:
– Прости!
Когда мы выходили из зала, он спросил:
– А за что ты просил прощения?
– Ты вёл бой вполсилы, щадя меня, и мог без труда победить.
– Не болтай чепухи, ты провёл красивый бой. Сильно прибавил в технике.
Мы с ним пообедали, потом сходили в кино. Оставив его в гостинице, я вернулся в студгородок и решил сходить к Соне. С июня начинаются экзамены, потом производственная практика в России, на Алтайском тракторном заводе. С Соней я не увижусь целых три месяца. Размышляя об этом, я направился к общежитию. На проходной сидел всё тот же вахтер. Увидев меня, он спросил:
– Почему у тебя опять синяк под глазом? Никак не угомонишься?
Я объяснил, что получил его на ринге.
– Проиграл? Глаз-то твой подбит!
Я ответил ему, что пока выигрываю все поединки.
– Неужели правда? Ты не шутишь?.. В тот день, когда ты распластал тех двух верзил, я понял, что ты отличный боксёр. Мой младший сын тоже хочет стать боксёром. Ты не сможешь обучить его? Он такой же худощавый, как и ты.
– Хорошо. Приводите. Я познакомлю его с моим тренером.
Я поднялся к девушкам, дверь открыла обрадованная Соня, но тут же огорчилась, увидев подбитый глаз. Я объяснил, что это обычное явление для боксёров.
– С чем вас поздравить? Соня прямо извелась в ожидании новостей, – воскликнула Зайнаб. Я взглянул на Соню.
– Зайнаб, наверное, свихнулась. Придумывает всякое, – смутилась Соня.
– А разве не ты молилась, чтобы Камол победил на соревнованиях? Зачем скрываешь?
Соня, покраснела.
– Мы ваши болельщики, – заявила Кундуз, – все мы молились за вас.
– До сегодняшнего дня все ваши молитвы были приняты свыше. Я победил в двух боях. Что будет завтра – не знаю, – сказал я.
– Ура-а! – закричала Зайнаб, хлопая в ладоши. – Вот видите, это я больше всех просила Бога!
Только теперь я понимаю, что эти дни были самыми счастливыми в моей жизни. Улыбающаяся Соня, радостные рукоплескания Зайнаб и Кундуз…

* * *

На третий день соревнований я вышел на ринг против Анатолия Степанова, студента Новосибирского университета. Он был старше меня на два года и ростом повыше. Боксом занимался более 10 лет. Мастер спорта. Борис Андреевич даёт мне последние наставления: противник силён и опытен, будь очень осмотрителен в бою, но не теряй активности, не забывай о защите головы. Первый раунд прошёл хорошо. Анатолий вел бой на дистанции, я старался наносить удары левой рукой, а правую руку использовать для защиты головы. Анатолий часто атаковал. Его удар правой рукой я отбил левой и в прыжке нанёс ему удар в голову правой рукой, которая у меня была в защите. Удар вышел сильным и точным. Анатолий повис на канатах. Нокдаун. Рефери отсчитал до «9» и предложил продолжить бой, но прозвучал гонг.
Начался второй раунд. В этом раунде Анатолий был более осторожен, больше внимания уделяя защите и беспрестанно атаковал. Парируя его удары левой рукой, я нанёс ему боевой удар в голову правой. Удар вышел хорошим. Анатолий на миг замер в замешательстве, потом быстро отскочил назад. Гонг! Закончился второй раунд.
Прозвучал гонг, возвещая о начале третьего, последнего раунда. Мой соперник начал этот раунд в очень высоком темпе. Он знал, что уступил мне в двух предыдущих. Сейчас во что бы то ни стало ему необходимо было выиграть. Нанося легкие удары, я быстро отхожу назад, кружа по рингу. Анатолий же старается нанести удар в голову, почувствовав моё слабое место. Отступая, я тянул время. Соперник перешёл в атаку, стал прижимать меня в угол ринга и левой рукой нанёс мне сильный удар в голову, выше правого глаза. Я отскочил назад. Что-то тёплое стало растекаться по лицу. Соперник добился своего. Рефери немедленно остановил бой и вызвал врача. Обследовав рану, тот заключил: бой продолжать нельзя. Мне был объявлен технический нокаут, и рефери поднял руку Степанова. Когда мы пожимали друг другу руки, Анатолий сказал:
– Не обижайся. Это бокс. Ты провёл отличный бой. Замечательный!
Проиграв бой в полуфинале, я снова не выполнил норматив мастера спорта. Борис Андреевич сильно огорчился, но успокаивал меня:
– Ты хорошо бился. Ладно, на этот раз не повезло. Не расстраивайся! Бой ты провёл отлично. Чувствовался твой явный перевес.
Вернувшись в общежитие, в комнате я застал обоих Кадамов. Глядя на мою голову, Кадам спросил:
– Ну, как успехи?
– Из-за открывшейся раны на голове я получил технический нокаут.
– А соперник был сильный? – спросил маленький Кадам.
– Да. Хороший парень из Новосибирска.
– Значит, ты выбыл из соревнований?
– Да. Проигравший выбывает. Видимо, молитвы девушек сегодня не бы?