Дом, в котором я жила: лирические воспоминания о семидесятых глазами ребёнка
Каждую квартиру в нашем доме я знала досконально – где что стоит, что можно трогать, а к чему лучше не приближаться, особенно у тех, кого мама просила посидеть со мной, когда я была совсем мелкой.
Очень любила я оставаться со своим крестным, дядей Колей, но чтобы его жена, тетя Шура, учительница математики в колонии, была на работе. Дядя Коля все разрешал мне делать и никогда не поучал. У них в серванте стояли фарфоровые игрушки, которыми дядя Коля разрешал играть.
В воскресенье в 9.30 по телевидению шла одна из любимых передач – «Будильник». Но почему-то в это время дядя Коля (в доме все его звали Емельяныч) начинал бриться электрической бритвой, которая давала помехи. Тогда я звонила им и кричала в трубку: «Дядя Коля, перестань бриться! «Будильник» идет!» И он переставал, ожидая целых полчаса, когда закончится моя передача.
Я очень любила оставаться с соседкой, которая жила под ними – тетей Наташей, или Натальей Ивановной. Тетя Наташа была совсем не строгой и разговаривала со мной как со взрослой. Разрешала лазить в ящичках комода, где хранились всякие брошки, сувениры и прочая мелочь, безумно интересная ребенку.
Она даже простила мне, что как-то летом я разбила пасхальное яйцо, которое она хранила больше года. Она объясняла мне что-то очень долго, почему хранит его, но я не прониклась. Мне стало интересно, какое же оно внутри спустя несколько месяцев. Я стала подбивать ее разбить яичко и в итоге кокнула его сама. Яйцо мумифицировалось и даже не пахло.
Еще одна соседка, которая иногда присматривала за мной – Людмила Павловна, преподаватель русского языка и литературы. На все лето к ней приезжала внучка Света из Рыбинска, младше меня всего на полгода, и были мы с ней тогда подружки не разлей вода. Людмила Павловна была требовательна к поведению, прямо как учительница из старых фильмов – у нее не побалуешься, но мне все равно нравилось бывать у нее. Во-первых, у нее, как и у нас, было много книг. Но если в нашей библиотеке не было никакой системы, то у нее на полках стояли красивые томики классиков, выстроенные по ранжиру. В спальне у нее рос огромный жасмин, запах которого просто пьянил.
Добрые друзья
Детский сад у нас появился, когда мне было четыре года, но уже к моим пяти годам или даже раньше мама отказалась меня водить туда, потому что в детском саду я постоянно болела. Поэтому с пяти лет я – полноправная хозяйка дома. Не целый день, конечно, я была одна, а чаще до обеда, потому что возвращался после первой смены в школе старший брат Сергей, и какое-то время я была под его присмотром. Но он очень быстро убегал гулять, и я вновь оставалась одна.
Мама работала недалеко, и поэтому прибегала покормить меня обедом. Могла забежать и не в обеденное время, например, если в магазин привозили мороженое. Она растапливала мороженое в железной кружке на плите, и я ела теплое мороженое, в котором плавали вафли.
Самыми близкими друзьями в то время для меня были детские пластинки со сказками.
Очень страшно было слушать Бабу-ягу в «Аленьком цветочке», и я замирала каждый раз перед проигрывателем в этих местах, боясь даже вздохнуть. Как-то родители в награду за то, что я осталась дома одна даже в воскресенье, привезли пластинку со сказкой «Кошкин дом». С этой сказкой было веселее.
Коллекция детских пластинок была не очень большой, и потому мне разрешали целый день держать включенным телевизор. Я его не смотрела, а слушала, как пластинки: новости, документальные фильмы про строителей БАМа, про успехи сельского хозяйства, выступление Брежнева на съезде партии.
При свете керосинок
В 70-е у нас довольно часто выключали электричество, особенно зимой. Сразу же мы прилипали к окну в кухне, из которого была видна роща, а за ней лес, а чуть левее – колония для несовершеннолетних. Такой вот «натюрморт». Мы ждали, когда на вышках, где стояли охранники, начнут пускать сигнальные ракеты, освещая территорию – ведь колония тоже осталась без света. Ракеты пускали каждые две-три минуты – для нас это был своего рода салют. Потом раздавался сильный рев – заводили «движок», который работал от солярки и подавал электричество «на зону» – заключенных нельзя было оставлять без света. Как только загорался свет и освещал территорию колонии, ракеты пускать прекращали.
В наших же квартирах оставалась темнота. Мы доставали свечи, которые всегда были в запасе. Я мечтала о керосиновой лампе, как у бабушки, потому что она давала хороший свет – при ней можно было даже читать. При свечах это делать было довольно трудно. И мама купила керосиновую лампу, но не такую, о которой я мечтала – у бабушки была с открытой колбой, а у нас – «летучая мышь». Это была переносная лампа. Она была более защищена от внешнего воздействия, но из-за этого не давала столько света, сколько обычная.
Когда дом оставался без света, безумно интересно было выйти на улицу, убедиться, что и все остальные дома стоят в темноте, а потом рассматривать окна соседей – кто как пытается осветить квартиру. Если окно было достаточно светлым, значит, горела керосинка, если тусклым – свеча. А вот луч света бегает по стенам – включили электрический фонарь.
Если электричество не давали в течение часа-двух, а дело было холодной осенью или зимой, окна дома начинали «украшать» сетки с продуктами, которые вывешивали через форточку, чтобы не пропали в неработающих холодильниках. Сетки с продуктами вешали даже на первом этаже, никто не посягал на них.
Украденные тапочки
Никто не пытался украсть и развешанное во дворе белье, за исключением случая, произошедшего в самом начале 80-х, когда украли сушащиеся на заборе мамины вельветовые тапочки, немного похожие на кроссовки.
Все соседи были в шоке: никогда ничего подобного у нас не было! Ключи от квартиры оставляли или под ковриком, или над дверью. Мы клали ключ в почтовый ящик возле двери, и все об этом знали.
А тут вдруг тапочки украли! Прихожу я в школу, в этот день у нас собирают линейку по поводу плохого поведения некоторых учеников, среди которых был мой одноклассник. Поставили их перед строем. Смотрю, а на Сашке точь-в-точь мамины тапочки.
Я рассказала обо всем маме, она пошла в школу, и мой одноклассник признался, что это он украл сушившиеся на заборе тапки. Сашку пожурили и заставили вернуть тапочки. К слову сказать, будучи уже взрослым, он все-таки попал в тюрьму.