Восторги и страх первобытных эмоций
В конце минувшего года закончился конкурс «Кубок Балтии» на лучшее стихотворение, в котором участвовали сотни поэтов со всех уголков земного шара. Нашу газету в жюри конкурса представлял спецкор «ЛГ» Евгений Минин. Сегодня мы публикуем стихи финалистов – победительницы Майи Шварцман из Бельгии и серебряного финалиста – Романа Ненашева из Самары.
Майя Шварцман
Родилась в Свердловске (Екатеринбурге), окончила музыкальную школу-десятилетку и консерваторию, скрипач. Работала в театре оперы и балета, публикуется с 1984 года, из России уехала в 1990-м. Пишет стихи, а также рецензии и статьи о классической музыке. Автор нескольких книг. Живёт в Генте (Бельгия), работает в оркестре Европейской филармонии и в камерном ансамбле «Papageno».
* * *
На солнце щурясь верхними
окошками мансард,
встаёт из спячки, нехотя
потягиваясь, март.
Телята в пятнах Роршаха
задумчиво следят
за таяньем прогоркшего,
слежавшегося льда.
Им всё в новинку: пялятся
на глинистый откос,
на сумрачные палицы
обрезанных берёз.
Остолбенев, таращатся,
как дым солодяной
полупрозрачной кашицей
струится над трубой.
На солнце щурясь верхними
окошками мансард,
встаёт из спячки, нехотя
потягиваясь, март.
Телята в пятнах Роршаха
задумчиво следят
за таяньем прогоркшего,
слежавшегося льда.
Им всё в новинку: пялятся
на глинистый откос,
на сумрачные палицы
обрезанных берёз.
Остолбенев, таращатся,
как дым солодяной
полупрозрачной кашицей
струится над трубой.
В нём, как в парной, купается
новорождённый взрыв
роящегося паюса –
летучей мошкары.
Снуёт жуков-навозников
рабочая артель.
Трава стремится к воздуху,
прокалывая прель.
С детвой* воркует пасечник.
С рассвета допоздна
вычерчивают ласточки
кардиограммы дня.
И в ознаменование
закрытия поста
везде граффити пряные
вскипевшего кота.
------------
* Детва – личинки пчёл.
* * *
Моему сыну
В назначенный час
библейского утра,
сиявшего солнцем и воздухом ультра-
мариновым, внятная речь началась.
Пред взором Адама
текли вереницей
орлы, куропатки, гепарды, куницы,
улитки, – овамо
и семо, ползком, и нырком, и летая,
стада, косяки, караваны и стаи,
и каждый шагал с подобающей дамой
(хотя кое-кто попадался двупол).
Никто не додумался «паспортный стол»
сказать, безыскусно мычали да выли,
явились как есть получать имена,
кто чистый и гладкий, кто в глине и в иле,
и шли терпеливой толпой дотемна.
Попутно слова
рождались другие:
могла ж на Адама напасть аллергия
на тех, например, у кого голова –
начало хвоста, как положено змию.
Но надо сперва
подробности тела
подметить умело,
названия членам придумать, а там
добавить эпитет
(что позже похитят
потомки – подмогой к банальным стихам).
Кто станет навеки прекрасным, кто гадким –
для всякого молвь находилась с осадком
рефлекса, что вызвала каждая тварь.
Восторги и страх первобытных эмоций
срывались, лились с языка как придётся.
И ширился ежесекундно словарь.
Но главного, первого, тёплого слова –
молочно-беззубого, первоосновы
рожденья и речи –
безродный, увечный
Адам, называвший зверьё свысока,
не мог и представить,
был просто не вправе:
что мог он сказать, человек без пупка?
Его произнёс, прорыдал ли, пропел –
обжёгшись, поранивши палец, упавши,
боясь темноты ли, размазавши кашу, –
первейший из первенцев, шкодник, пострел.
Залюблен, заласкан и с рук не спускаем,
как все до поры, кто любовью храним, –
он был нераскаянным грешником, Каин,
но первое слово осталось за ним.
библейского утра,
сиявшего солнцем и воздухом ультра-
мариновым, внятная речь началась.
Пред взором Адама
текли вереницей
орлы, куропатки, гепарды, куницы,
улитки, – овамо
и семо, ползком, и нырком, и летая,
стада, косяки, караваны и стаи,
и каждый шагал с подобающей дамой
(хотя кое-кто попадался двупол).
Никто не додумался «паспортный стол»
сказать, безыскусно мычали да выли,
явились как есть получать имена,
кто чистый и гладкий, кто в глине и в иле,
и шли терпеливой толпой дотемна.
Попутно слова
рождались другие:
могла ж на Адама напасть аллергия
на тех, например, у кого голова –
начало хвоста, как положено змию.
Но надо сперва
подробности тела
подметить умело,
названия членам придумать, а там
добавить эпитет
(что позже похитят
потомки – подмогой к банальным стихам).
Кто станет навеки прекрасным, кто гадким –
для всякого молвь находилась с осадком
рефлекса, что вызвала каждая тварь.
Восторги и страх первобытных эмоций
срывались, лились с языка как придётся.
И ширился ежесекундно словарь.
Но главного, первого, тёплого слова –
молочно-беззубого, первоосновы
рожденья и речи –
безродный, увечный
Адам, называвший зверьё свысока,
не мог и представить,
был просто не вправе:
что мог он сказать, человек без пупка?
Его произнёс, прорыдал ли, пропел –
обжёгшись, поранивши палец, упавши,
боясь темноты ли, размазавши кашу, –
первейший из первенцев, шкодник, пострел.
Залюблен, заласкан и с рук не спускаем,
как все до поры, кто любовью храним, –
он был нераскаянным грешником, Каин,
но первое слово осталось за ним.