Наученные Горьким. Часть седьмая

В 1895-1896 годах будущий классик Максим Горький трудился журналистом в «Самарской газете». Писал статьи, фельетоны, заметки, очерки, рассказы, подписывая их оригинальными псевдонимами. В честь его 150-летнего юбилея мы продолжаем проект «Наученные Горьким»: в течение года знакомим читателей с самарскими публикациями нашего именитого коллеги. Материалы взяты из фонда Самарского литературно-мемориального музея имени Максима Горького. Русский человек, а особенно если он один из отцов города, — крайне плохой лингвист вне сферы нецензурных слов. И всякий раз, когда в его ушах звучит слово гигиена, — он вспоминает: Геенну огненную. Место, о неудобствах котораго он много слышал от странников и странниц, единственных педагогов, авторитет которых он признает и в знания которых верит. Гиену. Кровожаднаго зверя вроде свиньи, о котором он читал у Густава Эмара, самаго занятнаго из литераторов и единственнаго, который, шельма, действительно хорошо пишет. И вот всякий раз, когда в присутствии отца города или в собрании отцов города некто произносит страшное и в тоже время удивительно смехотворное слово ги-ги-е-на, пред их умственным взором вспыхивает огонь геенны и в воображении их хрюкает гиена. Эти два образа совершенно заслоняют собой гигиену, и вот почему важное значение этой науки для жизни до сей поры отцами города непонятно и не усвоено, а практические выводы ея в российских городах не применяются, и обыватели оных вместе с самоуправцами своими живут по уши в грязи и дышат воздухом, полным ароматами гниения и разложения… *** Ах, как жалок и несчастен будет нос того человека, который решится сунуть сей почтенный орган на набережную! Как только нос его поравняется с гордостью Самары, каменной стеной, тотчас же этот нос будет сворочен на сторону, разворочен во все стороны, и хозяин носа лишится навсегда самой выдающейся черты своего лица. Каких бы крупных размеров эта черта ни достигала, она отправится к чорту, если войдет в черту набережной. Дело в том, видите ли, что русский человек всюду, где бы он ни побывал, оставляет за собой ясные следы своего пребывания… Мне рассказывал один солдатик, участвовавший в кампании 48 года, что жители одного венгерскаго местечка были побеждены и бежали не пред русским оружием, а прямо пред русским духом. Русский лагерь был расположен близко к местечку, и жители его, очень храбрые жители, в течение двух дней спокойно отсиживались в своей миниатюрной крепостце; на третий день наши войска снялись и ушли в сторону, но храбрые венгры ни мало не выиграли от этого… Солдатики озаботились засвидетельствовать свое присутствие в данном месте и оставили по себе такую память, что жители местечка немедленно разбежались во все стороны из своей крепости, оставив ее в полное наше распоряжение… *** В военное время такая привычка русскаго человека весьма выгодна, но в мирное не особенно… И не только не выгодна, а, пожалуй, прямо-таки вредна, ибо может, например, затруднить правильное течение экономической жизни города… Каким образом? Очень просто. На самарскую набережную, буде положение дел не изменится и следы пребывания на ней переселенцев не будут уничтожены еще дня два-три, нельзя будет выйти человеку с носом, а так как почти все наши производители и товароотправители обладают носами, то они и рискуют остаться с носом вместо того, чтоб отправить свои грузы по назначению. Прекращается вывоз. Затем к Самаре подходит пароход и пытается пристать к берегу, но на набережной ни души… И в то же время всем находящимся на пароходе людям бьет в нос такое сильно-неприятное амбре, что не только они, но даже и сам пароход отворачивает нос от города. Прекращается ввоз. Отсюда полный застой экономической деятельности города, безработица, волнение масс, увеличение смертности и все иныя последствия экономическаго кризиса, возникшаго на почве неуважения к гигиене и санитарии и на почве привычки русскаго человека всюду оставлять за собой всегда и везде одни и те же ароматические следы. Я, заботясь о будущем города, рекомендую отцам его озаботиться скорейшей чисткой набережной, — в противном случае мое предсказание торговаго кризиса исполнится… Нужно верить всем дурным предсказаниям, так научает нас ход русской жизни, подтверждая каждое из них… *** Сегодня «Между прочим» — с душком… Это вполне естественно, над городом носится целая какофония ароматов — с набережной несет человеком, Алексеевская площадь благоухает цветами, всюду запах гниющих кухонных отбросов и согретых солнцем помой и, наконец, на каждом радиусе рельс конки воняет не то смолой, не то потом кучеров… В самом деле, чем поливает конка изгибы рельс, предохраняя стирание бандажей у колес вагонов? Я видел, как один безстрашнолюбопытный человек наклонился к рельсам, храбро понюхал и стремглав бросился прочь от места опыта с лицом, искаженным судорогами морской болезни. Я думаю, что он остался жив, и если встречу и узнаю его, то не премину спросить у него, с чем ознакомился его нос… Иегудиил Хламида Четверг, 27 июля 1895 года, №159 Наученные Горьким. Часть шестая