Если бы мне пришлось писать сочинение на тему «Как я провела лето», то ответила бы я всего двумя словами: «в монастыре». Вместе с ребятами из Франции, Италии, Колумбии и Испании я приводила в порядок храм начала XХ века, училась общаться жестами, гуляла по Самаре и набиралась незабываемых впечатлений. Немного истории Иверский женский монастырь – один из главных исторических символов Самары. Построенная в середине XIX века обитель прошла длинный и непростой путь от небольшой общины до одного из самых крупных женских монастырей дореволюционной России, в годы советской власти превратилась в рабочий городок, пользующийся дурной славой, но устояла и в 1990-е годы возродилась. Сейчас от постсоветского разорения на территории монастыря не осталось и следа: восстановили главный собор и сестринский корпус, по сохранившимся чертежам воссоздали высокую гордую колокольню, недавно закончили строительство дома паломников. И, пожалуй, единственная постройка здесь, нуждающаяся в срочной помощи, – это Трапезный храм начала ХХ века. Для его восстановления Всероссийское общество охраны памятников открыло этим летом в Самаре один из своих международных кампусов. Проект был рассчитан на две смены, каждая – по десять дней. На первую смену, с 8 по 17 июля, приехала и я. Язык жестов vs английский Готовых вооружиться лопатками, кистями, кирками и в едином порыве помощи атаковать стены Трапезного храма оказалось 15 человек. И из них 10 иностранцев – ребята из Франции, Италии, Испании и Колумбии. О многонациональности группы я не подозревала, пока не зашла в волонтёрский автобус и в ответ на своё «привет» услышала hello. В школе моим основным иностранным был немецкий, английский же застрял где‑то на уровне «хау ар ю» и сериалов с двойными субтитрами. И когда я тряслась в крохотном автобусе по улицам Самары, страшно паниковала, гуглила основные разговорные фразы и планировала все десять дней сливаться с окружающей местностью и прятаться по углам. И первые несколько часов исправно действовала по этой схеме. А потом началось знакомство. Наш координатор собрал всех и радостно объявил: «Знакомиться мы будем через игру «Снежный ком»! Каждый называет своё имя и основное качество, а следующий повторяет и добавляет собственные». Именно тогда мне пришлось впервые выбраться из своей русскоязычной раковины. А заодно выяснить, что не я здесь самая некоммуникативная – три человека не знали английский даже на моём слабом уровне и могли разговаривать только на родном. Обнаружив это, я несколько успокоилась, но ещё несколько дней жутко стеснялась своего русского акцента, постоянной путаницы с временами и артиклями и небогатого лексического запаса. Чаще всего выручал язык жестов – и в конце концов мы настолько наловчились объясняться и понимать друг друга таким способом, что игра «крокодил», затеянная как‑то вечером, показалась ну совсем детской забавой. А вот переводчиками в телефоне никто не пользовался: не хватало времени и терпения. Но самым главным сюрпризом (и утешением) оказалось то, что многие ребята-иностранцы довольно сносно говорили по‑русски! Все дороги ведут в Самару Испанец Пабло изучает русский язык с репетитором, ходит на занятия три раза в неделю и даже привёз с собой стопку листов с упражнениями на склонения и спряжения. В Россию он приехал впервые: «Мне хотелось практиковать свой русский, а с кем это можно сделать лучше, чем с носителями языка? И вообще поездка в Россию – прекрасная возможность изучить изнутри её культуру. Когда мои друзья узнали, что я еду сюда, они начали говорить, что я выбрал неправильный город, нужно было посетить Москву или Санкт-Петербург. Но я не жалею: мне очень нравится Самара». А ребята из Колумбии успели побывать и в Петербурге, и в Москве, и даже в Казани. Анна и Алехандро путешествуют вместе уже полгода – из города в город, из страны в страну, и всё исключительно по волонтёрским программам. Находят проекты и подают заявки через сайт workaway. Так они оказались и в Самаре. Вообще, через workaway в кампус попали почти все иностранцы. Волонтёры из России – а их было четверо, не считая меня, – узнали о кампусе напрямую через ВООПИК, каждый из них уже участвовал раньше в проектах или субботниках организации. Из всей первой смены только я подала заявку через «Гудсёрфинг». Быт да быт кругом Жила наша команда прямо на территории монастыря, в доме для паломников. Чтобы мы не смущали настоящих паломников и не смущались их видом сами, нас поместили в отдельный подъезд с весёлой табличкой «Мы живём здесь!» на входе. Корпус был трёхэтажным: первый этаж занимал небольшой холл, на втором жили девочки, третий отдали парням. Виды из окон были впечатляющими: с одной стороны – колокольня и часовенка, с другой – знаменитый самарский пивоваренный завод, примерно ровесник монастыря. В комнатах было по две кровати, две тумбочки и два стула, стол, шкаф и вешалка. Санузел – общий на этаж: две туалетные кабинки, три раковины для рук, душевая. К ванной прилагались огромные бутыли шампуня и геля для душа, пузырьки с мылом для рук и порошок для ручной стирки. А ещё у нас была «чайная комната» – с двумя электрочайниками, столом, хаотично раскиданными по всему помещению ярко-синими табуретками, холодильником и забитым посудой шкафчиком. Это было наше место силы: сюда мы таскали вкусняшки с завтраков и обедов, здесь обсуждали всё на свете. Поболтаем? — Hey, girls! Do you wanna tea or coffee? – с этой фразы начинались самые прекрасные моменты, когда все подтягивались на кухню, мостились вокруг стола – в тесноте, да не в обиде! – и начинали болтать. Об образовании и о политике, о мальчиках и отношениях, о том, кто на кого сегодня как посмотрел во время работы. И, конечно, о религии – окружающая обстановка не позволяла оставить эту тему в стороне. Очень часто говорили и о православном дресс-коде. Француженки, воспитанные в католической реальности, искренне не понимали необходимости длинных неуклюжих юбок и цветастых косынок (и те, и те тоже нашлись в шкафу – по экземпляру на человека). «Is it Russian style?» – крутили они на голове платки. А потом повязывали под подбородком и покатывались со смеху: «БабУшка, бабУшка!» Оказалось, что это слово живёт и здравствует за границей, правда, с иным значением (и ударением). Для иностранцев «бабУшка» это завязанный по‑старушечьи платок. Они и Алёнку с шоколадки называли бабУшкой. К концу смены нам удалось их убедить в том, что «бабушка» – это женщина, а не платок, и они стали дружно называть «бабУшками» монахинь. Обед по расписанию Дни у нас проходили по примерно одинаковому расписанию. Основными и неизменными его точками были приёмы пищи. Кормили нас в монастырской трапезной – тем же, что ели и сами сёстры. Половина нашей смены совпала по времени с постом, поэтому первые несколько дней на столе мы находили исключительно овощи и крупы. Потом меню стало посвободней, а наши мальчишки – счастливей. Еда иностранцев тоже удивляла. Они осторожно пробовали и либо сразу проникались горячей любовью к очередному русскому блюду, либо морщились и откладывали в сторону. Золотой середины не было. Очень всем понравилась гречка, которую сразу же обозвали «коричневым рисом». А самые яркие эмоции вызвали вареники с картошкой. Видео Александры Токтарёвой За работу! С десяти утра начиналась работа. За первую смену мы успели потрудиться в двух направлениях. Сначала – видимо, чтобы проверить наши навыки – нам доверили не особо серьёзное задание: покраску забора. Разделив длинную ограду – каждому по три участка – мы счищали грязь и пыль наждачкой, оттирали старую потрескавшуюся краску, а потом, подстелив куски картона и вооружившись кистью, принимались красить. Сложнее всего приходилось с вензельками и крестами – краска сползала тяжёлыми каплями, портила весь торжественный вид. Когда забор кончился и заблестел свежим чёрным покрытием, нас перевели на обещанный храм. И тут меня постигло разочарование. Думая о реставрации, я предвкушала что‑то суперинтересное. На самом же деле нам пришлось очищать фасад от слоёв штукатурки и краски, накопившихся за предыдущие годы. Самые проворные успели отхватить мастерки, не таким везучим достались металлические кисточки. Так мы разделились на два пласта рабочего класса: элитный и не очень. Единственное, что объединяло и тех, и других, – наши одеяния. Каждый был экипирован в ярко-синий дождевик, респиратор и огромные рабочие перчатки. Наш летучий отряд был единогласно окрещён «смурфиками». С храмовыми стенами «смурфики» и сражались вплоть до конца первой смены: 2 м засохшей краски в высоту, про длину лучше и не заикаться. Счищаешь один слой – обнаруживаешь под ним следующий. Повторить процедуру. И так до тех пор, пока не проклюнется ржаво-красный, кирпичный. Тут уже нужно быть осторожным – кирпичи от возраста легко разрушаются, осыпаются от мало-мальски сильного прикосновения. Окультуривание После работы мы, все в краске и пыли, спешили на обед, где, оголодавшие, проглатывали всё, что было на столе. Вторая половина дня обычно была посвящена экскурсиям и мастер-классам: за десять дней смены мы успели сплести корзинки и порисовать на пленэре, обойти пешком (и не один раз) весь исторический центр Самары, побывать в миллионе музеев и даже спуститься в бункер Сталина. Вечера мы тоже проводили вместе – играли в «Мафию» в парке, танцевали на пляже, плавали в Волге, наслаждались каждой минутой и каждой секундой, спали по три часа в сутки, понимая, что на «выспаться» ещё будет время. А эти мгновения – они только здесь и сейчас. И их нельзя потерять. Потому что именно это запомнится. Потому что жизнь – та самая, настоящая – складывается как раз из таких моментов. Потому что волонтёрство – это в первую очередь о людях. О тех самых ребятах, которые так заразительно смеются, и идут рядом с тобой, и приехали сюда, потому что дышат тем же, чем и ты, и живут тем же, чем ты. И – о май гад – как же это здорово! А главное – это доступно каждому, стоит лишь подать заявку. Александра Токтарёва
