Дело врача: когда некому лечить людей в глубинке
Верховный суд рассмотрит сугубо личное, на первый взгляд, дело: выпускница Самарского медицинского университета Светлана Низамеева требует признать свое право учиться в ординатуре.
Общественный интерес к ситуации обусловлен тем, что положительное для молодого специалиста решение может сломать сложившуюся в последние десятилетия систему обеспечения врачебными кадрами российской глубинки. Для здравоохранения это грозит обернуться настоящей катастрофой.
Дело в том, что девушка поступила в мединститут по целевому набору, заключив соответствующий договор с больницей в Димитровграде (Ульяновская область). После окончания вуза она обязалась пять лет отработать участковым терапевтом. Все расходы на ее обучение, включая выплату стипендии, оплачивались из федерального бюджета. Но, получив диплом, Светлана поменяла свои планы: теперь она хочет остаться в Самаре, поступить в ординатуру и выучиться на эндокринолога. А отправляться в Димитровград и прозябать на участке категорически отказывается.
Ее юрист напирает на то, что формально больница не платила за обучение, поэтому договор не имеет силы. В Димитровграде же по-прежнему ждут доктора, он там очень-очень нужен. Суд встал на сторону больницы. Освободиться от участковой «кабалы» Низамеевой не помогли ни апелляция, ни кассационная жалоба. Но она не сдается, считает нарушенными свои конституционные права на труд и образование. И вот дело уже дошло до Верховного суда.
Не будем лукавить: целевое обучение — это слегка закамуфлированная реинкарнация советской системы государственного распределения. В СССР каждый выпускник медицинского института (как и других вузов) должен был отработать три года там, где ему скажут. Хоть в горячей, хоть в холодной точке. Государство таким образом латало кадровые дыры, обеспечивало провинцию специалистами. Отработав положенный срок, молодые врачи уезжали, их заменял следующий «призыв». После краха Советского Союза обязательное распределение отменили, но проблема нехватки врачей никуда не делась. Сейчас ее решают с помощью целевого обучения.
В некоторых медвузах количество целевиков доходит до 40 процентов и продолжает расти. Не так давно председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко предложила довести этот показатель до 90 процентов, а в ординатуре — и до 100 процентов. Но если Верховный суд примет аргументы Светланы Низамеевой, встанет на ее сторону, то до больниц и поликлиник в глубинке врачи-целевики просто не доедут. Дурных нема!
Да, циничная позиция молодого самарского доктора не вызывает симпатий. Поступила в престижный вуз фактически без конкурса (для целевиков проходной балл значительно ниже), получила бесплатное образование, а теперь ищет какую-нибудь лазейку в законодательстве, чтобы кинуть своего работодателя. Но очевидно и другое: в рыночных условиях принуждение априори не может быть эффективным. А на местах почти ничего не делают для того, чтобы доктору захотелось остаться.
Если бы приехавшим предоставляли нормальное жилье — квартиру или дом с перспективой выкупа на льготных условиях, — обеспечивали работой супруга, давали места в детском саду, наконец, платили более-менее приличные деньги, то часть врачей-целевиков могла бы и пустить корни на новом месте. А оснащение медицинских учреждений? Давно прошли времена, когда можно было повесить на шею фонендоскоп и начать принимать больных. Работа на допотопном оборудовании не доставит врачу никакого удовлетворения. Конечно, создание условий для молодых специалистов требует значительных расходов, а плоды его можно ждать лишь в перспективе. Но без этого дело не сдвинется, и молодые врачи по-прежнему будут считать дни до «дембеля». А то и пытаться нарушить договор, как находчивая выпускница мединститута из Самары.