X флотилия в русской ловушке

Отдавая кораблям X миноносной флотилии приказ открыть огонь по спящему городу, корветтен-капитан Франц Витинг не считал, что совершает военное преступление. Двадцатый век – жестокий век – окончательно размыл все былые предрассудки о «рыцарской войне», и именно моряки Кайзерлихмарине применили в Первой мировой войне новые стандарты. Боевые действия на Восточном фронте начались с того, что немецкие крейсеры «Аугсбург» и «Магдебург» обрушили 2 августа 1914-го свои снаряды на беззащитную Либаву.

Спустя менее чем через полгода ужас обстрела из огромных морских пушек испытали на себе жители английских Хартлпула, Скарборо и Уитби, когда их «навестила» эскадра адмирала Хиппера. Очень часто подобные вещи остаются безнаказанными. Но не в случае X флотилии. Расстреляв в ночь с 10-го на 11 ноября 1916 года российский город-порт, через несколько часов немецкая флотилия отправилась на дно почти в полном составе.

Первая мировая война на Балтике была позиционной. Русский Балтийский флот уступал по силе немцам, а потому отгородился мощными минно-артиллерийскими позициями. Уж в чём в чём, а в минном деле русские моряки толк знали – ещё со времен Русско-японской, когда основные их успехи были связаны с применением именно этого вида оружия.

К началу новой войны на вооружении русского флота стояли якорные мины образцов 1898-го, 1908-го и 1912 гг. – мощные и удобные в эксплуатации. Мины пироксилиновые и толовые, снабжённые ударно-механическим взрывателем и гидростатической системой автоматической установки на заданное углубление.

Германцы держали основную часть своих ВМС в Северном море против англичан. На Балтике кайзеровские адмиралы обходились, главным образом, легкими силами – эскадренные миноносцы, подводные лодки, крейсера. Немецкие дредноуты на этот театр боевых действий перебрасывались очень редко, а новейшие русские линкоры типа «Севастополь» в бездействии отстаивались в Гельсингфорсе – начальство боялось рисковать бронированными гигантами. Поэтому обе стороны с увлечением занимались набегами миноносных и крейсерских сил на позиции друг друга, да «бодались» у Моонзундских островов, являвшихся «ключом» к Рижскому и Финскому заливам.

И вот в октябре 1916-го капитан 1 ранга Хуго Лангемак (накануне представленный к контр-адмиральскому званию) поставил командующему X миноносной флотилией корветтен-капитану Францу Витингу задачу: проникнуть в контролируемые русскими воды и пускать ко дну все транспорты, курсирующие между Ревелем и Моонзундскими островами. Витинг воспринял этот приказ с воодушевлением. Позже он вспоминал свои тогдашние ощущения: «В моём распоряжении – храбрые, закалённые войной офицеры и команды. Они слепо доверяют друг другу и в трудные минуты работают рука об руку. Их томит нетерпение столкнуться с врагом, сразиться во имя победы и славы Германии. Моя флотилия состоит из новейших, лучших миноносцев. Нам поставлена цель – уничтожение неприятельских кораблей, цель, которою должен гордиться каждый истый моряк». Их было у Витинга одиннадцать – быстрых поджарых «псов войны»: новенькие G-89, G-90, S-56, S-57, S-58, S-59, V-72, V-75, V-76, V-77, V-78 постройки 1914-16 гг. К тому моменту германские верфи «Вулкан» и «Шихау» стремительно производили эсминцы, близкие к лучшим образцам своего времени: свыше тысячи тонн водоизмещения, паровые турбины, дающие скорость хода в 35-37 узлов, 105-мм и 88-мм орудия главного калибра, по шесть торпедных аппаратов.

Витинг, конечно, осознавал опасность этой миссии. Вначале он провёл 20 октября 1916 года разведывательный рейд к Моонзундскому архипелагу, беспрепятственно дойдя до северного побережья острова Даго и вернувшись обратно. После этого было решено приступить к «главному блюду» – и вторично Витинг вышел в море в ночь с 10 на 11 ноября. «Мы знаем, что русские понаставили много мин в своих водах, но счастье сопутствует риску, отчего бы ему не улыбнуться и нам!», – размышлял он, стоя на мостике своего флагмана S-56. Корветтен-капитан поглядывал на небо, где луна как нельзя более удачно скрылась за облаками. Дабы снизить риск встречи с минами, командующий выстроил корабли кильватерной колонной, с промежутками в 300 метров. Вся линия вытянулась на три километра, так что концевые эсминцы Витинг видеть в ночной тьме не мог.

В 20.38 поступил первый тревожный сигнал: на S-56 морзянкой просигналили, что отстали замыкающие миноносцы S-57, V-75 и G-89. Витинг распорядился повернуть, дабы выяснить, в чём дело. Всё что ему сообщили – один из концевых эсминцев подорвался на мине, два других пришли ему на помощь. В сложившихся условиях времени на поиски отставших не было, и Витинг скрепя сердце велел оставшимся восьми кораблям возвращаться на боевой курс. В тот момент он не знал, что постигшее его отряд ЧП оказалось куда более тяжким, чем ему представлялось.

V-75, ведомый капитан-лейтенантом Менхе, нарвался на мину, взорвавшуюся прямо под командирским мостиком. Корабль тут же начал оседать, кочегарки быстро наполнились водой. На помощь терпящим бедствие устремился S-57 под командой «доблестного», как аттестовал его Витинг, старшего лейтенанта Притвица. Но когда корабли сблизились, прогремел новый взрыв, разорвавший V-75 на три части и немедленно отправивший его на дно.

Этот взрыв был столь мощным, что повредил главный паропровод S-57. Почти сразу же незадачливый эсминец тоже «поймал» свою мину и отправился вслед за V-75. На подмогу гибнущим поспешил G-89 капитан-лейтенанта Заупе. Перегруженный спасенными, G-89 поневоле отправился в обратный путь.

Такое начало не сулило ничего хорошего, но флотилия Витинга продолжала мчаться на восток 21-узловым ходом. В 10 часов немцы с трудом опознали в темноте остров Оденсхольм и таким образом определили своё точное местоположение. Но тут их постигло большое разочарование. Витинг ожидал увидеть скопище беззащитной «домашней скотинки» – курсирующие пузатые транспорты, на которые он собирался спустить свою «волчью стаю». Никого, ни огонька! Корветтен-капитан с досадой оглядывался. Но возвращаться несолоно хлебавши в его планы не входило, понесённые потери следовало чем-то оправдать. И Витинг велел идти к русскому Балтийскому порту (ныне эстонский Палдиски).

Приблизившись к бухте Рогервик, Витинг оставил пять эсминцев у её устья, а с тремя другими осторожно приблизился к городу. Ни одного корабля в гавани не обнаружилось. «Как это досадно! Что же, остаётся обстрелять только военные сооружения. Бедный Балтийский порт! Напрасно там чувствуют себя так спокойно за минными заграждениями. Какой переполох поднялся, вероятно, в нём, когда в 1.30 ночи шесть прожекторов вдруг неожиданно забегали своими лучами взад и вперед, и началась ужасная бомбардировка. Но "варвары" обстреливают только сооружения в гавани, склады, сараи и подобные постройки и щадят мирный город... Выпущены 162 разрывные гранаты; результат – солдаты и лошади убиты, а военные сооружения превращены в развалины...», – в своих послевоенных мемуарах Витинг, естественно, старался всячески себя обелить.

Действительность, впрочем, оказалась несколько не такой, как он расписывал. Сам по себе Балтийский порт военного значения не имел и был населен почти исключительно мирными рыбаками. Жертвами внезапного германского огня, обрушившегося на город, стали, как свидетельствует русский офицер Гаральд Карлович Граф, двое солдат, две женщины и четверо детей. Семь человек получили ранения. Ну и ещё довершили «триумф» Витинга двенадцать убитых лошадей. Опасаясь возмездия, Витинг на выходе из бухты развернул эсминцы на запад и тут же дал 26 узлов хода. Мера предосторожности оправданная – сразу же после известия о налете русские 1-й и 5-й миноносные дивизионы, находившиеся относительно недалеко, стали разводить пары. Немцы спешили: скорее, скорее – чтобы успеть соединиться со своими крейсерами «Кольберг», «Старсбург» и «Аугсбург» и VIII миноносной флотилией, ожидавшими Витинга в условленном месте.

Приближаясь к месту гибели S-57 и V-75, Витинг приказал слегка изменить курс. И тут столб воды с грохотом вырос у борта G-90 под командованием капитан-лейтенанта Херимнга, шедшего непосредственно вслед за флагманом. Мина, разорвавшаяся рядом с турбинным отделением, поставила жирную точку в пути уже третьего корабля злосчастной X флотилии. Впрочем, до того, как «девяностый» скрылся под поверхностью воды, его экипаж принял к себе на борт S-59 капитан-лейтенанта Клейна. Прежде чем Витинг и его люди успели опомниться, один из концевых миноносцев просигналил прожектором: «V-72 ММ». Это означало, что на мине подорвался и V-72, ведомый капитан-лейтенантом бароном фон Редером. Если у немцев и были какие-то подозрения насчет подводных лодок, то теперь они окончательно рассеялись. По словам Витинга, в тот момент он ощутил себя в настоящем аду. Большую часть команды «семьдесят второго» приняли флагман и V-77. Шансов довести подорванный эсминец до порта не было – и Витинг велел его затопить.

Но чаша отчаяния, которую пришлось испить в ту ночь немцам, ещё не иссякла. Поступил новый сигнал «ММ» – на сей раз подорвался S-58 капитан-лейтенанта Хермана. Вода устремилась сквозь развороченный борт таким водопадом, что «пятьдесят восьмой» вскоре опрокинулся, унося на дно своего командира.

Спасением команды занялся S-59. Но роковой жребий постиг и «пятьдесят девятого» – встреча с миной, взрыв – и вот уже обреченное судно беспомощно качается на волнах.

Снимать людей с S-59 стал флагманский корабль. «S-59 уже имел на себе два лишних состава, а поэтому, когда S-56 пришлось снять с него всех людей, на флагмане оказалось три лишних комплекта. Всего на нашем борту находилось теперь почти 400 человек. Но как хорошо держат себя люди! Ни страха, ни злобы, ни слова упрека. Даже нет торопливости при пересадке. Всё идет, как на учении. По временам слышатся возгласы: "Сперва возьмите раненых, а потом перейдём и мы". Да, это были надежные люди…», – делился Витинг. Cудьба послала корветтен-капитану выбор из двух плохих решений. Можно было либо оставлять обречённые эсминцы и пытаться быстрее выйти из опасной зоны, либо организовать спасение людей. Но второй вариант означал, что ещё неповреждённые корабли должны вплотную подходить к подорвавшимся эсминцам, рискуя самим налететь на мину. Витинг уверяет, что он даже не раздумывал, какой вариант из двух ему предпочесть.

Итак, их осталось четверо. «Неужели ещё не конец этой дьявольской ночи? Нет! Мы все пока на минах. Довольно размышлений! Они не помогут. Скорее, как можно скорее прочь из этих злых вод. Дальше, дальше на запад с S-56, V-76, V-77 и V-78 со скоростью 27 узлов! Одно утешение: стало светать. Но бедам ещё не пришел конец», – передаёт корветтен-капитан свои тогдашние эмоции. Финальной жертвой русских мин оказался концевой V-76 капитан-лейтенанта Яспера. Корабль отправился на дно, а его экипаж перекочевал на V-77. Витинг не мог надивиться тому обстоятельству, что его S-56, двигавшийся в голове колонны, избежал всех мин. Люди на борту флагмана ежесекундно ожидали подрыва, и донёсшийся из недр корабля хлопок больно ударил по нервам. Но на сей раз это была не мина – лопнула одна из труб в котельном отделении. «Пятьдесят шестой», внезапно лишившейся всей воды в котлах, встал, а у его бортов ошвартовались V-77 и V-78. Устранение совместными усилиями последствий аварии затянулось почти на час. Всё это время три оставшихся эсминца стояли на минном поле.

Когда S-56 дал ход, дальнейший путь прошёл уже без злоключений. Тройка счастливцев выбралась из «чертова котла», как выразился Витинг, на чистую воду и вскоре встретилась с другими эсминцами, посланными на подмогу контр-адмиралом Лангемаком. Вскоре показался и крейсер «Кольберг», на котором держал флаг сам Лангемак. Русские корабли, посланные в погоню, не успели настичь остатки X флотилии до того, как она соединилась с основными силами.

Настало время подводить итоги ночного рейда: кайзер лишился семи эсминцев. Правда, благодаря взаимовыручке немецких моряков людские потери оказались на диво небольшими: всего 16 погибших. Но всё равно расплата за Балтийский порт оказалась сокрушительной.

Главный вопрос – а зачем немцы попёрлись на рожон? Гаральд Граф недоумевал: «Оценивая этот набег так, как он представляется нам, его только и можно охарактеризовать, как "безумный", не делающий чести осведомлённости германского командования. Зная наверное, что у нас очень сильно заминирован вход в Финский залив, оно всё же послало в него свои суда. Неприятель не мог не знать о заграждениях, если не из тайных источников, то, во всяком случае, от подлодок, которые всё время держались у входа в залив и очень часто проникали за заграждение. Может быть, именно они и ввели его в заблуждение, указав какой-нибудь фарватер, которым сами пользовались, но, за неимением точной ориентировки, отряду попасть на него не удалось…».

Валентин Пикуль в своем романе «Моонзунд» писал, как русская разведчица, действовавшая под оперативным псевдонимом Анна Ревельская, втершись в доверие к одному из офицеров Кайзерлихмарине, сумела всучить ему «секретные» карты русских минных постановок в Финском заливе – якобы забытые в Либаве одним русским офицером во время эвакуации из города.

Сам же Пикуль почерпнул эти сведения из изданной в СССР в 1939 году книги британского историка Гектора Байуотера «Морская разведка и шпионаж. Эпизоды из мировой войны». Одна из глав книги была посвящена истории официантки либавского кафе по имени Анна. После того, как Либаву захватили немцы, красавица Анна вскружила голову военнослужащему Курту Бремерману. Она рассказала новоявленному воздыхателю, что жестоко оскорблена русским офицером, который соблазнил её, предлагая руку и сердце, а потом отказался брать с собой в эвакуацию, унизил и ударил. А после его отъезда Анна, как она поведала немцу, нашла у себя дома портфель с важными бумагами, оставленный её оскорбителем в суматохе бегства. Курт выпросил у неё этот портфель и тут же представил находку начальству. Среди бумаг обнаружились карты русских минных полей и оставленных меж ними проходов. Воодушевленный этим обретением, германский командующий и отправил X флотилию в Финский залив. После катастрофического исхода экспедиции немцы бросились арестовывать Анну, но та уже несколько дней, как покинула Лиепаю…

Красивая история. Непонятно, правда, сколько процентов в ней истины, а сколько – выдумки. Сама Анна Ревельская – личность полумифическая, точно не известно даже ее настоящее имя. По версии Байуотера, её на самом деле звали Картин Изельман. Была она рижанкой 1887 года рождения, а с 1913-го начала работать на русскую разведку. Если всё это правда, то, выходит, X флотилия стала жертвой женской хитрости…