Интервью с героем ВОВ Михаилом Степановичем Латохой – юным бойцом партизанского отряда в Белоруссии

О том, как сбежал от немцев, которые везли его на работы в Германию, как оказалось непросто попасть в партизанский отряд и многом другом 95-летний партизан Белорусского отряда Михаил Степанович Латоха в Севастополе (Крым) рассказал главному редактору федерального сетевого издания «Время МСК» Екатерине Карачевой.

Михаил Латоха

-- Михаил Степанович, как Вам жилось в довоенное время?

Родился я в 1925 году. Нас у мамы с папой было трое, кроме меня было еще две сестры – Галя и Вера (они уже умерли), я средний ребенок. Жили мы в селе Нижнее Стародубского района Брянской области. Наш колхоз назывался «Чернятино». Земли в нашем колхозе было всего 200 га.

Трудно жилось в довоенное время. Особенно тяжелое финансовое положение было в 1935 и 1937 годах, но мы не унывали. Отец и мать уходили на работу в колхоз, а я в 10 лет уже должен был выполнить домашние обязанности: нарвать травы свиньям, теленку, смотреть за цыплятками, а их три выводка, в непогоду собрать всех до одного под навес. В 12 лет у меня появились дополнительные обязанности по дому, к приходу родителей с работы я должен был сварить супчик с грибами, а грибы должен собрать сам, знал все грибные места. А еще в 12-13 лет на школьных летних каникулах я работал в колхозе, за лошадьми смотрел. Считаю, что ребенок с детства должен заниматься физической работой. Эта тяжелая жизнь закалила меня, а как я выгляжу на свой возраст в 95 лет (улыбается). Меня держит движение. Я дочку прошу каждый день что-нибудь поделать, дать мне какое-нибудь задание, сходить куда-нибудь по делам, мусор – само собой выбросить. Кроме того, еще и о школах надо думать, меня часто приглашают, с учениками постоянно общаюсь. -- Как Вы в партизанский отряд попали?

Сталин в 1941-м, обращаясь к народу, сказал: «Братья и сестры. Все народы Советского Союза, всех конфессий – объединяйтесь. Только объединение нам поможет выстоять перед коварным врагом. И Победа будет за нами. На временно занятых территориях создавайте подпольные организации, партизанские отряды. Пусть земля у фашистов горит под ногами». Что и было сделано. А уже знали, что идут оттуда и не остановятся эти гады. Россия – это ведь большое государство, имеющее всю таблицу Менделеева в своих недрах, лесные, земельные и прочие богатства. И вот эти западные заправилы нахально лезут, по-доброму они не хотят. И это уже исторически, много веков прошло, в том числе и Куликовская битва, и как Кутузов молотил Наполеона, и Отечественная война...

Наше село в Брянской области было оккупировано 16 августа 1941-го. Мне тогда было 17 лет. По приходу немцев в прежних колхозах выбирали старосту. Селяне выбрали старостой моего крестного, брата моей матери. Его дом находился в 150 метрах от леса, в котором часто базировались партизанские отряды.

Староста не только подкармливал партизан картошкой, другими продуктами, мукой снабжал, но и предоставлял сведения о передвижении немецких войск, союзников немцев – венгров, румын, а также других их действиях. Кроме того, через старосту передавали все фронтовые новости, и новости с Большой Земли.

Михаил Латоха

Немцы разделили всю колхозную землю, и раздали мужскому населению. У нас в семье было двое мужчин – папа и я, вот мы каждый получили по 2 га, всего 4 га на семью вышло.

Как немцы пришли, я сразу хотел уйти в партизанский отряд, но они повесили объявление: «Кто уйдет в партизанский отряд, семья того будет расстреляна». Я испугался за своих, и остался, а сам думаю – все равно уйду. А в 43-м немцы объявили о мобилизации всей молодежи, загрузили в вагоны всех моих одноклассников и повезли нас в неметчину на работы, как они сказали.

Первая попытка побега была у меня в Клинцах (Брянская область). Немцы утром открывали двери вагона для проветривания, но я уйти не смог, немец меня опять в вагон загнал. А через вагон в тамбуре сидел немецкий автоматчик, так ему после моей попытки побега сказали: «Кто будет прыгать на ходу – стреляй». Едем ночью, разговор такой у нас с пацанами идет. Один говорит: «Давай ножом прорежем дырку в вагоне и будем опускаться». А один из наших товарищей говорит: «Я кричать буду». Третий говорит: «Давайте его задавим, чтобы не гавкал». Я пацанам говорю, ну зачем нам эти жертвы, давайте уходить по одному, тихо, и показал первым пример уже под городом Могилев. Поезд шел по насыпи с малой скоростью. В полшестого утра немцы открыли дверь для проветривания, это август месяц был. Я предварительно взял документы, полотенце, мыло и обувь, мысленно перекрестился (у меня мама верующая была). Прыгнул – слышу стрельба, я изрядно поцарапался, но живой, очухался, скатился в кусты, отсиделся немного. Поезд ушел. А ведь это август 43-го был, я уже знал, что Красная Армия наступает, уже Курская битва была. Я подумал, если пойду в Красную Армию, попаду под снаряд или шальную пулю, это ведь прифронтовая зона. И решил в партизанский отряд в Белоруссии пробираться. -- Легко ли было в партизанский отряд попасть?

До партизанского отряда дорога длинная оказалась, не так-то просто в него оказалось попасть (смеется). После того, как от немцев сбежал, вышел я на шоссе. Иду по нему, а все люди сбоку идут.

Одна женщина мне и говорит: «Детка, ты не иди по шоссе. Партизаны минируют шоссе. Ты видишь, там только немцы ездят по шоссе».

В Белоруссии – леса и болота. Прихожу я в то же утро, когда с поезда спрыгнул, в самую первую деревню, есть-то мне хотелось. В деревеньке вижу селянку, говорю ей: «Теть, что-нибудь покушать можно?» А в это время немец идет: «Матка, млеко, яйка». Она меня за дверь прикрыла, всю еду немцу отдала. И говорит: «Деточка, уходи. Увидят тебя здесь, убьют. Если б еще дивчина – ничего, а хлопца видят и сразу к стенке». Она ничего не дала мне, я ушел, а есть охота.

Иду дальше по дороге – в следующей деревне сменял мыло у женщины на еду. Рядом лес, я в лес пошел.

Подхожу к следующей деревне, женщина одна, уже темно тогда было, мне говорит: «Деточка, иди сюда», дала покушать кислого молока и картошки. Спать лег. Рано будит и говорит: «Увидят тебя, всех убьют, уходи». Дала она мне с собой немного еды, и я ушел. Иду по дороге. Подхожу к реке Березине. На той стороне мужчины стогуют сено. Спрашиваю у них – где немцы, а где партизаны. Они сразу: «Там партизаны. Туда не иди». Я понял, что надо этих мужчин опасаться, сделал вид, что иду в деревню, где немцы и полицаи, а сам под сарай лег, часа в два ночи слышу – стрельба между партизанами и немцами.

Я пошел в лес по болоту, по мне стрельба. Еще в детстве читал, что под водой можно через соломинку дышать. Я влез полностью в болотную жижу, соломинку сорвал и дышал через нее, потом чуть-чуть ухо одно приоткрыл, стрельбы нет, поднялся, осушился, очистился, иду в лес. Что ж делать. Август месяц, рожь поспела, натер колосочков, поел зерна. Женщины в сарае молотили рожь, спросил у них, где партизаны, они показали на деревню – там партизаны, а немцы в другой стороне.

Михаил Латоха

Прихожу в деревню с партизанами, едут мне на встречу на лошадях два седока в немецкой форме. У меня душа в пятки. А это партизаны оказались переодетые. Они меня отвели в штаб, там все в немецкой форме. Раздели меня до гола, и каждый рубчик одежды прощупали. Думаю – что такое. Выходит комиссар в чисто советской армейской форме: «Сынок, в военное время немцы засылают в партизанские отряды лазутчиков для диверсионных работ. Всякие бывают люди. Так что ты, брат, не обижайся. Принять мы тебя в отряд не можем, потому что ты без оружия пришел». В общем, не приняли меня в отряд, пошел я не солоно хлебавши. Так обидно было.

Партизанских деревень рядом много было, немцы к ним не совались, боялись. Чтоб напасть, готовили большую войсковую операцию. А партизаны вылазки ночами делали. Пришел к другой деревне – там такой злой был дядька начальник штаба партизанского. Обматюгал меня, я чуть не заплакал. Перешел я речку Друть, и пришел в деревню Коркать, уже вечер, есть хотелось. Попросил у хозяйки – дала картошки и кислого молока. Рассказала, что она жена помощника командира полка по хозяйственной части. Хозяйка рассказала командиру отряда про меня, а он решил мне проверку устроить и говорит: «Раз ты знаешь повадки лошадей, на тебе дикую лошадь, отведи ее в стадо на ночь». Лошадь стоит и стрижет усами (нервничает, то есть), я тростинку выломал, вскакиваю на нее, лошадь делает свечу, но сбросить меня у нее не получилось, голову вниз, чтобы меня сбросить через себя, потом как рванула со двора. Меня спасло, что улица длинная и ровная. Я боялся одного, дикие лошади могут упасть на спину, и своим крупом задавить седока. К счастью, этого не произошло. Я отвел ее в стадо, спутал, шел оттуда весь белый. Хозяйка ругала этого командира, он меня увидел, взял за руку: «Первое испытание прошел.

Оружие достанешь в бою». Вот так я и был зачислен в партизанский отряд в отделение противотанкового ружья (ПТР), командир отделения Андрей Леонтьевич Самкевич (погиб в Польше, подорвался на мине). -- Добыли оружие?

А как же (смеется), в первом же бою и добыл. Боевые действия партизан были только в ночное время.

Потому что ночью немцы спали, они не бросались по ночам против партизан, это было в исключительных случаях, да и видимость ночью хуже. Мы под городом Могилевом подходим, обложили немецкий гарнизон со всех сторон, оставили лазейку через мост, под мостом – пулеметный и минометный расчет оставили.

Командир разведки очень хорошо говорил на немецком. Когда мы немцев окружили, они выскочили в кальсонах и в окопы, этот командир разведки им говорит: «Сдавайтесь. Мы гарантируем вам жизнь». На его слова сразу автоматная очередь рванула. Тогда командир нашей оперативной группы – отдал приказ: «Огонь!». Мы сразу ответили огнем, склад подожгли.

Моя задача была оружие добыть. Здание горит, падает, я вытащил ящик и притащил его на командный пункт. Ткаченко Геннадий Максимович мне говорит: «Что ты притащил?», открывает, а там целый ящик пистолетов. Обнимает меня. Это ж самое дорогое. Я взял два пистолета, но один отобрали, а потом и второй – солдату не положено личное оружие, только у офицеров оно могло быть. А мне выдали СВТ Токарева (самозарядная винтовка системы Токарева – Ред.). На винтовку одевался наконечник вроде глушителя, чтобы снимать часового, я подполз, я невысокого роста и чик его, он буль, и сразу на вышку наши забрались, немецкий гарнизон атаковали. И я был награжден медалью «За боевые заслуги».

Однажды из противотанкового ружья в октябре 43-го мы сбили немецкий самолет. Пилот посадил самолет, выходит немец, руки поднял, за ним выходит власовец и начал отстреливаться. А у нас было задание – при возможности не убивать, а ранить. Мы его косонули по ногам: «Ты же обречен, что стрелял». А он нам отвечает: «Вы же все равно расстреляете». А у нас команда была не расстреливать, а отправлять в особый отдел и партизанское управление.

Михаил Латоха

Немцы за помощь партизанам мстили населению, которое содержало и кормило их. Целыми деревнями сжигали. Мозг помнит все, что было в то время, стресс такой был.

Я служил в 113-й партизанской бригаде под командованием Белоусова Константина Михайловича. В этой бригаде еще было два отряда – Павлова Григория Кузьмича по прозвищу «Борода» и чеченца Османа Мусаевича Касаева (Герой Советского Союза – Ред.), в его отряде были кадровые офицеры, знали военное дело хорошо. Отряд Касаева наводил на немцев ужас. Когда в феврале 44-го немцы блокировали партизанские отряды, из самолета смертельно ранили этого чеченца, когда его похоронили, немцы знали, что он убит, и охотились за его останками – так боялись его. Нам пришлось его даже перезахоранивать, чтобы немцы не нашли могилу и не осквернили ее.

А еще в нашей бригаде был интернациональный взвод. Антифашисты – немцы, с оружием в руках переходили на сторону партизан. Был у нас и француз. Он вместе с одной женщиной ходил в разведку. У женщины этой муж-военный погиб в первые дни войны, и она пришла к нам в отряд с двумя своими сыновьями – 8 и 13 лет. А как она погибла эта женщина-разведчица…

Она возвращалась с задания, все должны пройти секретный пост, назвать пароль. На тот момент у нас был пароль «Ростов-9». Когда они возвращались, то сказали этот пароль, но их из секретной точки – двое автоматчиков расстреляли. Предателей сразу обезоружили. Уже на второй день состоялся трибунал и их расстреляли по законам военного времени. Они оказались заброшенными диверсантами для уничтожения командира отряда разведчиков. Этих диверсантов лично расстрелял 13-летний сын погибшей разведчицы. Это такие моменты страшные, которые врезаются в память и забыть уже невозможно. Детей позже забрали на Большую Землю самолетом, который нам взрывчатку, питание для радиостанции, письма и медикаменты доставлял.

Еще помню момент. Когда мы соединились с частями Красной армии один наш партизан (уже не помню его имени-фамилии) врывается в блиндаж с немецкими офицерами, в руках у него две противотанковые гранаты с выдернутой чекой: «Хенде хох!». Немецкое офицерье трухануло, ничего не успели предпринять, и он пленил 40 офицеров высшего командного состава. За что и получил Героя Советского Союза.

Меня часто спрашивают: «А, вот когда в бою идешь против фашистов – страшно?». Я говорю – какой-то миг – да, но потом такая злость наступает, все до ужаса сжимается – если не ты его убьешь, то он тебя. Я его – немца – не просил сюда, на мою Россию-Родину, приходить… -- Где Победу встретили?

Победу я встретил уже не на фронте. Когда нас перебрасывали с одного фронта на другой в августе 1944 года, ну ребята молодые, кашу нам давали не особенно много, чай, не хватало еды. На одной остановке, полустанок небольшой ребята решили у полячек молока попросить. Так вот – шесть человек эти поляки насмерть отравили молоком. Потом были снова бои за освобождение Польши. Я тогда ранение получил. Но сначала я нарушил приказ – «не стрелять»…

Мы должны были тихо-тихо окружить немецкую часть, которая засела в одном польском поселке. Моего друга Андрея Самкевича убило, ему миной голову оторвало. Я, когда это увидел, у меня от злости внутри все горело. Я развернул пулемет и ору: «Ах вы, б…», как врезал по кустам, фрицы затихли. Ко мне командир подбегает и орет: «Что ты делаешь? Команды не было стрелять!» Но когда он увидел тело Андрея, и меня раненого – не ругался больше. Несут меня ребята на носилках, а когда ранен – обезвоживание организма происходит, пить хочется сильно. Подходим к полячкам, они возле колодца стояли, просим воды попить – полячки не дали воды. Они нас ненавидели. Это пшеки – они есть и будут, и это продолжается по сей день.

Отправили меня в госпиталь в Дзержинск под Горьким (Нижний Новгород), я там три месяца отлежал и комиссовали, инвалид 3й группы, написали – «не годен к строевой службе». Нога до сих пор не сгибается.

После госпиталя я не поехал в свою родную деревню на Брянщину, потому что там никого не осталось.

Сестры на Донбасс перебрались, я туда к ним и приехал. Сначала закончил вечернюю школу, потом заочно институт, затем на шахте работал. В 1956 году получил партийный билет, который со мной все время находится (показывает рукой на карман рубашки возле сердца), я не меняю своих взглядов, так и в жизни у меня. -- А как Вы в Севастополе оказались?

В Донбассе прожил почти всю свою жизнь, работал. Построил дом, провел газ, воду, электричество.

Огород на 6 сотках земли вырастил – яблони, клубнику, малину, смородину, абрикосы и даже персиковое дерево посадил. Но когда в 2014-м разорвался снаряд возле моего дома, всего в 50 метров, сын говорит: «Пап, что мы ждем, чтобы у наших ног снаряд разорвался?». За два часа мы собрались, сели в машину сына и уехали в Севастополь. Тут у меня дочка живет, она здесь с 1988 года. Приехали мы с сыном, а у дочки комнатка была, у меня были деньги, выкупили еще одну комнату рядом – это бывший детский садик 13-го завода. Я дом в Горловке за бесценок отдал за 3 тыс. долл. всего, когда такие дома минимум 20 тыс. стоили, половину я сыну и вторую дочери отдал. Мне, как ветерану Великой Отечественной войны, наша Россия дала квартиру, сейчас в ней сын живет.

Михаил Латоха

-- Что изменилось в Севастополе после проведения референдума в 2014 году?

Изменилось, конечно, много. Ведь Крым – это Черноморский флот, власть над морем и прочее. Крым же теперь не досягаем, защитили его.

Я как-то так здесь вписался – все меня приглашают к себе, я рассказываю о войне. Я очень активный.

Мне нравится, что у меня паспорт Российской Федерации.

Мы должны были ехать в Москву на Парад Победы 9 мая (2020 года – Ред.), но из-за ситуации с коронавирусом все отменилось, надеюсь, в 2021-м побывать на параде Победы на Красной площади.