ФИЛОСОФИЯ ГЕОПОЛИТИКИ. ХОТЯТ ЛИ РУССКИЕ ВОЙНЫ?
Втягивание России в большую войну всегда было тяжелой, но оправдывающей любые усилия задачей. Не никаких сомнений в том, что вне активного участия России большая часть глобальных конфликтов разворачивалась бы кардинально иным, альтернативным образом, чем это было в действительности. Начиная с Семилетней войны, череды наполеоновских войн, серии войн с некогда могучей Османской империей, через страшную катастрофу Первой мировой войны к горькому триумфу во Второй, Россия самым непосредственным образом формировала саму структуру и исход конфликта.
Втянуть Россию в Первую мировую войну было особенно тяжело. Наша страна только что проиграла войну с Японией, проиграла с треском и позором, проиграла на всех фронтах, на суше и на море, проиграла всухую, не выиграв ни одного сражения. Япония не считалась до той поры первоклассной военной и военно-морской державой, европейцы вообще не считали любых азиатов равными себе на поле боя. Отгремевшие недавно опиумные войны и подавление Боксерского восстания приучили европейцев, в том числе и русских, считать Азию закостеневшей в вековом застое, не способной на модернизацию и прогресс.
С конца XIX века Россия привыкла говорить с Японией с позиции силы, одним дипломатическим нажимом выдавив самураев из Манчжурии. Столкнувшись с Японией в Корее, Россия смело шла на конфликт. И вдруг такой конфуз! Русские войска оказались не в силах ладе обороняться, Порт-Артур пал, эскадра Рождественского была буквально расстреляна, как на полигоне.
Небоеспособность армии и флота была первым уроком Русско-японской войны. Но в не меньшей степени эта война выявила и недоговороспособность российского МИДа. В войне европейской державы с азиатской Россия не нашла союзников в Европе. Англия заняла откровенно враждебную позицию, Франция всеми силами уклонялась от любого содействия. Наибольшую дружественность российским усилиям на Дальнем Востоке по понятным причинам демонстрировала Германия, но ведь именно Германия и была главным врагом России в Европе.
Ещё более тревожным фактором было внутренне положение империи. Как правило, в тот период войны вызывали в европейских государствах взрыв шовинизма, крепкое единение нации с правительством, сознательное самоограничение нации в вопросах оппозиционной политической активности и замораживание экономических претензий. Но не в России. Русско-японская война вызвала в стране сильнейший политический кризис, вылившийся в кровавую революцию. Уже целые города переходили под власть Советов, Совет был организован даже в стольном Санкт-Петербурге ,и «сам Троцкий» руководил им. Вода подступала уже к самому горлу. Самодержавие в России не то чтобы рухнуло, но вынуждено было пойти на учреждение конституционного правления.
Мыслимо ли было при таких предпосылках, при наличии на всем теле страны ещё свежих, кровоточащих ран, вступать в глобальную европейскую войну с сильнейшей державой мира? Каким образом Россию в принципе можно было принудить к такого уровня конфликту, если она чуть не рухнула из-за периферийной войны с маленьким островным государством в Азии?
Тут было над чем подумать.
Есть такие периоды в жизни и развитии каждой молодой нации, когда она наиболее уязвима к разного рода иноземным прошивкам. Россия в том виде, в котором она вступила в Первую мировую войну, была рождена Петром Великим, а первые шаги по стезе большой европейской политики сделала при Екатерине Второй. Странное это было время. Молодая немка, жена царя-неудачника и тоже немца, приехавшая в чужую ей страну незадолго до переворота, вдруг стала играть решающие роли не только в российской, но и европейской политике. По каким-то соображениям она решила, что России совершенно необходимо восстановить древнюю Византию на месте вполне ещё дееспособной Османской империи.
Столь вздорная идея не могла не поставить Россию в положение всеобщего врага. Гегемонию в Средиземноморье оспаривали друг у друга тогдашние великие державы: Англия, Франция. Спору этому не было конца, более того его участники уже в период Наполеоновских войн держали в уме перспективу прорытия Суэцкого канала. Выход России непосредственно в Средиземноморье, практически у самого входа в этот будущий канал, не мог не тревожить британцев и французов, и свой ответ на византийские мечты России они дали под Севастополем в 1855 году. Казалось бы, византийские проекты следовало просто сдать в петровскую кунсткамеру и показывать молодым юнкерам лишь как уродливый курьёз.
Следовало бы. Но русское общество усвоило эту идею в тот же период, когда человеческий детеныш получает свои базовые представления о мире и о своем месте в нём. Никакое воспитание, никакое образование в дальнейшем не способно ни поколебать в нём эти идеи, ни даже зародить малейшее сомнение в их правомерности. Лозунг «Крест на Святую Софию!» совершенно бессознательным образом усваивался каждым новым поколением управленцев, военачальников, мыслителей, просто образованных русских людей, как непреложная истина.
Да, очень жаль, что молодость России пришлась на те времена, когда ею управляла женщина, не понимавшая ни своей страны, ни той части Евразии, куда её забросила судьба. Но ещё более трагичным было то, что формирование византийской мечты пришлось на время зрелости оппонентов нашей страны по европейской и мировой геополитики. Неосторожное движение России к Константинополю в 1877 году открыло Европе все её сокровенные душевные порывы, дало ей ключи к «таинственной русской душе» и коды к управлению российской политикой.
Ещё одной тонко подмеченной Европой особенностью русской сакральной политики была её сербоцентричность. Ориентация русской политики на Сербию была связана с тем, что в период Екатерины Второй сербы составляли неспокойный и ненадежный тыл Османский империи. Сербия должна была содействовать наступлению российских войск на Балканах, нанося удары в спину развернутым на северо-восток турецким армиям. По уже упомянутым выше причинам этот сиюминутный, рассчитанный на разовое применение чисто диверсионный замысел, принял в сознании российского общества гипертрофированно большое значение, доминирующее над любыми рациональными соображениями.
В репетиции к Первой мировой войне на Балканах, то есть в ходе Балканский войн 1912 – 1913 годах все эти соображения были проверены, откорректированы, приведены к актуальной политической ситуации и пущены в ход.
От того, насколько точен был расчёт поджигателей мировой войны зависела теперь судьба человечества.