Николай I: «полный гордого доверия покой», который ввел Россию в оцепенение
Николай Павлович Романов, будущий Николай I, родился 6 июля 1796 года, 225 лет назад. Каким его царствование выглядит сегодня?
Вторая половина девяностых стала пиком доброго отношения к тому, кого Герцен назвал «остриженной и взлызистой медузой с усами». Во всяком случае, среди озабоченных происходящим в стране интеллигентных людей: им казалось, что постсоветская Россия разваливается на глазах. Большую ценность приобрели идеи порядка, долга, служения, успокоения, и Николай I, к которому отечественная культура никогда не относилась с пониманием, вдруг стал положительным персонажем. Граждане вставшей с колен России очутились в стране победивших декабристов, и большинству из них это не понравилось, а будущее и вовсе казалось апокалиптическим.
Такого человека, как Николай I, Россия ждала и до него. Вспомним пушкинское:
Его я просто полюбил:
Он бодро, честно правит нами;
Россию вдруг он оживил
Войной, надеждами, трудами.
О нет, хоть юность в нем кипит,
Но не жесток в нем дух державный:
Тому, кого карает явно,
Он втайне милости творит.
Царствование Александра I заканчивалось хаосом в государственных делах, столичное дворянство и гвардию раздражала слабость и апатия тяготившегося государственными делами монарха. К концу жизни, когда ему не исполнилось и пятидесяти, это был совсем другой человек, не тот, что в «грозу двенадцатого года». Император устал, ему надоела безграничная власть и ответственность за все происходящее в стране. В приватных беседах он говорил, что хочет «уйти от мира».
Так же, высокой инфляцией, сумятицей в экономике, ослаблением дисциплины в армии и общим падением управляемости, завершалось и правление его бабки, Екатерины II. Долгое правление опустошает и изматывает правителя, и это сказывается на всем.
Но в 1825-м престол занял железный человек. Порядок — не русская идея, у нас он как-то не прививается, однако Николаю I в этом отношении удалось многое. Всю жизнь он перестраивал и укреплял страну. Изменяя ее, царь стремился к тому, чтобы в главных, базовых вещах она не изменилась.
Кодификация и упорядочивание законодательства. Реформа государственных крестьян, облегчение положения крепостных. Строительство первой в России железной дороги. Финансовая реформа. Четыре внутренние и внешние войны, не считая Крымской и постоянных боевых действий на Кавказе…
Тридцатилетнее царствование Николая I оказалось на редкость насыщенным. Его стержнем было как раз то, о чем Лермонтов сказал в «Родине»: «слава, купленная кровью», «полный гордого доверия покой» и «темной старины заветные преданья». Иначе говоря, стоящая на твердом фундаменте славного прошлого великолепная неподвижность. И вера, о которой говорил друг и ближайший сподвижник Николая I, Александр Христофорович Бенкендорф:
— Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно; что же касается будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение.
В отечественной культурной традиции над этими словами было принято смеяться. Но ведь Николаю I и в самом деле удалось построить на свой лад совершенную страну — с поправками на дороги, дураков и отечественную безответственность с воровством. И то, что лучше всего она бы функционировала в безвоздушном пространстве, где не было бы других, иначе развивающихся государств.
Финансы были сбалансированы, отношения между дворянами и крепостными стали более гармоничными. Государство жестко пресекало помещичьи злоупотребления, на смену рабству, по сути дела, пришла натуральная рента, теперь крестьяне были привязаны не к господину, а к принадлежащей ему земле.
Оглядываясь на европейские революции, начинавшиеся с мятежей городских низов, государство сдерживало развитие фабрик, но промышленное производство тем не менее росло. Бурно строились шоссе, да и железные дороги тоже, хотя последнее, как крайнее проявление не бывшей в чести идеи развития, не особенно поощрялось. Военно-морской флот стал третьим в мире, а армия была первой. Император работал по 18 часов в сутки, лично вникая во все мелочи.
«Полный гордого доверия покой» был абсолютным. Чтобы убедиться в этом, стоит прочесть книгу Федора Дмитриевича Бобкова «Из записок бывшего крепостного человека». И землепашцы, и дворовые были преданы господам, а к царю относились как к Богу. Совсем уж безобразные злоупотребления помещиков вызвали ответную реакцию (особо ярого любителя порок дворовые могли высечь, да еще и взять с него расписку в дальнейшем примерном поведении). Но революция, да и значительный, направленный против престола бунт, в империи Николая I были невозможны.
Внутренней угрозы для этой системы не существовало, страна ее приняла. Но в результате ряда внешнеполитических ошибок России пришлось вступить в предтечу мировой войны, где ее противниками выступили две сверхдержавы того времени. Англия, развивавшаяся мирно, но совершенно неумеренными темпами, и проживавшая одну революцию за другой Франция: каждый новый переворот вел к очередной модернизации.
Союзники несколько опередили Россию с перевооружением, хотя английская армия получила нарезные винтовки перед самой войной, а во Франции куда менее совершенные штуцеры имелись далеко не у всех пехотинцев. Подавляющим было их превосходство на море, драматически сказалась нехватка железных дорог: на театр военных действий русские солдаты шли пешком, при гигантских размерах страны это занимало непомерно много времени.
Но дело было не только в нехватке нарезного оружия и пороха, огромных расстояниях, необходимости держать войска на западной границе: в спину России была готова ударить и Австрийская империя. 30 лет насаждения строгого порядка и безусловного послушания начальству, как выяснилось в войну, имели и теневую сторону. В людях что-то надломилось: исчезли лихость, беззаветная отвага, готовность рисковать и брать на себя ответственность, которые были в русской армии от Петра I до императора Александра. Жестокая, часто бездушная дисциплина подорвала патриархальные, почти отеческие отношения между командиром и солдатами.
Армия сражалась, солдаты умирали, Севастополь держался героически. Но при этом было много случаев формального выполнения приказов, случалось и прямое пренебрежение долгом, которое, как это ни удивительно, часто сходило с рук. В Советской Армии, к примеру, такие офицеры, как те, кто увел свои части с поля битвы при Альме, были бы расстреляны перед строем.
Печальной оказалась бы и судьба устроившего на поле боя пикник с шампанским безупречного николаевского служаки генерала Кирьякова. По некоторым данным, автора выражения «шапками закидаем», перед сражением обещавшего перестрелять союзников «как кур». В молодости Василий Кирьяков был лихим воякой, получил орден Святого Георгия 4-й степени. Но как военачальника его сформировала система, где не поощрялась инициатива, а слова Бенкендорфа оборачивались пустым фанфаронством. Противниками же генерала Кирьякова были инициативные и предприимчивые французские военные, давно развивавшие принципиально новую тактику пехоты.
Генерал не озаботился перекрыть ключевое направление артиллерией, потерял управление войсками. В дальнейшем «на вопрос, где же его войска, он ровно ничего не мог ответить, кроме обличавших не совсем нормальное его состояние и не относящихся к вопросу слов, что «под ним убита лошадь!».
Свой пост Кирьяков тем не менее сохранил и принес еще много вреда.
Громы и молнии рассыпал сам царь, а он был далеко, и его не хотели волновать известиями о том, что в армии не все в порядке.
В упорядоченной, выстроенной как идеальный механизм империи вдруг иссякла энергия, механизм засбоил. Явными стали случаи нераспорядительности и воровства, кумовства и безалаберности. Замкнувший управление на одного себя, взявший непосильную для человека ношу, император был в этом виноват и, судя по всему, сам это понимал, и его последние месяцы были трагичны.
После поражения под Евпаторией Николай I, больной гриппом, с температурой, в февральские морозы принял смотр уходящих на фронт войск в одном мундире. За этим последовали пневмония и смерть, многие считали его поступок самоубийством. Говорили даже, что царь принял яд.
Вслед за миром последовали реформы, дело рук Николая I было кардинальным образом перестроено. Причиной «великих реформ» стала не боязнь революции, а необходимость адаптации к быстро меняющемуся миру. Чтобы побеждать в войнах нового типа, нужен был загодя подготовленный резерв, большая призывная армия. Дореформенный рекрут уходил из деревни в новый мир и служил 20-25 лет, у него начиналась другая жизнь. Он переставал быть крепостным. Возвращать помещикам множество обученных военному делу, переплавленных долгой военной службой людей было опасно.
После отмены крепостного права выяснилось, что в России живут способные, дельные, готовые влиться в новую реальность люди. В то же время, по наблюдениям Федора Дмитриевича Бобкова, пьянства и безделья стало гораздо больше. Но сам он, бывший дворовый и заядлый книгочей, стал предпринимателем, вышел в купцы первой гильдии, разбогател. При этом Федор Дмитриевич по-прежнему оставался пламенным монархистом.
В его время страна все еще была вполне патриархальной, но с каждым новым царствованием революция становилась ближе, и империя Николая I все больше воспринималась как «темное царство». При Советском Союзе это стало официально признанным диагнозом и изменилось, когда последствия обрушения СССР были как следует распробованы.
А теперь кажется, что николаевская монархия одна из наших «постоянных переменных», и мы из века в век делаем выбор между переходящей в хаос свободой и строгим порядком. Но при этом нигде не задерживаемся.