В четверг, 19 октября, исполнилось 105 лет со дня рождения легендарного советского поэта и барда Александра Галича. Талантливый драматург, подаривший театру и большому советскому экрану множество историй, которые полюбили миллионы зрителей, однажды он начал говорить своими стихами все, что было на душе. Вышло слишком честно, и поэту пришлось уехать из страны. Какой была Москва Александра Галича и какой она осталась в его песнях — в материале «Мосленты». Воздвиг он себе одиночку Александр Аркадьевич — высокий, красивый, элегантный — был благополучным советским литератором. Написал сценарии к нескольким фильмам, среди них — «Верные друзья», «На семи ветрах», «Дайте жалобную книгу», «Государственный преступник», «Третья молодость». Возможно, молодым зрителям эти названия ни о чем не говорят, но в свое время названные ленты были очень популярны. Галина Аграновская, супруга известного журналиста Анатолия Аграновского, вспоминала, как в 1957 году Галич пригласил их на премьеру своей пьесы «Много ли человеку надо...» в Театре Вахтангова: «Героиню играла дебютантка, молоденькая, очаровательная Катя Райкина. И еще один дебютант — Юрий Любимов. Первая его режиссерская работа. Пьеса — лирическая комедия. Очень все славно, постановка, актеры. После премьеры банкет в ресторане ВТО. Кого только не было на том банкете, весь цвет театральной Москвы. Поздравляли с успехом, желали дальнейших. Счастливые старшие Райкины принимают поздравления — дочка сыграла прекрасно!» Галич написал еще несколько пьес, среди которых «Походный марш», поставленный в Ленинградском новом, и «Вас вызывает Таймыр». Этот спектакль шел на сцене Театра Сатиры. «Матросскую тишину» хотела сыграть «Студия молодых актеров», вскоре ставшая «Современником». Однако бдительная советская цензура отыскала в словах пьесы крамолу, и генеральная репетиция стала… поминальной. Спустя много лет после ухода Галича Олег Табаков, один из участников старого спектакля, поставил новую «Матросскую тишину»… Благополучие Галича рухнуло, едва он отбросил намеки и откровенно заговорил о том, что наболело, тревожило. Со злой иронией говорил о старых вождях, с горечью — о сталинских репрессиях: палачах и жертвах. Едва у него «прорезался» голос, он стал персоной нон грата. Власть его отвергла, он был отовсюду исключен, все договоры с ним были разорваны. Известный литератор исчез, остался презираемый диссидент. Так, значит, за эту вот строчку, За жалкую каплю чернил, Воздвиг я себе одиночку, И крест на себя взвалил… Запах снега на Чистых прудах Он появился на свет 19 октября — в день открытия Царскосельского лицея, где учился Пушкин. В семье считали, что это знак свыше: быть Саше поэтом. Спустя несколько лет он «встретился» с Александром Сергеевичем. Семья переехала в Севастополь, а оттуда — в Москву, в Кривоколенный переулок, в дом, принадлежавший некогда поэту Веневитинову. К нему приходил Пушкин и читал «Бориса Годунова». «Удивительно, но я совершенно не могу себе представить Москву моего детства весною и летом, — писал Галич в автобиографической “Генеральной репетиции”. — Может и впрямь есть летние города и зимние города? Я отчетливо помню запах снега на Чистых прудах, запах крови во рту (какой-то великовозрастный болван уговорил меня, в лютый мороз, попробовать на вкус висевший на воротах железный замок), запах мокрой кожи и шерсти — это сушились на голландской печке мои вывалянные в снегу ботинки и ненавистные рейтузы, которые перед каждой прогулкой со скандалом натягивала на меня мама». …В детстве Александр посещал занятия литературной бригады «Пионерской правды» и в этой газете опубликовал первые стихи. Занимался в кружке Эдуарда Багрицкого, и мэтр хвалил его вирши. И потому «необыкновенно легко и даже почти без экзаменов» поступил в Литературный институт. Но юному дарованию этого было мало! Увидел объявление о наборе в студию Станиславского и ринулся туда. Поступил и целый учебный год метался из Литературного в студию и обратно — благо, они были недалеко. Однако Литературный пришлось бросить — не хватило сил. Он учился на актера, но актером не стал. Может, и к лучшему. Неизвестно, как бы Галич играл, но все знают, как он творил. Но когда пел свои песни, из него буквально выпирал лицедей… Галич вспоминал: «В начале тридцатых годов мы переехали из Веневитиновского дома на Малую Бронную, и моим миром стали Никитские ворота, Тверской бульвар, Большая и Малая Бронная и, конечно же, Патриаршие пруды: летом — зеленый сквер с прудом и лодочной станцией, а зимой — каток». Патриаршие он вспоминал в стихах: «Вьюга листья на крыльцо намела, / Глупый ворон прилетел под окно / И выкаркивает мне номера / Телефонов, что умолкли давно! / Словно встретились во мгле полюса, / Прозвенели над огнем топоры — / Оживают в тишине голоса / Телефонов довоенной поры! / И внезапно обретая черты, / Шепелявит в телефон шепоток: / — Пять-тринадцать-сорок три? Это ты? / Ровно в восемь приходи на каток!..» Евгений Евтушенко в эссе о Галиче назвал его представителем «магнитофонной гласности» и «прямым учителем Высоцкого». Можно вспомнить и высказывание, которое молва приписывала актеру с Таганки: «Мы все вышли из Галича, как из гоголевской “Шинели”». Поэты действительно близки по стилю, взглядам и даже герои песен — забавные, простоватые — схожи. У Галича это Егор Мальцев, гражданка Парамонова, Клим Петрович, психи из Белых Столбов, у которых «жизнь, так бы жил любой: / Хочешь — спать ложись, / а хочешь — песни пой!» Герои Высоцкого — гражданин Епифан, Зина и Ваня, врач Маргулис, другие сумасшедшие с Канатчиковой дачи: «Мы не сделали скандала, нам вождя недоставало, / Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков…» Галич, который был на два десятилетия старше Высоцкого, писал резче, саркастичнее. Высоцкий не подражал старшему поэту, а искал свою колею. И нашел! Его рифма набирала силу, стремилась перемахнуть через «флажки». Впрочем, зачем искать в них сходства и различия? Оба барда были неподражаемы, прекрасны в своих порывах, и за это мы им благодарны. Сказка про останкинскую девочку При всей своей поэтической решительности и даже дерзости Галич был сентиментальным. Многие его стихотворения кажутся автобиографичными, выплеснутыми с болью. Как, например, это под названием «Городской романс»: …Отвези ж ты меня, шеф, в Останкино, В Останкино, где «Титан» кино, Там работает она билетершею, На дверях стоит вся замерзшая. Вся замерзшая, вся продрогшая, Но любовь свою превозмогшая! Вся иззябшая, вся простывшая, Но не предавшая и не простившая! Никто уж и не помнит, был ли кинотеатр «Титан» в Москве вообще и в Останкине, в частности. Но та гордая билетерша точно была, и не одна. Хотя она могла быть и продавщицей, и крановщицей, и парикмахершей… Стихотворение «Леночка» Галич написал в поезде Москва — Ленинград под стук вагонных колес. Это сказка о советской Золушке — постовом милиционере, тоже «останкинской девочке» Леночке Потаповой. Она стояла с жезлом на шоссе, а заморский принц ехал мимо — из Шереметьева в Москву. Увидел «красоточку-шатеночку» и влюбился, а потом увез в свое заморское царство. Останкинскую девочку Узнал весь белый свет — Когда, покончив с папою, Стал шахом принц Ахмет, Шахиню Л. Потапову Узнал весь белый свет! Галич вообще понимал женщин, сочувствовал им, особенно тем, кто жил «в обнимку с бедой». У одной из его героинь «два сына было — сокола, / Обоих нет как нет! / Один убит под Вислою, / Другого хворь взяла!» И не только по ним стенает, заливает ночью подушку слезами та несчастная, а еще и по мужу, которого «льдиною распутица смела». Его глуховатый голос войдет в незнакомый дом Отвергнутый поэт бродил по московским тротуарам, повторяя старые строки, вышептывая новые: «Мы со сцены ушли, / Но еще продолжается действо, / Наши роли суфлер дочитает, / Ухмылку тая. / Возвращается вечером ветер / На круги своя, / Возвращается боль, / Потому что ей некуда деться…» Он вспоминал — радуясь и печалясь — людей, ушедших и живущих, свою прошлую жизнь. Еще не прощался с Москвой, да и не хотел уезжать, хотя все мосты были сожжены. Восклицал: «Брест и Унгены заперты, / Дозоры и там, и тут, / И все меня ждут на Западе, / Но только напрасно ждут!/ Я выбираю Свободу — / Но не из боя, а в бой, / Я выбираю свободу / Быть просто самим собой…». Однако Галича вытолкнули из страны. На родине остались его стихи, песни, старые магнитофонные ленты: «И мой глуховатый голос войдет в незнакомый дом….». На улице Черняховского — мемориальная доска с профилем поэта: «В этом доме с 1956 года жил до своего изгнания в 1974 году…». Внизу — слова из Евангелия: «Блажени изгнани правды ради».
