Что сделать с Севастополем, чтобы он стал более гармоничным с архитектурной точки зрения? Удается ли достичь такого результата другим городам, и если да, то как? И есть ли вообще будущее у архитектуры, которую Гете называл застывшей в камне музыкой? Может, пора смириться с нашествием безликих, но дешевых жилых микрорайонов? Поговорить об этом мы решили с членом Архитектурно-художественного совета Севастополя, директором Архитектурно-проектное бюро "Основа" Максимом Стрецкисом.Как из лимона сделать лимонадПовод для этого был самым приятным: в декабре АПБ "Основа" заняло восемнадцатое место в России по объемам проектирования. На сегодняшний день в нашем городе не так много компаний, которые добились бы заметных успехов в масштабах страны, и каждый такой пример, на наш взгляд, заслуживает внимания. А уж когда речь идет о таком интереснейшем и важном деле, как проектирование зданий и сооружений, – тем более. И вдвойне интересно, что мнение Стрецкиса – мнение не только успешного профессионала, но и человека очень молодого (директору АПБ всего-то 30 лет).– Максим, на сайте вашей компании говорится, что в 2024 году "Основа" выполнила проектную и рабочую документацию в общей сложности на 1,8 млн кв. метров, что по площади равняется семи московским Кремлям. Площадь запроектировано в рамках эскизных проектов составляет еще 1,4 млн кв. метров. Плюс 2,8 гектара в рамках разработанных концепций развития территорий и мастер-планов. Не впечатлиться этим результатом нельзя, как и 18-м местом в рейтинге Единого ресурса застройщиков. – Нужно еще учесть, что при составлении рейтинга ЕРЗ учитывает лишь многоквартирное жилье и только то, что находится в ходе строительства. То есть только жилые дома и апартаменты, которые имеют опубликованные проектные декларации, но еще не введены в эксплуатацию. Все, что запроектировано, но по каким-то причинам пока не строится, не учитывается. В прошлом году, например, мы закончили работу над проектированием огромного жилого комплекса на 200 тысяч кв. метров, который не был учтен как раз по этой причине. И таких объектов достаточно много.– Вы сейчас работаете в 14 регионах России. Где ваше присутствие особенно ощутимо?– Сейчас это в основном Крым, Ростовская область, Краснодарский край. Плюс Свердловская область, Татарстан, где у нас много объектов, причем очень интересных. Главный архитектор Казани Ильсияр Мисхатовна Тухватуллина очень трепетно относится к архитектуре и старается, чтобы как минимум в центре города появлялись, не побоюсь этого слова, архитектурные шедевры. Поэтому заниматься объектами, которые мы проектируем для этого города – большая честь.– Главное – что там есть главный архитектор. А в Севастополе его нет, и довольно давно.– Я думаю, это не только ваша боль. И что власти города тоже по этому поводу переживают.– Тогда что же мешает его найти?– Хороший вопрос, как принято говорить в таких случаях. Могу предположить, что не все хотят брать на себя такую ответственность.– Очень спорно, но оставим. Чем вы сами объясняете свой успех – ведь недостатка проектировщиков в стране нет?– Я думаю, за него надо благодарить нашу команду – у нас очень сильные ребята, каждый из которых занимается своим направлением. Все они по-своему талантливые, и в синергии усилий рождается вот такой результат. Но что интересно – мы не планировали так динамично двигаться вперед, просто так сложилось. Большим толчком для нас стал 2022 год, когда инвесторы стали осторожнее относиться к работе в Крыму и количество заказов резко сократилось. Именно тогда мы поняли, что нельзя так фокусироваться на одном регионе и на одном виде объектов.– То есть?– Изначально "Основа" специализировалась на проектировании объектов рекреационного назначения. Основной наш профиль – гостиницы, общежития (в Крыму, например, мы делали общежития для сотрудников "Крымского бриза" и "Интуриста"). Жильем занялись значительно позже: в 2020 году государство обращало на эту сферу самое пристальное внимание, поэтому и запрос на проектирование был огромный. Мы просто не могли остаться в стороне от этого рынка, хотя проектирование жилья требует гораздо более простых компетенций. Проектирование рекреационных объектов с комплексной отделкой и красивыми интерьерами можно сравнить с работой ювелира, который трудится над каким-то уникальным, сложным изделием. А потом к нему приходит заказчик и просит сделать обычную цепочку. Проектирование жилья – очень простая задача, понятная и по нормативам, и по исполнению. Но поскольку большие холдинги, с которыми мы работаем, приглашали нас поучаствовать в ее решении, мы отказываться не стали.– Современное жилье – это отдельная тема. Тут не обойтись без вопроса – получают ли сегодняшние архитекторы моральное удовлетворение от своей работы? Ведь далеко не всюду ситуация так же хороша, как в Казани.– Конечно, не все объекты приносят моральное удовлетворение, не все архитектурные амбиции удается реализовать. Но участие в проектировании жилья позволяет не просто держаться на плаву, но и развиваться. А для АКБ, работающего на территории полуострова, это не такая уж простая задача. Наши заказчики, особенно когда мы начали свою региональную экспансию, постоянно спрашивали – почему вы находитесь в Крыму, как это вообще получилось? Откуда вы берете сотрудников, тем более у вас такой большой штат? На самом деле ничего удивительного здесь нет, потому что у нас на полуострове два профильных вуза: Академия строительства и архитектуры КФУ и Институт развития города СевГУ. Оба вуза ежегодно выпускают на рынок новые кадры, и миссия нашей компании с самого начала включала в себя пункт о создании для них возможности работать и жить в родном городе, зарабатывая при этом не меньше, чем в Питере и Москве. По крайней мере, мы к этому стремимся.– А "большой штат" – это сколько? – На текущий момент у нас 115 сотрудников, в том числе – главные инженеры проектов, командированные в другие города для осуществления авторского надзора. Например, у нас есть проект в Сочи, на Роза-Хутор. В Екатеринбурге и Казани тоже работают откомандированные специалисты "Основы". Если же говорить об архитекторах, их у нас более 30. Из них около трети занимается эскизным проектированием и более 20 – рабочей документацией, генеральным планом объекта, технологией и так далее.– Вы упомянули Институт развития города СевГУ. У вас много их выпускников? И насколько вы ими довольны?– Да, достаточно много. Приходят они к нам еще студентами, но даже на практику мы берем не всех – отбираем тех, кто нам подходит, на базе тестовых заданий и собеседования. Обычно приходится выбирать из нескольких десятков присланных из разных городов резюме. Среди выпускников СевГУ есть очень талантливые ребята. В 2023 году, например, мы планировали взять на работу по результатам практики только одного сотрудника, а получилось, что взяли двоих – оба проявили себя очень хорошо и так же хорошо работают до сих пор. Так что талантливых, трудолюбивых ребят достаточно много. И это только увеличивает желание создать для них возможность работать по специальности здесь, в Севастополе, никуда не уезжая.Вот такие у нас времена– Давайте вернемся к сегодняшней ситуации, когда во главу угла ставится дешевизна, а все остальное – потом. Может быть, архитектура как вид искусства действительно доживает свои последние дни? Если она – застывшая в камне музыка, то жуткие высотные жилые комплексы (в Севастополе таких пока немного, и выглядят они менее ужасающе, чем, скажем, в Краснодаре) – просто какофония. Или что-то очень унылое и однообразное.– Архитектура – визуальное выражение времени. В археологии есть такое понятие – стратифицированные слои. Археологии видят – вот слой такого-то периода, вот другого. В архитектуре примерно то же самое. Мы четко можем определить, что вот это в Севастополе – архитектура 40-50-х годов, вот это – 70-х-80-х, вот это 90-х, а вот это 2000-х. И не будем забывать, что срок эксплуатации большинство объектов – от 50 до 100 лет. Через 100 лет их (за исключением каких-то жемчужин) просто не останется. Задача для нас, сегодняшних жителей города, – стараться не допускать разработки тех территорий, которые несут для нас какой-то сокровенный смысл. И выбирать их очень точно.– 50-100 лет? Но мы же помним, что на 50 лет были рассчитаны и панельные "хрущевки", которым уже значительно больше и которые по-прежнему "украшают" улицы российских городов. Другое дело, что и они, и современные жилые комплексы нужны людям, от этого не уйти. А значит, такое жилье будет появляться и дальше, как бы мы им не возмущались.– В Краснодаре, который вы упомянули, сейчас тоже очень хороший главный архитектор, который принимает много правильных решений и вносит много интересных идей. Но приехал он в город, в котором построены настоящие 20-этажные муравейники. И что самое главное – их покупали. То есть люди не сказали – Боже, какой кошмар, мы здесь жить не будем. Как и в 50-е – 60-е, когда началось массовое строительство "хрущевок". Ощущение было такое: жили в коммуналке, а теперь живем в отдельной квартире, прекрасно. Так и сейчас – нет отопления, только кондиционер? Маленькая комната без окна? Ну ничего, зато своя квартира! Это жилье – определенный ответ на те боли и проблемы, которые существуют в обществе. И так происходит всегда – социальные процессы, которые влияют на архитектуру, были и будут.– А разве соединить относительную дешевизну с минимальной внешней привлекательностью совершенно невозможно? Помнится, члены Архсовета высоко оценили проект микрорайона в районе 7-го километра Балаклавского шоссе. Да и вашу концепцию развития территории в районе Сапун-горы не критиковали – там претензии касались в основном не архитектуры, а инженерной и транспортной инфраструктуры. Значит, все же можно обойтись без того, что просто "ужас-ужас"?– К сожалению, такие микрорайоны есть и в Москве, и в Питере. Если проектировщик и застройщик сделают красиво, а у людей не будет денег все эту красоту покупать, люди счастливее не станут. А качественная архитектура и какие-то нестандартные решения – это всегда дорого. Нет другой корреляции! Сколько бы мы ни пытались – чуть только решение нестандартное, оно сразу стоит дороже.– С ценовым аргументом спорить сложно, особенно сейчас, когда застройщики в очень неприятном положении из-за роста цен и отмены льготной ипотеки. Так стоит ли готовиться к похоронам архитектуры?– Но в эпоху строительства "хрущевок" она ведь не умерла? В советское время, как рассказывают заставшие его архитекторы, с творчеством тоже было трудно. Был даже разрешенный процент монолитных конструкций, превышать который было нельзя. Большая часть конструкций должна была быть только заводского изготовления, и это очень сильно ограничивало архитекторов. Но эта эпоха закончилась, и они смогли творить. То есть унификация строительства не убила архитектуру, а создала определенный импульс для ее развития. Хотя и у постсоветского времени были свои особенности. В конце 90-х, когда в Москве началось активное строительство, к нам начали заходить крупные мировые проектные корпорации со своим пониманием того, как нужно работать с архитектурой. И среди построенного тогда в Москве и Санкт-Петербурге можно найти очень много объектов, которые сейчас совсем не актуальны и вообще непонятно, зачем были нужны. Но тогда было такое время, и я считаю, что такой процесс должен происходить, в том числе и в умах людей. Потому что это позволяет людям осознать, чего они хотят, что нужно обществу.– Учебу на ошибках никто не отменял. А если говорить о Севастополе? Вот вы сказали, что стандартизация советских построек не убила способность архитекторов творить. Какие здания постсоветского времени вам нравятся в нашем городе?– Очень нравится здание Банковской академии, сейчас – ЧВВМУ им. Нахимова. Это объект, спроектированный Георгием Григорьянцем. Весь градостроительный ансамбль отлично выдержан, и само здание сделано очень хорошо, и внутри оно великолепно. Или, например, 16-этажное здание рядом с гостиницей "Крым". Само по себе это здание гармонично.– Именно "само по себе", без учета окружающей среды. Кстати, только вчера мне рассказывали, что таких высоток, как гостиница "Крым", там планировалась целая улица. Но выяснилось, что склон ползет вниз, и от этих планов отказались.Тут разговор наш сделал неожиданный поворот – из построенного совсем недавно Максим Стрецкис отметил здание ТЦ "Лаванда". Это, признаться, удивило: даже без катастрофического соседства (о том, как фиолетовое на небольшом клочке земли внезапно переплелось с ядовито-красно-белым и нежно-голубым, ForPost рассказывал недавно) здание не кажется архитектурным шедевром.– У здания есть интересная пластика, внутри него – красивое пространство, – не согласен с этой оценкой собеседник. – Архитектура – это же не только внешняя, но и внутренняя составляющая. Когда в Севастополе работал Николай Гордюшин, мы много с ним об этом говорили. Он как раз сторонник архитектуры ощущений, архитектуры пространств – когда ты заходишь в здание и видишь, насколько гармонично и масштабно внутреннее пространство. Внешне объект может быть совсем простым, а вот его наполнение – очень интересным.– Могу согласиться с тем, что на фоне ужаса, появившегося там уже после "Лаванды", здание действительно выглядит неплохо. Что еще раз подтверждает правило "никогда не говори, что хуже некуда". Когда мы говорили об образовавшемся там цветовом кавардаке, вы сказали, что градостроительные решения принимались еще несколько лет назад. На это можно возразить, что цвет построек обсуждался сравнительно недавно. Но главное теперь – как из этого ужаса выйти?– Исправить ситуацию можно и даже не всегда сложно. Примеров, когда в результате работы архитектурной мысли менялся облик здания, вы можете найти довольно много. То есть объект уже был построен, но общественность его не принимала, и он переделывался. И способы могут быть совсем не дорогими – от озеленения с помощью различных видов растений, в том числе и вьющихся, до поэлементного изменения фасада. Я не буду озвучивать объекты, по внешнему виду которых мы делаем подобные предложения, но мы их делаем периодически. Это вполне нормально: городская среда должна быть комфортной, нам в ней жить. Мы же не хотим жить в квартире, которая нам не нравится? И если кто-то придет и делать все по своему вкусу, нам, скорее всего, будет некомфортно. Поэтому задача общества – говорить строителям и архитекторам, что не нравится., высказывать свое мнение. А задача строителей и архитекторов, конечно, слышать горожан.– Приятно слышать это от вас. Думаю, надо сказать, что Максим Стрецкис и АПБ "Основа" – это не только ненавистные многим нашим читателям микрорайоны КРТ, о которых мы уже упоминали, но и проект реконструкции Константиновской батареи для Русского географического общества. Есть и другие примеры, убеждающие, что красота и гармония для вас не пустой звук. Например, проект элитного жилого дома по ул. Гоголя, который был представлен Градсовету еще год назад. Кстати, как с ним дела? – Это вопрос к застройщику. Мы подготовили эскизный проект и больше с ними не работали. Не знаю, насколько сохранится та архитектура, которую мы предложили и которая была поддержана Градсоветом. Это тоже в первую очередь зависит от застройщика.– А часто бывает, что уже согласованный проект переделывается в ходе строительства?– В 90% случаев.– Серьезно?? Это же, наверное, очень больно.– Конечно. Иногда заказчики меняют цвет материала, тип материала, элементы фасада, что в итоге очень сильно его уплощает и упрощает. Но нормативная документация выстроена так, что застройщик имеет такую возможность. Многое зависит и от контроля – в той же Казани, которую я уже приводил в пример, у главного архитектора можно поучиться. По своему опыту работы в 15 регионах России могу даже сказать, что Ильсияр Мисхатовна – самый заинтересованный главный архитектор города, с которым мне приходилось общаться. В Казани целая "грядка" выдающихся общественных зданий. Но есть и отдельные небольшие проекты жилых домов, гостиниц и пр., которые тоже радуют глаз. Мы делали, например, проект жилого дома на ул. Калинина – это невероятный сложности проект, аналогов которому в регионах я даже не знаю. Там нет ни одного повторяющегося элемента – все этажи разные, все элементы фасада разные, у здания свой ритм с каждой стороны.– Это было требование заказчика? Удивительно.– Квартиры в этом доме продаются по 500-600 тысяч за квадрат. Находится он в таком месте, что город не может позволить себе построить здесь некрасивый объект. Благодаря этому и запускается механизм: застройщику не позволяют сделать дешево, значит, себестоимость растет, а раз квадрат стоит дорого, заказчик уже не может сделать объект плохим, потому что покупатель такого жилья плохого не хочет. Что делать– Применительно к Казани, видимо, речь идет о человеке, который в этом регионе родился и вырос. А насколько это условие вообще необходимо? В Севастополе приезжие кадры очень часто воспринимаются в штыки. Но ведь строился он после войны по проектам архитекторов из других городов, особенно Ленинграда.– Не так важно, где человек родился, нужно, чтобы он здесь хотя бы жил. Если архитектор живет в этой среде, он хочет, чтобы она была хорошей. Это как со своим домом и гостиницей. Если вы приезжаете сюда на короткое время, вы относитесь к городу иначе.– Наверное, после войны архитекторам было даже проще: город строился практически с нуля. Органично вписать новое в уже сложившуюся городскую структуру гораздо сложнее. Причем в структуру, извините за такой термин, довольно клочковатую – тут частный сектор, где кто во что горазд, тут "свечка" гостиницы "Крым" и одиночная высотка рядом. Как говорит молодежь, "ну такое". И все же давайте помечтаем. Если бы вам сейчас сказали – "Максим, делай с Севастополем что хочешь, чтобы он выглядел лучше" – что бы вы стали делать, что поменяли бы?– Многое у нас и сейчас делается правильно. Приняты ПЗЗ, даст Бог, скоро утвердят Генплан, процесс КРТ только-только запустился. А КРТ – этот как раз возможность уйти от "клочковатости". Все это является стимулом для появления архитектурного сообщества и среды для работы архитекторов. До сих пор у нас этого просто не было.– И все же – вот сейчас вы что стали бы делать, чтобы Севастополь выглядел лучше?– Я бы собрал аналитику, выслушал предпринимателей, которые работают в городе, постарался бы максимально услышать общественное мнение. Все это – часть неотъемлемой работы в рамках Генплана. Нужно понять, чего хотят люди и на что готовы предприниматели, и на этом строить свои планы. Потому что мы можем планировать что угодно – например, запроектировать новый крупный микрорайон в районе Сахарной Головки. Но если люди не хотят туда ехать, а предпринимателя не готовы там строить, потому что не верят, что это будет продаваться – как бы мы ни хотели, это будет неразумно.– А может быть, хороший микрорайон со школами и поликлиникой был бы востребован даже там. Я хочу сказать, что иногда, наверное, надо людей к чему-то подталкивать.– Да, иногда такие вещи надо делать. Есть пример Москвы, которая начала понуждать людей ездить на общественном транспорте, и это совершенно правильный посыл власти. За действиями московских властей стоит огромная аналитическая работа и серьезные градостроительные решения. Почему в Москве строится так много высоток? Потому что чем больше высоток, тем компактнее город. А чем компактнее город, тем проще его обслуживать и поддерживать порядок и чистоту. Что произошло с Москвой при Лужкове, ограничившем этажность? Вместе с большим спросом на жилье город начал разрастаться, вбирая в себя все больше новых территорий. А чем больше территория, тем больше людей нужно, чтобы ее обслуживать, чтобы решать проблемы медобслуживания и тушения пожаров. Нужно строить новые подстанции скорой помощи, новую инженерную инфраструктуру, содержать дороги и т. д. – а людей при этом больше не становится. Но если мы делаем город компактнее, мы должны обеспечивать качественную транспортную инфраструктуру. Ведь если компактный город будет забит машинами… Представьте – все люди собрались на этой густонаселенной территории со своими автомобилями. Поэтому надо создать условия, при которых они от своих автомобилей откажутся. И 600 рублей в час за парковку в центре города очень сильно мотивируют это сделать, причем даже самых состоятельных людей.– Это очень интересная тема - получается, что высотки выгодны не только их небогатым покупателям, но и власти. Ради этого и строятся. Но давайте вернемся к Севастополю.– Конечно, нужно много времени и ресурсов вкладывать в восстановление городского центра – это такая яркая туристическая точка, которая должна стать притяжением для экономики. Без нее не сможет развиваться бизнес, не будет инвестиций в новые классные проекты, в том числе в благоустройство. А экономика требует привлечения сторонних денег. Денежная масса, крутящаяся внутри города, не увеличивается, и никто в итоге не зарабатывает – все просто меняются товарами и услугами. Надо, чтобы приходили внешние деньги. А внешние деньги – это туризм, инвесторы, люди, привносящие в город новый капитал. И создание притягательного места для путешествий, для развития – это очень важный аспект. Второй аспект – слушать, что хотят жители, на что готовы предприниматели, и стараться "поженить" эти интересы между собой, чтобы они давали этот синергетический эффект.– Все мы прекрасно знаем, что в Севастополе много людей, не желающих менять вообще ничего. Если бы город законсервировался в том состоянии, в каком существовал в 70-е или начале 80-х – вот это было бы идеально. Это, конечно, утопия, но отчасти этот консерватизм можно понять. В городе есть проблемы, которые, опасаются люди, при массовой застройке могут стать неразрешимыми – вода, канализование и пр. Плюс желание сохранить уникальную природу, плюс страх перед многоэтажной застройкой, которая может не устоять в случае землетрясения. Компактный Севастополь спас бы от освоения многие природные территории. Но как быть с сейсмоопасностью?– Есть современные решения, с которыми это вообще не проблема. Посмотрите на Азию – Малайзия, Сингапур, Таиланд, Китай, Япония, Корея – это все сейсмоопасные регионы. Но там есть здания высотой 50 и 70 этажей. Или у нас на ЮБК – здание высотой 20 этажей там уже не считается сложной задачей.– Но мы еще не видели, как эти здания устоят в случае серьезного землетрясения. И что с ними после этого будет.– А что будет со зданиями, построенными в 50-е годы?– Ну, их жителям хотя бы падать будет не так высоко.– Решения для сейсмических зон есть, были они и раньше. Есть маятниковые механизмы на кровлях, которые уравновешивают качание. Еще в советское время на ул. Ерошенко был построен жилой дом на кинетических опорах – это проект 70-х годов. Такие опоры – как раз пример кинетического гашения толчков. И таких примеров достаточно много. То есть это – вопрос подходов, расчетов и, кстати сказать, школы, потому что здания высотой более 100 метров строятся в очень немногих городах России – Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Красноярске, еще двух-трех, точно сейчас не вспомню.– Но вы же сами сказали, что в 90% случаев согласованные проекты меняются на этапе строительства. Вот и здесь все будет зависеть от порядочности застройщика.– Конструктивные решения не меняются – меняется внешняя составляющая. А вообще землетрясения, конечно, вещь очень труднопрогнозируемая. И главная задача конструкторов здесь – предусмотреть возможность быстрой эвакуации для людей.– Завершая разговор на этой оптимистической ноте, спрошу, что вы сами хотели бы сказать нашим читателям. – Очень бы хотелось, чтобы общественность, и в том числе медиа, видела потребность города расти и развиваться. Потому что не имеет смысла воспитывать архитекторов, если им негде приложить свои таланты. И будет очень грустно, если способные ребята будут или уходить в другие сферы, или уезжать. Город все равно неизбежно будет развиваться, требовать оставить все как есть бесполезно. Так пусть его проектируют хорошие архитекторы. Надо находить способы передавать власти наши ощущения от среды – говорить не только о том, что нам не нравится, но и как бы мы хотели. Недостатка в критике нет и сейчас – вся проблема в дефиците предложений. У общественности их практически нет.Так ли это – вопрос, конечно, спорный. На наш взгляд, проблема во многом в механизме донесения этих предложений до людей, принимающих решения, а также готовности голос людей слышать. Отчасти есть за что тут упрекнуть и СМИ. В любом случае услышать мнение Максима Стрецкиса было интересно. Надеемся, не только нам, но и нашим читателям.Ольга Смирнова
