Шимпанзе не расскажут нам о том, что значит быть человеком
Не отрекаясь от родства с приматами, иногда необходимо размышлять и о специфических свойствах нашего вида.
Способны ли мы понять поступки президента Трампа, сравнивая его с шимпанзе? Полезно ли изучать других приматов, исследуя гендерное насилие в мире людей? Можно ли, наблюдая за шимпанзе, в частности за бонобо, узнать, почему люди устраивают войны или как нам сделать нашу жизнь лучше?
Поиски животных «корней» человеческого поведения не случайны, ибо люди — животные. Мы — млекопитающие, приматы, гоминоиды, а посему у человека в истории эволюции, в ДНК и физиологии много общего с шимпанзе (включая бонобо) — больше, чем с любым другим живым существом. Эта общность побуждает многих учёных искать решение человеческих проблем, исследуя мир шимпанзе.
Как аргументируют данную точку зрения? Если, заявляют её сторонники, война, сексуальное насилие, агрессия самцов, создание и использование орудий труда, охота и другие паттерны имеют место и у шимпанзе, и у людей, то это общие черты, эволюционно возникшие в давние времена. Следовательно, раскрыв причины появления такого поведения у шимпанзе, можно выяснить суть аналогичного поведения людей.
На первый взгляд, логика безупречная, но истины здесь мало.
Действительно, у людей и шимпанзе много сходного. Однако, проводя сравнение, мы, чтобы сделать правильные эволюционные выводы, должны быть уверены, что рассматриваем одни и те же эволюционные процессы и что «подобные» паттерны действительно подобны.
Из нынешних дел шимпанзе и людей большая часть напрямую несопоставима, потому что миллионы лет мы развивались независимо друг от друга. У нас была очень разная эволюция, и, эволюционируя, мы сформировали разные способы существования.
В последнее время, и совершенно не случайно, учёные главным образом интересовались обширными связями человека с его ближайшими родственниками и остальным миром естественной природы. Для изучения этих связей причин немало. В частности, оно позволяет пресечь ошибочный и даже опасный ход мыслей. Согласно утверждениям ряда учёных, философов и теологов, человеческая «природа» лежит за пределами естественного мира и потому не связана с природой других живых существ. Эти исторически сложившиеся взгляды вплоть до сегодняшнего дня имеют определённое влияние. К ним, например, относится представление об «уникальности человека», которое используют для оправдания эксплуатации других видов. А нежелание признавать наше родство с другими приматами является отличительной чертой антиэволюционной догматики. Отрицая наше эволюционное прошлое, она отрицает биологию и историю, фундаментальные научные данные, относящиеся к нашей физиологии и жизни. Признание того, что у нас много общего с другими приматами, особенно шимпанзе, позволяет нам смирять нашу гордыню и опровергать точку зрения, согласно которой место пребывания людей — выше естественного мира или вообще за его пределами.
Черты нашей морфологии и физиологии, то есть внешний облик и функции, и основные паттерны нашего социального поведения обусловлены тем фактом, что мы приматы. Подобно шимпанзе (и большинству приматов), мы, люди, придаём огромное значение нашему социальному миру и социальным способностям. Наше общество со свойственной ему интенсивной социальностью является частью характерного для приматов образа жизни, частью нашего эволюционного наследия.
На протяжении более 50 лет несколько обществ шимпанзе находилось под наблюдением исследователей, поэтому нам многое известно о том, что делают эти приматы и чего они не делают. У шимпанзе есть масса интересных социальных традиций (использование каменных орудий для колки орехов, а листьев — в качестве чашек для воды, «ловля на удочку» термитов) и способностей (сложные виды социальные иерархии, развитые социальные отношения, сложные групповые конфликты с другими сообществами шимпанзе). Изучение этих форм поведения может многое рассказать нам о шимпанзе и об их эволюции, а также объяснить некоторые особенности людей.
Но, кроме того, нам известно, что у шимпанзе нет никаких денег, правительств, религиозных институтов, вероучений и фанатиков. Они не арестовывают и не депортируют друг друга, не создают громоздкую экономику на базе материального и социального неравенства, не изменяют экосистемы в масштабах всей планеты, не строят города и самолёты, не обрекают тысячи других видов на вымирание и не ведут научно-популярные блоги. Мы же всё это делаем.
Будучи весьма специфическим млекопитающим, приматом и гоминоидом, человек способен созерцать окружающий мир, видеть его таким, какой он есть, выдумывать совершенно новые возможности и преобразовывать эти выдумки в материальную реальность — или, по крайней мере, пытаться это делать. Мы развили в себе способности быть самым отзывчивым и самым жестоким, самым творческим и самым разрушительным существом на Земле. И мы то и дело демонстрируем эти способности. Важно знать, как сформировалась наша специфика. Только исследуя особую эволюционную историю человечества с того времени, когда появилась наша линия развития, отличная от линий развития других гоминоидов, мы сможем лучше понять, какую нишу занимает человечество и что делает нас людьми.
Фокусируя своё внимание на человеческих свойствах, общих со свойствами шимпанзе (и других животных), мы забываем о различиях, не стремимся их исследовать, чтобы лучше понять, и тем самым лишаем себя способности решать критические проблемы современности с позиций эволюционизма. Нельзя объяснить нашей общей с шимпанзе историей расизм и глобальное изменение климата, а также гендерное разнообразие, движение #MeToo и недавно начавшийся рост национализма.
За 7—10 миллионов лет, прошедших с того момента, как разошлись линии развития человека и шимпанзе, мы сильно изменились. Начнём с генетики. Мы накопили 17 миллионов новых однонуклеотидных полиморфизмов, то есть единичных изменений в нашей ДНК. Кроме того, сравнение с геномами шимпанзе показало, что у нас было 2,5 миллиона случаев смешения ДНК — мутаций на основе вставок и делеций. Недавнее исследование даже выявило десятки генов, связанных со структурой и функционированием головного мозга, которые различны у людей и шимпанзе. Что касается морфологии, то у нас выросло количество жира по отношению к мышечной массе и изменилась структура взаимного расположения костей, мышц и связок рук, ног и лица, а также структура нижних конечностей.
Достаточно краткого экскурса в историю нашей эволюции, чтобы увидеть, насколько велики и разнообразны различия между нами и нашими родственниками-приматами. Согласно научным данным, первые представители рода Homo появились 2—3 миллиона лет назад. Как и у всех приматов, у этих предков современного человека была сложная социальная жизнь, но интенсивность их групповой сплочённости превосходила то, что имело место у большинства других приматов. Кроме того, они ходили на задних конечностях.
Наши предки, как и предшествовавшие им гоминины, были способны видеть в булыжнике потенциальное орудие, но, не ограничившись раскалыванием камней для орудийного использования, они взялись культивировать, расширять и развивать у себя эту способность, благодаря чему превзошли в применении орудий все другие виды животных.
В течение 1,5 миллиона лет эволюция Homo ускоренно приобретала всё более сложный характер, ведя к существенным сдвигам как в поведенческом, так и в нейробиологическом плане. Образовалась мощная обратная связь: новые способности создавали новые возможности, которые, в свою очередь, расширяли список того, на что мы способны. Инновации включали более сложное изготовление каменных орудий, общинную заботу о детях, добывание и поддержание огня, а также создание значимых вещей. Со временем росла наша способность добывать пищу, а с ней и наша экологическая экспансия.
Наш головной мозг становился больше и сложнее. В настоящее время мы можем констатировать, что его размеры по отношению к размерам всего тела выросли в шесть раз, и это разительно отличает нас от других млекопитающих, в том числе от многих приматов. Мы увеличили относительную величину и сложность лобных долей, всей коры головного мозга, тех его областей, которые отвечают за сложное мышление, планирование и принятие решений. Чтобы младенческий мозг стал взрослым, человеку нужно в три раза больше времени, чем нашим ближайшим родственникам.
За последние 300 000—400 000 лет в материальном и социальном отношении человеческая жизнь стала ещё сложнее, чем прежде. Общества людей, возникшие как географически весьма отдалённые друг от друга популяции Homo, начали чаще взаимодействовать. Из этих ассоциаций родилась самобытная человеческая экология.
В это время мы приступили к формированию и развитию богатой и удивительно сложной системы морфологических, голосовых, жестовых и символических процессов (так называемого «языка»), которая позволила добывать информацию и обмениваться ею на различных уровнях. Теперь мы можем обсуждать прошлое и будущее, внутренние состояния и образы, надежды и мечты. Создавая понятия, мы распространяем их повсюду и даже помещаем в материальные предметы, такие как книги, статьи и отчёты. Благодаря записанным историческим фактам и рассказам люди, в отличие от родственников-приматов, могут делиться мыслями, идеями, переживаниями, желаниями и взглядами с другими людьми даже после своей смерти.
Материальные свидетельства творческого осмысления жизни нашими предками позволяют утверждать, что такого рода деятельность стала обычной примерно 40 000—300 000 лет назад. Вырезанные и нарисованные картины, бусы и статуэтки показывают, как наши предки представляли себе новые события и отношения репрезентации, как они создавали или изменяли вещи, чтобы по-новому взглянуть на себя и свой мир. В это же время, по-видимому, люди стали придумывать объяснения тому, что они наблюдали, — таким явлениям, как штормы, движение луны и даже смерть.
У них было мышление, сходное с современным нашим. И на этом сходство не кончается. Окаменелые останки данного периода больше похожи на кости нынешних людей, чем останки представителей всех предыдущих популяций.
Несколько сотен тысяч лет назад гоминины, способные к сложной социальной жизни, породили нас — существа, которые заняли высокоорганизованную, инновационную и гиперсложную нишу. Наш вид использует воображение, сложные материальные и социальные сети, а также интенсивное, разнообразное общение, чтобы изменять себя и окружающий мир.
За последние 8 000—15 000 лет мы создали концепции собственности, владения и личности, которые определили структуру нашей жизни. Революционные достижения в сфере выращивания и хранения продуктов питания, а также одомашнивание животных и окультуривание растений позволили нам обустроить свою среду обитания по-новому. В результате осуществлённых нами преобразований социальной организации открылись возможности творчески зарабатывать на жизнь.
И структурные инновации, и новые социальные явления стали благодатной почвой для совершенствования общественного строя. Города, монументальная коммунальная архитектура, религиозные институты, крупномасштабная политика и экономика, неравенство и войны, дружно возникнув, развивались вширь и вглубь. Каждый шаг вперёд перестраивал возможности и паттерны специфически человеческого поведения.
На этом недавнем этапе человеческой истории гендерные, политические и экономические процессы стали влиять на мысли и переживания людей о себе и обо всём мире гораздо больше, чем в прежние времена. Эти недавно сформировавшиеся и постоянно усложняющиеся процессы открыли двери для всё более и более структурированных, далеко идущих и основанных на неравенстве форм человеческой социальной реальности.
У шимпанзе (и многих других животных) несомненно есть сложные общества и сложная социальная жизнь. Но очень важно поместить человечество и все его свершения в контекст нашей уникальной истории эволюции.
То, что лежит в основе всех навыков и умений, которые приобретаются, используются и изменяются людьми в ходе их деятельности, — это, в первую очередь, процессы и паттерны нашего специфического эволюционного прошлого и настоящего, хотя и не только они. Человеческое поведение следует изучать в контексте того, что представляет собой человек, что он делает и как он развивает свои тело и разум. Линии эволюции человека и шимпанзе имеют существенные различия, и в силу этого для многих человеческих процессов у шимпанзе нет непосредственных аналогов.
Вот почему некорректно сравнивать Трампа с шимпанзе. Из утверждения о сходстве Трампа с агрессивным альфа-самцом шимпанзе вытекает, что в основе его поведения лежат эволюционные корни и поведенческие паттерны, доставшиеся ему от шимпанзе. Эта позиция игнорирует специфически человеческие процессы и контексты, которые играют существенную роль в жизни современного человечества, поддерживая его деятельность и способствуя её эффективности. Данные контексты включают в себя историю и современную реальность специфических форм неравенства, проистекающих из экономических, расистских и сексистских процессов, идущих в нашем обществе. Нам нужно учитывать эти реалии, чтобы эффективно критиковать поведение Трампа и предлагать какие-то альтернативы.
Действительно, у людей и шимпанзе много общего, но, коль скоро речь идёт о современном человеческом поведении, необходимо исследовать историю эволюции человека и нынешние реалии. Такой подход гораздо эффективней, чем использование поверхностных сравнений с нашими ближайшими родственниками.