Два образа в одном: к 100-летию гибели Николая II
Жизнь членов семьи последнего из российских императоров оборвалась в ночь на 17 июля 1918 года в Екатеринбурге. Следующей ночью неподалеку, под Алапаевском, так же бессудно и зверски были убиты еще несколько ближайших родственников Николая II. В оправдание советская власть долгое время утверждала, что «иначе поступить было нельзя». А еще, мол, это сугубо инициатива местных, уральских большевиков. Так сказать революционная самодеятельность.
Разумеется и то, и другое – ложь. Поступить иначе было не только можно, но и нужно, было бы желание. Во-вторых, решение (как и, например, через полтора года в отношении Колчака) принимал узкий круг руководителей страны во главе с Лениным. А нежелание публично взять ответственность на себя означает, что в глубине души «решатели» давали адекватную оценку собственным действиям.
В кругу семьи. Все, кто запечатлен на фото, – Николай II, его супруга, сын и четыре дочери – были убиты в ночь на 17 июля 1918 года…
Впрочем, история жизни Николая II делится надвое. И не по времени, а разрезая его портрет на две части. Первая – образ великомученика, страстотерпца. Здесь звериная жестокость палачей даже подчеркивает достоинства Николая Александровича Романова: отличный семьянин, заботливый муж и отец, воспитан, образован, без панибратства, но и без высокомерия… Отличительная черта последнего самодержца, даже в сравнении с предшественниками, – искренняя сусальность, патриархальность, опора на Русь уходящую, сословную. И вместе с тем – начитанность, галантность, стремление в быту не отставать от времени…
Увы, но хороший человек – не профессия, особенно если выпало возглавить огромную страну, да еще и в переломную эпоху. Многие из современников, включая тех, кто входил в ближайшее окружение императора, отмечали, что на его плечи свалился непосильный груз. А ведь от правителя, тем паче владеющего полнотой власти, зависит очень многое. И то, что в начале прошлого века российский царь был слабым как государственный деятель, как лидер, во многом, если не в решающей степени, привело к величайшим потрясениям. Поэтому и категоричная (позитивная или негативная) оценка личности Николая II страдает неполнотой и однобокостью.
«Неглупый человек, но безвольный», – говорил об императоре Сергей Витте. Но и столь лаконичная «золотая середина» все-таки упрощает реальный образ Николая II. В голове последнего царя, судя по его дневникам, уживались и нелюбовь к реформам («От всех этих перемен голова идет кругом. По-моему они происходят слишком часто»), и вера в будущее господство России на планете («…мы станем самым великим народом, самым великим государством, все в мире будет делаться с нашего разрешения»). Он часто уступал супруге («Лучше десять Распутиных, чем одна истерика императрицы»), но мучился этой уступчивостью («…в конце концов остаюсь болваном, без воли и без характера»).
В череде ошибок Николая II особое место занимают три. Первая – недооценка миссии Петра Столыпина. Вторая – опрометчивое вступление в мировую войну, а затем не вполне умелое руководство воюющей страной. И третье – обвальное, чуть ли не моментальное отречение от престола. Впрочем, Николай Александрович не был бы самим собой, если бы во всех трех случаях поступил иначе – жестко, по-волевому, дорожа вкусом власти. Впрочем, и тут не все так просто – Николай II понимал свою задачу, свой долг перед Отечеством. Но… ничего не мог с собой поделать. Его слова, сказанные весной 1917-го (впрочем, как всегда, тихо, интеллигентно), оказались пророческими: «Я берёг не самодержавную власть, а Россию. Я не убежден, что перемена формы правления даст спокойствие и счастье народу».
Юрий Пронин для ИА «Альтаир»