Предательство элиты – одна из главных причин развала всей страны
Николай II и Александра Фёдоровна в окружении придворных
В воспоминаниях современников Император Николай II и вся Царская семья предстают перед нами в кардинально противоположных образах, как будто речь идёт о совершенно разных людях. Чтобы найти правду, достаточно понять, что двигало людьми, оставившими свои мемуары: любовь и преданность монаршей чете или зависть и обиды. В основе действий всегда лежит мотив.
Во время правления Николая II нравственное состояние общества, особенно членов царской фамилии, явилось одной из главных причиной падения монархии.
Великая княгиня Ольга Александровна, младшая сестра Николая II, вспоминая в эмиграции отношение династии Романовых к Царю с Царицей и семейным традициям, говорила: «Нет никакого сомнения в том, что распаду Российской Империи способствовало последнее поколение Романовых. Дело в том, что все эти роковые годы Романовы, которым следовало бы являть собой самых стойких и верных защитников престола, не отвечали нормам морали и не придерживались семейных традиций».
Уже в XIX веке Императорская фамилия значительно увеличилась, поскольку в семьях нередко было по 5-6 детей. Стали возникать отдельные кланы и партии и соперничество между ними. Далеко не все представители рода вели столь безупречную жизнь, как Александр III и его сын Николай II. Но если при Александре III, управлявшим фамилией жёстко, с помощью приказов, члены рода сдерживали себя, опасаясь гнева Императора, то при более деликатном государе, каким являлся Николай II, вся их неприязнь к Царской чете и желание самоутвердиться проявились в полной мере.
Безусловно, многие Романовы обладали достаточными умом и способностями, чтобы служить Государю и своей Родине, но предпочли направить эти способности на удовлетворение собственных амбиций.
Великая княгиня Ольга Александровна вспоминала: «Большинство из нас досаждали Ники и даже устраивали сцены в его присутствии, чтобы удовлетворить свои интересы, свои ничтожные помыслы. …слишком многие из нас, Романовых, были эгоистами, которых снедала ненасытная жажда наслаждений и почестей. Ярче всего это доказывала ужасающая неразборчивость, какую проявляли представители последнего поколения нашей семьи в вопросах брака. Следовавшие один за другим семейные скандалы не могли не шокировать русское общество. Но разве хоть кого-то из них заботило, какое они производят впечатление?»
Сразу после воцарения Императора Николая II произошла целая серия матримониальных бунтов – Великие князья Романовы, нарушая существующий закон, стали вступать в неравнородные браки. Даже брат Николая II Михаил Александрович женился на разведённой скандальной женщине.
В отличие от подобных представителей династии Николай II был кристально чист – он являл собой образец прекрасного семьянина и глубоко верующего человека. Он занимался государственными делами, в то время как светское общество плодило сплетни в салонах и кулуарах. Он предпочитал тихие семейные вечера увеселениям и балам. Нравственно и духовно он был гораздо выше большинства своего окружения и представителей династии, а потому так называемое высшее общество должно было опустить его до своего уровня, смешать с грязью. Не зря Лили Ден, подруга Императрицы, метко назвала эту часть общества «светской чернью».
Так, интриги и сплетни рождались в салонах Ольги Фёдоровны, урождённой принцессы Баденской, супруги Великого князя Михаила Николаевича (четвёртого сына Императора Николая I), которая слыла «первой сплетницей Империи». Тот, кто не заискивал перед ней, становился её личным врагом. Из её гостиных распространялась жестокая клевета, дискредитировавшая Царскую семью.
После кончины матери "Михайловичи" продолжали вести свои игры. Спустя годы, уже в эмиграции, внук Николая I Великий князь Александр Михайлович написал мемуары, наполненные инсинуациями против своего двоюродного племянника Николая II и Александры Фёдоровны.
Не отставал в проявлениях ненависти и порождении лжи и двор Марии Павловны, супруги Великого князя Владимира Александровича (третьего сына Императора Александра II), которую в родственных кругах называли «Михень». Особенно невзлюбила Михень Александру Фёдоровну.
Как писал сведущий в придворной жизни генерал А.А. Мосолов, «Великая княгиня Мария Павловна, женщина умная и властолюбивая, пожелала стать наперсницею и опекуншею Государыни, но сразу получила холодный и решительный отпор, благодаря чему и стала неприязненно относиться к Императрице».
Даже вдовствующая Государыня Мария Фёдоровна с неодобрением воспринимала свою невестку, пыталась руководить её жизнью. А после наветов и вовсе позволяла себе критиковать царицу в присутствии других лиц.
«Таким образом, – заключал А.А. Мосолов, – Царица имела против себя Двор вдовствующей Государыни и могущественный двор Марии Павловны, к которому примыкало всё петербургское общество».
Чем же так не угодила высшему обществу Александра Фёдоровна? Тем же, чем и её супруг Николай II. Она была слишком искренней и цельной, глубоко и страстно верящей в Бога. Все мысли и чувства царицы были исключительно возвышенны и благородны (о чём свидетельствуют её дневники и переписка), она была готова помогать и помогала многим по зову души. Она не хотела и не умела любезничать и лицемерить, участвовать в бесконечных пустых церемониях. Такого не прощали и не забывали.
Александра Фёдоровна быстро распознала фальшь и враждебность аристократии. Уже вскоре после замужества царица со свойственной ей проницательностью писала немецкой приятельнице Прусской баронессе Рантцау: «Я чувствую, что все, кто окружает Моего мужа, неискренни и никто не исполняет своего долга ради долга и ради России. Все служат Ему из-за карьеры и личной выгоды».
Всё ставилось в вину Императрице: не такая «складка губ», не то выражение лица, слишком часто кивала головой в знак приветствия, не поддержала идею бала в 1907 году, ссылаясь на послевоенный траур... Даже то, что Императрица привлекла старших дочерей ассистировать при хирургических операциях в госпитале, осуждалось обществом.
Нередко те, кто непосредственно общался с Государыней, удивлялись тому, насколько суждения о ней не соответствовали действительности. Например, старшая сестра милосердия Царскосельского госпиталя В.И. Чеботарёва, много месяцев наблюдавшая за Царицей и Великими княжнами во время их работы в госпитале, сделала очень показательную запись в дневнике в феврале 1917 года: «Молва все неудачи, все перемены в назначениях приписывает Государыне. Волосы дыбом встают: в чём только Её ни обвиняют, каждый слой общества со своей точки зрения, но общий, дружный порыв – нелюбовь и недоверие… а стоит посмотреть в Её чистые, умные глаза и поймёшь, что на низкий поступок Она неспособна – такая прямая, ясная».
Николая II, в узком семейном кругу которого никогда никого за глаза не обсуждали, не сплетничали, глубоко возмущала эта черта аристократии. В мемуарах французского посла в России Мориса Палеолога запечатлена фраза Государя на приёме посла в Царском селе: «Эти миазмы Петрограда... Их чувствуешь здесь на расстоянии 22 вёрст, и этот скверный дух идёт не из народных кварталов, а из салонов. Какой срам! Какое ничтожество! Можно ли быть настолько лишённым совести, патриотизма и веры?!"
Сплетни высшего общества множила пресса, повторяли обыватели, смаковали недобросовестные историки. Уж если сами Романовы позволяли себе чернить монарха, олицетворявшего высшую власть, помазанника Бога, то что тогда говорить о других сословиях?
«Гостиные барских особняков, столичные аристократические салоны, отдельные залы фешенебельных ресторанов и дорогих трактиров стали аренами бурных дискуссий. Здесь формировалось то, что в России считалось "общественным мнением". А оно складывалось не в пользу нового Монарха. Постепенно оно охватило различные социальные слои, и к нач. XX века критическое отношение к Самодержавию стало признаком "хорошего тона" в кругах так называемого прогрессивного общества. Прослыть "прогрессивным" было довольно легко: надо было лишь выступать против "деспотизма", критикуя и осмеивая все начинания власти. Петербургское общество того времени представляло собой ярмарку человеческого тщеславия, торжество самомнения и человеческих амбиций, где простым и подлинным мыслям и делам не было места», – справедливо отмечает А.Н. Боханов. И делает однозначное заключение: «Этот общественный антицарский психоз делал революционную катастрофу неизбежной».
Чем больше делали Царь и Царица на благо Отечества, тем громче раздавались голоса их противников. Нравственный образ жизни, преданность Богу, следование русским духовным традициям, высокие человеческие качества монархов – всё это было немым укором многочисленным представителям высшего света, погрязшим в зависти, сплетнях, интригах, жажде увеселений. Николай II и Александра Фёдоровна «беспокоили человеческую совесть, мешая людям комфортно устроиться на земле без Бога. Потому-то жизнь Святых Подвижников неизбежно сопровождали хула и клевета».
Вот на этой почве предвзятого «общественного мнения», обильно удобренной интригами и клеветой, и родился заговор министров и генералов, приведший к государственному перевороту в феврале 1917 года. Уже через полгода власть изменников тоже пала.