Саня–генерал

Когда дверь камеры закрылась, он громко поздоровался, но с рукопожатиями ни к кому не полез. Забросил на пустую шконку свою постель и мешок с вещами, умылся под краном и закурил.
— О, угости пшеничной – подьехал к нему бичеватый малый из Смолевич. Он выпустил в лицо попрошайке струю дыма:
— Затягивайся.
Я наблюдал за ним со шконки. Он, не спеша, с нарочитым достоинством, подошел ко мне:
— Ты в камере смотрящий? – спросил он.
— Почему ты так решил?
— Возле окна лежишь.
— Нет, — ответил я, – камера без закона. Борисовские беспредельничают.
— Борисовские, борисовские это хорошо.
— Давно это место занял?
— С зимы. Сюда никто ложиться не хотел, холодно.
— Ты фэтр? — спросил он.
— Не понимаю?
— Какой ты нации?
— Я – еврей.
— Иврей, иврей – передразнил он меня. — Фэтр, бля. Умная нация, я вас уважаю.
— И на том спасибо, – сказал я.
— Пожалуйста, — ответил он, и улыбнулся золотыми коронками.
Сел за стол, где играли в домино. Показал как фишками домино можно играть в карточные игры. Втянул всю камеру в игру. Выиграл место на нижней шконке подо мной. Камера, возбужденная новым развлечением, шумела, волновалась. Я уснул под звуки прибоя на своем месте на верхней шконке возле окна. Разбудили меня крики. Новенький ссорился с борисовскими. Был обед. Через кормушку подавали суп.
— Нефиг крысятничать, — раздраженно говорил новенький,– ты миску в руки взял, значит она твоя, а я себе сам возьму.
— Бери, пока дают, а то вообще с хуем останешься.
В тот же момент новенький ударил по миске, которую борисовский держал в руках, снизу ладонью, и горячий суп выплеснулся на грудь. "Не хотел на морду, — сказал он потом, — пожалел".
Началсь драка. Один против троих. Новенький ушел спиной к стене и довольно технично отбивался, работая руками и ногами. Я спрыгнул со своей шконки, повалил одного и сдавил ему шею воротником. Борисовские ретировались в свой угол. Драка закончилась. Я вернулся на свою койку и достал из–под подушки англо–русский словарь. Подошел новенький.
— Благодарствуем, — сказал он.
— Your Welcome.
— Давай, знакомиться, сказал он, — Саня. — И добавил — Генерал.
— Почему генерал?
Мой новый знакомый рассказал историю.
— У меня доступ был к офицерским мундирам разных родов войск через одну знакомую из военторга. Из всех я предпочитaю летчиков. Летная форма самая красивая и женщины на нее ведутся лучше всего.
Схема такая. Знакомишься с продавщицей из ювелирки или из отдела хрусталя. Шоколад, конфеты, духи, рестораны, кино, танцы в Доме Офицеров. Каждый раз цветы. Я — военный летчик, живу в офицерском общежитии, позвать к себе не могу. Приглашает домой. Остаюсь на ночь. Живу в квартире несколько дней, присматриваюсь, где что лежит. Онa счастлива и я счастлив. Медовый месяц, но редко кто из них выдерживает больше недели, что бы не заговорить о регистрации отношений, и на следующее же утро, когда она уходит на работу, я беру все что есть интересного, что можно легко продать, и сваливаю.
Первый раз снял разведенку из магазина Подарки. Она милая, заботливая, ласковая. Ребенок в яслях на продленке. Когда подарил цветы, заплакала. Прожил у нее неделю, а потом ушел. Написал записку, что нашу часть перебрасывают в Афганистан. Останусь жив, вернусь, поженимся. Ничего не брал. Имущества у нее – обручальное кольцо от первого брака в хрустальной пепельнице в серванте.
Подумал, нет. Старлеем я выше продавщицы никогда не поднимусь. Надо повышаться в звании. Присвоил себе капитана, досрочно. В первый же вечер снял администраторшу из одного кафе. Классная баба. Жить с ней весело — все у нее халявное: жратва, выпивка, музыка. Она не старая: под тридцатник, но видно кое–что повидала. Замуж не просится, документы не спрашивает. Одна в ней, правда, странная особенность. В постели только сверху в позе наездника, больше никак по другому не хочет. Месяц у нее живу, каждый вечер пьяный, каждую ночь секс. Устал от такой жизни.
В тот вечер не пошел с ней, решил выспаться. И вот среди ночи звонит с работы, приезжай срочно, нужно кое с кем разобраться. А я уже спал, сказал что–то да и кинул трубку. Нет, блядь, прилетает на такси, будит меня и кричит:
— Где твой пистолет, бери, поехали, нужно за меня отомстить.
Я ей говорю:
— Какой у меня нахрен пистолет. Это у милиционера пистолет, а у меня нет никакого пистолета.
А она кричит:
— Kак же так, ты же военный, должно быть у тебя оружие!
Я ей говорю:
— Мое оружие это ракеты и атомные бомбы. Тут она мне залепляет по щеке и кричит: — Говно ты, а не военный, если не можешь защитить любимую женщину.
Я ее обнял, давай успокаивать лаской по мужски. Конечно разозлился от этой пощечины. Думаю, что ты все сверху и сверху, дай–ка и я на тебе покатаюсь. И тут, что называется, попал в самую эрогенную зону. Она, оказывается, только этого и ждала. Такая у нас получилась безумная ночь со слезами, признаниями, стихами, воспоминаниями и любовью. А наутро она мне огромный бифштекс с жареной картошечкой, фужер красного вина и села рядом, смотрит как я ем и говорит:
— Давай поженимся.
Тут я понял, что нужно сваливать. Когда она на работу ушла, пошарил у нее в хате, а там ни черта нет. Баба ветренная, непутевая, без имущества. Оставил ей записку со стихами и сменил дислокацию.
Эх, думаю, капитан в наше время это не то звание, с которым можно на что–то рассчитывать. Нужно повышаться. Только до кого? Майор недалеко от капитана ушел, такое же говно. Что думаю мелочиться, присвою–ка я себе подполковника.
Будучи подполковником ВВС снял завотдела одного крупного универмага. Звание подполковника накладывает на тебя yже совсем другие права и обязанности. Тут и манеры и речь и общее поведение. Какой там Дом Офицеров или цирк, — филармония и оперный театр.
Жила моя избранница в доме на Пулихова, где серьезные мужчины носят пыжиковые шапки зимой и летом круглый год. В трехкомнатной квартире все импортное. В заграницах была в Болгарии, Польше, ГДР и Монголии. Жигули шестерка, сама водит. Дочка взрослая учится в Москве во ВГИКе. Про мужа правда ничего не говорит, да я и не спрашиваю. Утром спортивный бег в парке Горького, и главное мучение – вегетарианство. Я до того с этим ее заебоном дошел, что вынужден был бегать в спортивном костюме к ЦУМу, что бы поесть горячих пирожков с мясом. Но в сексе, за то я был вознагражден. Заведующая моя хотя и была под сорок, имела тело двадцатилетней девушки, а все что в постели, делала по специальному индийскому учению. Здесь я много чему научился. Любила гулять со мной подруку в своем районе, и что бы доставить ей удовольствие, я иногда останавливал младшего офицера и за что–нибудь строго отчитывал. Ох, если бы ты знал, в какое она приходила от этих моих штук возбуждение. Мы возвращались домой и там она устраивала мне такой заплет с забросом по своей книжке на английском языке, что я удивляюсь как только не сломал себе что–нибудь. Я у нее задержался на два месяца и не только потому, что мне у нее было хорошо, а еще и потому, что никак не мог понять, где она хранит нажитое. Скажу тебе честно, не очень искал, не хотелось нарушать гармонию. Не знаю, сколько бы я прожил еще подполковником, но случилась вдруг неожиданное. Как то раз вечером она не пришла с работы. А рано утром дверь в квартиру, не постучавшись, своим ключом, открыл какой то чмырь, разбудил меня и сказал, что бы я съебывал немедленно, потому что сюда в любой момент могут прийти с обыском. А на мой вопрос, где она, только махнул рукой. Потом подошел к книжному шкафу, вынул 56–й справочный том Ленина и быстро удалился. Я собрался по военному за сорок пять секунд. Ничего не взял, прихватил только английскую книжку с индийским учением.
Вот тогда я впервые задумался о своей непутевой жизни. Кто я такой, чем занимаюсь, какое у меня будущее. Денег нет, образования нет, семьи нет, машины нет. А так всего хочется.
Целый день шлялся по городу, а к вечеру зашел к своей знакомой в военторг, и она мне говорит: Как бы в шутку так: Есть генеральский мундир. В шитье не большой брак, незаметный, поэтому отдается дешево. Конечно, генеральскому мундиру я явно не соответствовал. Я даже понятия не имел о том, что такое генерал, как он должен себя вести, ходить, есть или сморкаться. Но что то я этими переодеваниями сильно увлекся и не мог уже остановиться никак. Подумал, одену генеральский мундир, пойду в комиссионку на Карла Маркса и поймаю там свою птицу счастья.
В первый же день, когда я вышел к Оперному театру попробовать генерал майора, меня остановил военный патруль и старший — офицер всего лишь в капитанском звании, вместо того что бы соблюдать субординацию, отдавать мне честь и все такое, глядя на меня начал хохотать и вместе с ним, над кем, надо мной – генералом Советской Армии, смеялись простые патрульные солдаты.

Написал rabina1950 на microproza.d3.ru / комментировать