Иносказание: Метаморфозы имени розы. – 6.
Остановиться, оглянуться
Удивительно, как меняется наше понимание какого-то явления, если вдруг оно привлечёт особое внимание. Так произошло с уже упомянутым в предыдущем блоге названием цветка розы: только притронься, и оно выстроит целый небоскрёб явных и особенно - скрытых значений. Нет смысла вгрызаться в их символические глубины, интернет переполнен такой информацией (есть двухтомное издание Мифы народов мира, есть Википедия, на один из прекрасных источников указал автор одного из комментариев к предыдущему посту этой темы - http://www.symbolarium.ru/index.php/Роза). Конечно, проще всего, к примеру, дать какое-нибудь заштампованное клише, как это сделал автор фильма Чёрная роза эмблема печали, красная роза - эмблема любви. Но это работает только в рамках данного киноповествования.
При слове роза визуальная память выдаст в первую очередь картинку красной розы (варианты алая, или, как в названии фильма Вуди Аллена Пурпурная роза Каира), хотя цветовая палитра цветка, как говорилось, разнообразна. С другой стороны, имя розы дало название розовому цвету. Такой вот парадокс ведущий цвет в образе розы красный, а слово стало основой другого (пусть и смежного) цвета, который правда, получается от смешения красного и белого. Может, в этом и объяснение: этот цвет символизирует изящество и красоту, а в старорусском красный означало ещё и красивый (красна девица вовсе не была вымазана красной краской, Красная Площадь известна всем, изба красна пирогами, а не углами, но при этом красный угол с иконами в крестьянской избе был её духовным центром).
А белый цвет складывается из семи цветов радуги (вспомним наш школьный учебник физики и луч света пропускаемый сквозь стеклянную призму, мы же все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь). Наверное, поэтому Андрей Тарковский начал снимать свой самый пронзительный фильм Зеркало под названием Белый, белый день (строка из стихотворения его отца Арсения Тарковского). Все цвета радуги, сливаясь, создают новое качество совершенство полноты от реализации задуманного. Краски радуги трансформируются в многоцветье природы залитой белым светом солнечного дня (когда-то написал эссе в Дилетанте о странной русской поговорке: не родишься белого света не увидишь, а что это такое не родишься?) Реальный мир, он и есть белый свет? Но мы воспринимаем его сквозь зеркало нашей памяти, у каждого - свой. Поэтому окончательный выбор названия фильма более точный, но это уже другая тема для разговора.
Надо, видимо, принять как данность тот факт, что идеальное слово может материализовывать свой внутренний энергетический потенциал в самых разных направлениях (уже употреблял этот термин в своих блогах, - позаимствовал у самого себя). Происходит материализация идеального не только в литературной, но и в нашей обычной речи. К примеру, глагол в настоящем времени спокойно способен передавать и прошлое, и будущее: Иду в театр и вспоминаю, что забыл билет. / Завтра иду в театр. / Иду я как-то в театр, и вдруг.
Такой сильный энергетический запас приобрело со временем и слово роза. Ограниченным осталось поле прямого смысла: название цветка имеет обычную для терминов биометрическую цепочку значений. Но в общенародном языке включились механизмы иносказания, которые опираются не на сущностные характеристики розы (как объекта биологии), а на её признаки. В том числе, и признаки, привнесённые субъективной переоценкой предмета. Так сквозь века сформировался стереотип нашего понимания (тона красного цвета, пик цветения, свежесть, предмет эстетического восхищения, безупречная симметричность строения и т.п.- см. словари и энциклопедии).
В этом плане интересно сопоставить одну из вершин средневековой поэмы Роман о розе XIII-го века и роман современного лингвиста и писателя Умберто Эко Имя розы. Роман о розе - своеобразная поэма, написанная двумя авторами, которые даже не были знакомы друг с другом. Просто второй автор написал продолжение через 40 лет после создания первого варианта. Это хрестоматийный пример развития поэтической мысли от конкретного к высотам абстрактных обобщений. Первый автор изысканный аристократ (Гийом де ЛорИс Guillaume de Lorris) создал утончённый кодекс рыцарской любви в форме аллегорического повествования о поэте и его любви к недосягаемому идеалу прекрасной розе из райского сада (источник такой символики - Песнь песней библейского царя Соломона). Второй автор Жан де Мён (Jean de Meung), был типичным представителем городской культуры, источника будущего Возрождения. Он сохранил авторский приём аллегории, перерастающей в символ. Однако идеологический вектор резко поменялся: аристократ страдает от невозможности достичь идеала (=сорвать розу), тогда как воодушевлённый новыми идеями горожанин уверенно ведёт героя поэмы к победе, вводя новые образы аллегории (Добродетель, Целомудрие и т.д., а главное самоё природу Dame Nature, чьи длинные и довольно нудные монологи призваны объяснить, насколько новые научные знания нужны человеку). Победа за прогрессом: сад-крепость взята, роза сорвана.
Разница весьма показательна, поскольку идеология Возрождения - гармония двух факторов в человеке: духовного и физического,- отвергает средневековый приоритет религиозного духа и умерщвления плоти. Средневековая мораль превозносила идеал платонической любви рыцаря к Прекрасной Даме, что и символизировал визуальный образ недоступной розы. А Возрождение (Ренесcанс - Renaissance) выдвигает иную концепцию: роза как символ чувства и страсти. Вспомним хотя бы волшебство оперы Чайковского Иоланта: рыцарь просит принцессу, не подозревающую о своей слепоте, сорвать ему алую розу - символ любви и понимает всё, когда она дважды ошибается, срывая белую. Добавим, что Пьер Ронсар (Pierre Ronsard), самый известный поэт французского Возрождения XVI века, призывал: и розы бытия спеши срывать весной (Queillez ds aujourdhui les roses de la vie - Сонет к Елене, прекрасный перевод Вильгельма Левика). Всё так, но места порассуждать о романе Умберто Эко уже нет, прощения просим. А тему вроде бы пора закрывать. Посмотрим